— Бесполезно! — проворчала через полчаса, в очередной раз пробегаясь по каждому органу, то увеличивая внутренности, то уменьшая. Они висели передо мной серебристой объёмной картинкой, и приходись прикладывать много усилий, чтобы изображение не поплыло, сохраняя кристальную чёткость. Это непросто.

— Органы целы, нет ни потемнений, ни покраснений, разрывов, ничего лишнего. Её не убили гарпуном, не подожгли. Она не подавилась. Просто внезапно остановилось сердце. Внешней причины нет, — заключила, с раздражением схлопывая картинку, пока Кукулейко задумчиво выпускал в воздух очередную порцию разноцветного дыма.

Он смотрел на меня с какой-то презрительной гримасой и всё утро ёрничал, доставая унизительными придирками. Всё ему не так. И словно в наказание притащил животину настолько мерзкую, как студень, от чего и копаться в ней было как в грязи валяться. Казалось, будто руки сами становятся такими же влажными и мерзко пахнущими.

Шаман обошёл акулу по кругу, а затем с лёгкостью приподнял, показывая странные тёмно-синие пятна на животе, расползающиеся вдоль вен и уходящих глубоко под кожу.

— Прежде чем махать булавой, может стоило потыкать иголкой? — язвительно протянул Кукулейко, нажимая на бугор, откуда выступила кровь. — Ты всё бросаешь в одну кучу, пользуешь только ариус, а ведь у тебя есть глаза! Могла бы открыть их и увидеть, что зверюгу ужалил морской змей и от этого остановилось сердце. Ты бы сразу всё поняла, если бы вначале осмотрела акулу. Но мы не будем думать, а будем тыкаться как слепой кролик…

— Но я и есть слепой кролик, занимающийся бесполезными вещами! — взорвалась в ответ, схлопывая ариус. — Мне ни за что не успеть до зимнего солнцестояния! Покажи мне настоящую магию! Научи видеть, что и как я должна делать. Я чувствую, что мы даже не приступили к истинной силе ариуса.

Туша акулы рухнула вниз, и я отступила, инстинктивно выставляя вперёд руки. На шамана было страшно смотреть — на лице мужчины проступили чёрные, гнилостные пятна и в глазах загорелся нехороший огонёк. Он сжал кулаки и в ответ акулу будто сплющило, выдавливая соки, от которых пошёл такой смрад, что меня замутило и я отвернулась, прижимая руки к животу и рту, пытаясь не выблевать всё, что съела. Звук сжатия напоминал, как из воздушного шарика выпускают воздух. Обернувшись, я застыла, в немом шоке наблюдая, как в рот колдуна вливается бурая масса из акулы. После этого опрометью бросилась в ближайшие кусты, прощаясь со всем, что съела. Когда вернулась, от морского хищника остались лишь сжатые в кучку ошмётки.

Шаману полегчало, но общая болезненность никуда не делась, она будто затаилась, ожидая, когда он сдастся. И его гнев эта омерзительная трапеза не утихомирила.

— Прежде чем обвинять в бесполезности, может стоит подумать о собственной никчёмности?! — по-змеиному заговорил мужчина, облизывая пальцы, тем самым провоцируя во мне новый приступ рвоты. — Ты постоянно витаешь в облаках, ни на чём не можешь толком сосредоточиться. Иногда и вовсе не приходишь. И ведёшь себя как… благородная кэрра, — с презрительным придыханием выдавил он. — В тебе нет жёсткости. Упертости. Чуть надави и вся посыпешься. Сплошное разочарование!

— Ты ничего не знаешь обо мне, — моё горло разрывалось от спазмов и голос прозвучал сипло. — Даже представить не можешь, через что мне приходится проходить каждый день!

— Да? А мне казалось, ты прекрасно проводишь время с королём. Берёшь выходные, чтобы слетать на озеро, спишь с ним в одной постели. Принимаешь его подарки, объятия, ласки, — последнее слово он как-то по-особому выделил, отчего меня передёрнуло. — Будто забыла, что именно происходит. Забыла о вечном в подвале дворца. Об убитых русалках. О грядущей войне. О своём муже…

— Не смей меня ни в чём обвинять! — моя сдержанность лопнула как мыльный пузырь и проснулся ариус, разлетаясь вокруг как щит, набитый тысячами острых иголок, одна из которых застыла у шеи замершего шамана. — Ты не знаешь, с чем я имею дело каждый проклятый день! Не знаешь, что такое страх и напряжение, и ужас, от которого выворачивает кишки и кажется, что ещё немного и просто всё вокруг полыхнёт огнём и ты сгоришь дотла! — истеричный смешок вырвался наружу и я закрыла себе рот, удерживая надвигающуюся истерику. — Я балансирую на краю и просто пытаюсь найти выход. Вы все смотрите на меня с презрением, считая, что я сдалась, но это не так. О чём я говорю, да ты сам меня подталкивал к этому, что же изменилось?!

Мысли заскакали как горошины из стручка гороха, также суматошно и бессвязно. Я ослабила давление и ариус отступил, а вот Кукулейко склонился вниз, заходясь в приступе нескончаемого кашля. Он отвернулся от меня, сгорбился, пряча лицо, продолжая непрестанно кашлять. От этого невыносимого жуткого звука с хриплым клёкотом заходилось сердце ощущением чужой боли. Это почти агония.

Тогда я не выдержала и использовала на нём полотно ариуса, сжав до миллиметровой толщины, входя в его тело, проходясь по каждому сосуду, кишке и органу, снуя между селезёнкой и печенью, забираясь в лёгкие и выбираясь через тонкую, как пергамент, кожу. Я прошла его насквозь, впервые сумев без внешней картинки увидеть всё своими глазами напрямую. Как есть.

— Ты умираешь, — заключила, возвращая себе зрение и напарываясь на невероятно-злой и одновременно уставший взгляд. — Почти мертвец. Отказывают внутренние органы. Они будто гниют изнутри. Что это такое?

— Последствия чрезмерного использования внутренней силы. Не успеваю восстановиться. Шаманство — это дорога в один конец, дорогуша, — с горькой усмешкой ответил он, успокаиваясь. — Плата за уникальность.

Он поманил меня за собой, и мы ушли в другую часть зимнего сада, где был небольшой фонтанчик, а чуть поодаль столик с мягкими креслами, на котором монахини разложили для нас фрукты и заварили целебный зелёный чай. Пока я приходила в себя, перебивая чаем привкус рвоты во рту, Кукулейко вертел в руках трубку, от чего она немного искрилась разноцветными огоньками. Когда он закончил, раскурил её и в воздухе раскрылся терпкий дубовый аромат с привкусом вишни. Возникшая в голове ассоциация смутила, и я уткнулась носом в фарфоровую чашечку.

— Забудь всё, что я тебе наговорил. Выбранный тобой путь слишком окончателен для меня, вот я и злюсь, когда начинает казаться, что ты с него свернула. Для всех было бы проще, если бы Артан погиб в океане, а ты стала Каргатской королевой. Через пару лет родился бы маленький чёрный дракон, ты бы умерла от руки Никлоса и равновесие вновь восстановилось бы. Разумеется, у вечного были планы на этот счёт, но он не сумел бы их воплотить — даже у великого Ктуула силёнок маловато против основы мира. Хотя нельзя не отметить — в этот раз он подобрался ближе всего. Ни один прежний Каргат не впускал старого бога в свой дом.

Я молчу, продолжая давиться горьким чаем. Напряжение выражается тонкой струной, этакой звенящей жилкой, и я прикладываю все силы, чтобы вновь не сорваться.

— Делай то, что делаешь, Селеста Каргат. Играй с королём в его игры, но не забывай, что на его стороне очень хитрый сторонник, у которого всегда есть план, как всех обыграть. Не забывай об этом, — дважды заключил шаман. Сухой кашель вновь потревожил его лёгкие и он выпил целый чайник, чтобы его утихомирить.

— Касательно наших… занятий. Да, я помню, что ты не хочешь быть моей ученицей, так что всё правильно. Я и не могу дать тебе всё, ведь это наложило бы на нас слишком прочные узы, которых мы оба избегаем, не так ли?

Я согласно кивнула, вновь вспоминая предостережения Амалии.

— Потому знай, я дал тебе всё, что мог дать. Ты показала, что умеешь видеть суть вещей. А этого достаточно для истинного исцеления. Но не знания. Нет. Тебе потребуется вся жизнь, чтобы осознанно использовать ариус. Для твоих же целей придётся постараться найти в себе ту возвышенную силу, которой пользуются так называемые святые. Как это делала Клэрия вначале своего пути. Тобой должна двигать любовь. Бескорыстие и альтруизм. Когда ты удержишь в себе цельное желание добра, ты сможешь исцелить и самого Агондария.