Никлос не знал, сколько времени простоял за пределами скудного освещения, в каком-то ступоре наблюдая омерзительное зрелище, как его лучший друг Артан Гадельер имеет его жену. Как он целует обнажённые груди, ласкает податливый живот, и трахает её так, будто она целиком принадлежит только ему одному.

Король позволил ситуации дойти до следующей сцены, когда Селеста оказалась сверху, встав на коленки и, покрывая мужской пресс поцелуями, спустилась ниже, а Арт, запустив руки в её волосы, поддерживал её движения.

— Умрите оба, — прохрипел Ник и только тогда его заметили. Артан удивлённо уставился на короля, намереваясь что-то сказать, но не успел — их обоих поглотила чернильная тьма.

Никлос рухнул на пол, глядя на покрытое маслеными пятнами постельное бельё. Из головы исчезли мысли, он будто знал, что так и будет. Прозрение пришло в его воспалённый разум. Не проклятие забрало Селесту, а банальная измена. Безучастно глядя перед собой, Ник не сразу обратил внимание на странную деталь, а как заметил, сощурился, хмуря брови.

Поднявшись с места и подойдя к кровати, от которой шла невыносимая вонь палёного мяса и тканей, он опустился на колени, поднимая с пола женское платье. Зелёный шёлк. Страшная догадка захватила душу мужчины, и он опрометью бросился прочь. Он бежал с такой скоростью, что ночные слуги разлетались в стороны, недоумённо глядя ему вслед. А дойдя до собственной спальни, он так резко дёрнул дверь, что она с грохотом ударилась в стену, разбудив спящую.

Подняв голову, подслеповато щурясь от яркого свет за спиной Ника, Селеста сонно протянула:

— Ник? Что-то случилось?..

И он завыл, падая вниз.

Когда Селеста выскочила из постели и устремилась к нему, обхватывая голову мужа и прижимая к груди, король понял, что не хочет ничего, чем просто быть рядом с ней. Закрыв глаза, слушая биение напуганного сердца, он вспоминал прошлое, наполненное безусловной любовью. Её любовь — отражение его любви. Они одни на всём белом свете.

Но яд уже проник в сердце, нашёптывая отравленные слова.

«Взгляни, как блестит её кожа! Чувствуешь запах?.. Вспомни, как именно ты нашёл те покои. Ты шёл по следу ариуса. Она обвела тебя вокруг пальца. Она лгунья! Предательница и шлюха!»

Чем дольше король сопротивлялся этим мыслям, тем глубже они забирались под кожу, как ядовитые занозы, ворочаясь в его разболевшейся голове, пока он не поддался проснувшейся ярости.

Ник перехватил её руки и обнял, сжимая изо всех сил, пока не стёр кричащую Селесту в пыль. Заревев, как раненный зверь, он собирал остатки с постели, поднимая их к лицу и втирая в кожу, смешивая со слезами. Боль была как отрезвляющий душ. Её больше нет.

* * *

С криком король подскочил на постели, заходясь горькими слезами и утраченным дыханием.

— Ник? Что происходит? — удивлённо спрашивает проснувшаяся Селеста.

Из приоткрытого окна доносится пение птиц и журчание фонтана. Вокруг — их спальня, выглядевшая иначе, чем он помнил, рядом — жена Селеста. Он мчится к зеркалу, где видит своё гладковыбритое чистое лицо, а в отражении позади — она, совсем сонная и не менее прекрасная.

Память восстанавливалась кусочками. Тенями накрадываясь на совсем свежие ложные воспоминания и Ник растирал виски, пытаясь собрать воедино суть. Он не был сиротой, его родители — живы. Селеста стала его женой после слияния и с чего ему приснились белые крылья?..

Отбросив злой сон, он вернулся к ней, укрываясь одеялом.

В этот раз счастье продлилось чуть дольше. На целый месяц, прежде чем орда подводных тварей одолела столицу и убила всех его родных, а его самого взяли в плен. Им нужна была белая драконица, чтобы остановить вселившегося в Томара Бай вечного.

И Ник проснулся вновь. И просыпался раз за разом в иных вариациях своих отравленных грёз, теша себя надеждой, что в этот раз всё сложится. Тяжёлое осознание, что это лишь сон стиралось вместе с пробуждением, и чётче осознавалось, когда грёза подходила к концу.

Каждая новая реальность что-то убивала внутри короля, и он забывался тяжёлым сном, от которого не хотел просыпаться. Какой сон был явью? Ник стал забывать. Всё перемешалось в его разуме, оставаясь привкусом горечи на языке.

В одном из воплощений, он гладил спинку спящей девушки, прошептав, хоть до конца и не сознавая смысл собственных слов:

— Нам не суждено быть вместе. Сколько бы раз я не пытался — ты покидаешь меня. Всё то будто злая шутка, — прошептал он, закрывая глаза и представляя мир, в котором нет Селесты.

А когда открыл их, увидел бескрайнюю пустыню на фоне грязно-серого до черноты неба. Ник снова стал собой, а все виденные грёзы превратились в обрывочные воспоминания, состоявшие из нескольких разноцветных кусочков. Он осознал, что прожитые жизни уместились в несколько дней, может пару недель, хотя казалось, что грезил целую вечность.

Обернувшись, мужчина лучше присмотрелся к месту, где оказался, испытывая странное жжение в области поясницы, где было припрятано обработанное до камешка сердце ше́лки. Вытащив его, он увидел красную пульсацию, усиливавшуюся, когда Ник отводил амулет в правую сторону. Он стал компасом, ведущем к Ола.

Мужчина тронулся в путь.

Здесь в тоскливой серости безветренной пустоши как будто и не было времени, и он мог руководствоваться только своим чутьём да сиянием камня, усиливавшимся до такой степени, что превратился в настоящий фонарь, ведущий сквозь бесконечную тьму.

Чем дольше он шёл, тем больше замечал деталей в чёрно-белой пустыне. Серый песок под ногами слипался на подошве, и, если вглядеться в него, можно увидеть чужие обрывочные сны. А запрокинув голову, заметить, как небо переливается едва видимой цветной радугой, в которой прячутся звёзды иных миров.

Изначально тусклая реальность всё больше насыщался цветом, стоит только приглядеться. Спасаясь от скуки, Ник чаще останавливался, разглядывая песок под ногами, будто вкушая незнакомое лакомство, от которого клонило в сон. Наверное, он вновь упал бы в мир грёзы, если бы его не потревожил тот, кого он искал.

Ола появился рядом, будто выскользнув в щель между мирами. Его непропорциональная костлявая фигура выглядела болезненно и измождённо. Крупные на худом лице чёрные глаза без белков выглядели отстранённо. Черты совсем не запоминались, стираясь из памяти, стоит отвести взгляд. Длинные, тонкие пальцы казались хрупкими, как и тонкие серые ноги, выглядывающие из-под грубой туники, обрывками висевшей на впалой груди.

Создание молча забрало сердце из рук Ника и прижало к себе, прикрыв глаза, пока красный свет окончательно не погас. А потом стёрло его в пепел, печально вздохнув и рукой остановив слова, которые приготовил Никлос.

— Я знаю, зачем ты здесь, названный отцом Клос, — мелодично заговорил Ола.

От его плавных движений рябило в глазах и показалось, что он не двигается, а плывёт по воздуху, предлагая королю руку, чтобы подняться, увлекая с серой пустоши на веранду, увитую плющом посреди жаркого летнего дня.

Подойдя к перилам, Ник увидел, что беседка парит в воздухе среди висячих скал, соединённых друг с другом сетью деревянных мостов, а под ними проплывают кучевые облака, в которых летали диковинные птицы.

Посреди беседки — диваны с низким столиком между ними, за который опустился Ола, согнув ноги в коленях, показывая их чрезвычайную остроту. Он бесстрастно наблюдал за любопытством Никлоса, догадавшегося, что это родной мир Ола, чей облик вновь претерпел изменения, став ещё более тонким и вытянутым.

Насколько этот мир утопал в сочных красках под светом розовой и жёлтой звёзд, настолько же блёкло выглядело существо, потягивающее янтарную жидкость через узкую трубочку. Между его пальцев проступили тонкие перепонки, а за спиной, отходя от локтей до рёбер проявились тончайшие до прозрачности крылья, своим видом напоминавшие крылья у белки-летяги или же летучей мыши. Из-под туники выполз длинный с кисточкой на конце хвост, которым вечный подхватил со стола прозрачный шарик и отправил в рот, хрустнув им так, будто это стекло.