Он поднял уставшее и осунувшееся лицо с темными кругами под глазами, посмотрел на меня, пристально, прямо в глаза.

— Мой дядя военный министр, ты знаешь. Я его заместитель по вопросам военнопленных, поэтому должен был присутствовать.

— Да, конечно, я понимаю, — пробормотала я невнятно.

— Ваш император пытался сохранить видимость какого-то достоинства при заключении Мирного договора, пытался настоять о более лучших условиях для тангрийцев, но… — неожиданно Кирстан резко встал и подошел к окну, повернувшись спиной.

С больничной койки мне сразу стало плохо видно его. Только слышен глухой голос, который продолжал говорить так, словно мужчине было больно.

— Тот мир, о котором договорились в Мирном договоре… — он снова замолчал, а я ждала, с замиранием сердца, с надеждой ждала чего-то. И тоже молчала, не спрашивая.

— Этот Мирный договор — гибель для вашей империи, Лори, — глухо прошептал Кирстан. — С сегодняшнего дня Тангрии больше не существует.

Я еле расслышала то, что он произнес. Атер отвернулся от окна, подошёл к кровати и снова присел рядом. В его взгляде застыли вина и сожаление.

— Какие условия? — еле слышно прошептала я.

Сердце упало куда-то вниз. Моей империи больше не существовало?

Я все еще не помнила войну, всех ужасов, связанных с ней, не помнила пыток, всех потерь, императора, но я уже вспомнила семью, дом, поместье, лес, город-крепость Зардан, слуг, семью Тубертонов.

Я уже достаточно вспомнила, чтобы понимать, что меня, моих родных, друзей ничего хорошего не ждет, поэтому ужас от услышанного охватил меня.

— Ваш император отрекся от престола, от власти, чтобы остановить войну и смерть, — тихо рассказывал атер Кирстан. — Империя Тангрия теперь входит в состав нашей империи, названия «Тангрия» больше не существует. Вашу империю разделят на пять частей — пять провинций. Теперь уже бывшего императора Тангрии обвиняют в преступлении против международной морали, его предадут межземельному суду, как военного преступника. Многих других ваших военных командиров тоже объявят военными преступниками. На ваш народ возлагается вся ответственность за войну, он должен нести всю ответственность за весь нанесенный ущерб простому населению и военным силам Марилии. Всех военнопленных будут судить и, скорее всего, большинство отправят в каменоломни на тяжелые работы или на рудники Марилии, некоторых казнят.

— Ваш император напал на нашу империю, а военным преступником объявляют нашего?! — недоуменно прошептала я. Это не укладывалось у меня в голове. — Он просто защищал свою империю и подданных. Он даже не перешел ваши границы! Это вы нарушили наш суверенитет!

Кирстан молчал. Мрачно, тяжело, хмуро. Смотрел на меня исподлобья и молчал.

— Это же неслыханный мир! — я в ужасе смотрела на атера. — Ужасный несправедливый мир! — горько прошептала я. — Мир, который миллионы невинных людей ставит в положение рабов! Вы пришли на нашу Землю, силой захватили ее, а людей за то, что они защищались, за то, что они не хотели умирать, отправляете на рудники и каменоломни?! Унизительные и жестокие условия для невинных людей! — потрясенно шептала я.

— Лори, успокойся, — взволнованно произнес атер Кирстан, успокаивающе дотрагиваясь до моей руки, но она была в гипсе, и я не почувствовала его прикосновения.

— Это несправедливо, — слезы потекли по моим щекам. — Вы не можете вот так взять и уничтожить целую империю! Разделить ее, лишить имени! Не можете невинных людей отправить на рудники! Вы просто звери! Убийцы! Садисты! — истерично зашептала я. — Звери! Звери! — я стала бесноваться и дергаться и постоянно повторять: «Звери! Садисты!!»

— Сестра Таисия! — испуганно закричал Кирстан, а в палату вбежала встревоженная сестра милосердия. — Лорианне плохо — нужно успокоить ее!

— Вы дали ей успокоительный отвар перед разговором? — взволнованно спросила сестра, быстро подходя ко мне.

— О,Пресветлая Богиня! Нет! Забыл! — обреченно простонал атер Кирстан.

— Ну что же вы, атер Стефанович! — недовольно упрекнула его сестра.

Я уже с трудом узнавала ее, что-то страшное опускалось на меня: черное, темное и тяжелое, давящее словно бетонная плита.

— Вы что рассказали ей, господин Стефанович?! — в ужасе спросила сестра Таисия. — Вы обо всем рассказали?!

— Я не хотел, но Лори так просила, а потом… я не ожидал… не думал… — растерянно и несчастно бормотал мужчина. — Она в последнее время была такая спокойная, и я решил, что она должна знать… что может быть это поможет…

— Что вы наделали! — в отчаянии заломила руки сестра ордена трилистника. — У нее припадок! Посмотрите! Это падучая!! Боже мой! Бегите за господином Йовичем, я сама не справлюсь! Пресветлая Богиня, помоги нам!

Судороги стали охватывать тело, меня затрясло, стало выкручивать, глаза вылезали из орбит. Не своим голосом я все ещё кричала: «Звери!»

И вдруг я увидела его! Узнала Его!

Я захлебнулась криком ужаса. Ведь все закончилось. Откуда он взялся?! Но он заходил в палату и жестко улыбался. Смотрел прямо на меня. Очень довольный. Как и всегда.

Холодное невзрачное лицо со слегка выпученными блеклыми рыбьими глазами, с ледяной тонкой улыбкой на узких губах смотрело прямо на меня. Крепкая, чуть полноватая фигура, с неестественно прямой спиной и толстой шеей, одетая в строгую серую военную форму солдата Марилии, двинулась навстречу ко мне.

Зверь и садист. Мой кошмар. Его руки…

Костяшки пальцев, были сбиты в кровь. Я вздрогнула от ужаса: в крови были не только костяшки, а все руки. До локтей. И на военной форме тоже была кровь.

Это был он — мой личный садист — капитан марилийской армии Эрнст Бейкалич. И на нем была моя кровь.

Жуткий животный ужас, отвращение охватили меня, и больше я уже ничего не слышала и не понимала.

То, что произошло потом, я не помнила. Через несколько дней о том, что случилось, мне рассказала сестра Таисия.

Меня стало жутко трясти, глаза стали словно стеклянными, я стала кричать не своим, а каким-то звериным чужим низким голосом. Выть, завывать, не останавливаясь:

— Не трогайте меня! Не надо! Не трогайте, капитан! Вы — зверь! Садист! Проклятый садист! — жалобно стонала я. — Отпустите меня… Нет!

Испуганный атер Кирстан Стефанович, белый как полотно, выбежал из палаты за главным целителем, а сестра Таисия, совершенно растерянная, пыталась как-то меня удержать, чтобы я не сорвала все перевязки и пластины.

Женщина рассказала, что у меня начались жуткие галлюцинации. Я кого-то видела, кто очень сильно меня пугал, и пыталась словно скукожиться, свернуться, что, естественно, не получалось, потому что руки и ноги были загипсованы, и тогда я в ужасе выла и билась, как ненормальная.

Это продолжалось довольно долго, пока не вернулся взволнованный атер Кирстан в компании бледного и испуганного господина Йовича. Сестра Таисия к тому времени находилась уже в полуобморочном состоянии от всего происходящего. Все это время она вместе с караульными пыталась удержать меня от губительных судорог.

Господин Йович довольно быстро сориентировался и вколол мне необходимое лекарство, дал насильно необходимые капли, которые принес с собой, и через некоторое время я перестала биться в конвульсиях, выть, затихла и успокоилась.

Целитель поинтересовался, что могло спровоцировать падучую. Атер Кирстан признался, что когда пришел, якобы с гордостью за свою империю рассказал об Акте капитуляции и Мирном договоре, а я очень расстроилась, распереживалась и началась падучая.

— Ясно, — задумчиво ответил на это главный целитель. — Пациентка вспомнила о пытках и допросах, судя по галлюцинациям. Это хорошо. Скоро начнет все вспоминать и сможет рассказать о «зеленом луче». Военный министр очень ждет, когда эта женщина все вспомнит. Нужно обрадовать его.

— Но почему военный министр уверен, что лера Тубертон все расскажет, если вспомнит? — осторожно спросил атер Кирстан. — Ведь, несмотря на жестокие нечеловеческие пытки, она до сих пор ничего не рассказала.