— Лу Цзюня давно нет при дворе, — вспылил император. — Почему же не отменили его приказа?

И он повелел тут же казнить тупоумного правителя. Ян обратился к государю с просьбой:

— Пощадите этого беднягу, ваше величество: он всего лишь чиновник, исполнявший приказания свыше!

Император повелел освободить Лэя от оков, одеть и накормить, а когда тот вновь предстал перед ним, сказал:

— Мы повинны в том, что вы претерпели столько незаслуженных мучений, нам стыдно посмотреть вам в глаза!

Утирая слезы, Лэй отвечал:

— Никогда я не думал, что на семидесятом году жизни буду терпеть такие унижения, а после всего этого снова увижу на свободе небо и солнце! Меня поддерживала в тюрьме мечта: выйти отсюда, убить Лу Цзюня и поведать вашему величеству всю правду об этом негодяе! Вот почему ни на час я не расставался со своей секирой. Сегодня вы подарили меня милостью, и теперь я умру со спокойной совестью.

— Лу Цзюнь предал нас и переметнулся к врагу, — проговорил император. — Мы ведем на сюнну огромное войско, чтобы изгнать их с нашей земли и примерно наказать. Мы были бы рады видеть вас в наших рядах, но вы так ослабли, что, наверно, не сможете снова встать в строй.

Лэй продолжал плакать.

— Здесь я узнал о нападении сюнну и просил освободить меня, дабы я мог кровью и жизнью доказать свою преданность императору, но меня не выпустили из железной клетки! День и ночь я требовал разрешения пойти на войну, отказывался от еды и питья, тогда Лу Цзюнь велел кормить меня насильно. Я ослаб в заточении, но стоит меня хорошенько покормить, и я стану прежним Лэй Тянь-фэном, богатырем, перед которым никто не устоит!

Он вскинул над головой секиру и завертел ею в воздухе.

— Есть еще силенки у старика! Не сносить башки предателю Лу!

Император улыбнулся, похвалил Лэя за мужество и пожаловал ему меру вина и свинью для подкрепления сил. Лэй мигом все это съел и выпил.

— Может, еще? — рассмеялся император.

— Хоть и стар я, но не откажусь от доу вина[324] и десяти цзиней мяса! — бодро воскликнул Лэй.

Государь приказал принести еще вина и мяса. Как только Лэй обрел прежнюю силу, император пожаловал ему боевого коня, лук со стрелами и возвел в чин начальника передового отряда.

И тут Ян докладывает:

— Лазутчики донесли, что хан засел в горах Хэланьшань. Места здесь опасные: на северо-востоке монголы, на юго-западе туфани, на западе — логово сюнну. Нам нельзя оставаться здесь долго. Предлагаю при поддержке войск из земель Лунси, Лаовань, Дуньхуань и Цзиньчэн окружить горы и взять хана живым в плен!

Циньский князь добавляет:

— Раз уж вы привели сюда войско, ваше величество, следует добить сюнну, хотя бы в назидание всем остальным четырем племенам и восьми народностям варваров. Призываю вас прислушаться к совету Яньского князя!

Сын Неба согласился и велел строить войска. Возле гор Хэланьшань Ян приказал устроить стан и разделил войско на триста шестьдесят отрядов, которые в свою очередь расставил по двенадцати направлениям: на каждом направлении по триста малых команд, с тем чтобы при полностью развернутом построении справа и слева от центра получалось расположение «распростертые крыла», а при сомкнутом к середине построении — «рыбья чешуя».

Завершив построение, Ян предупредил всех:

— Как только я ударю в барабан — расходитесь вправо и влево от середины и наступайте по всем двенадцати направлениям, а когда я ударю в гонг, сходитесь к середине и держите оборону! Это маневр «небесный свод».

Затем Ян отвел в сторону небольшой отряд и наказал ему охранять государя. Осмотрел построение войск: получилось не слишком красиво, зато надежно!

А Елюй, взобравшись на вершину Хэланьшань, оглядел минский стан и ухмыльнулся.

— Император расположился в чистом поле, на открытом месте, — быть ему битым!

Он призвал на подмогу монгольскую конницу и приказал ей напасть на минов ночью, в третью стражу. Но не успели всадники выбраться на равнину, как раздался бой барабана, и тут же триста шестьдесят минских отрядов стали по двенадцати направлениям и, образовав расположение «распростертые крыла», пошли в наступление. Монголы мигом попали в окружение. А ничего не понявший хан бросил свои войска вперед. Что же было дальше, вы узнаете из следующей главы.

Соединив свое войско с отрядами монгольских конников, хан решил напасть на стан императора, но мины стали в позицию «созвездие дворца» — никакому воителю ее не сломить, не то что предводителю сюнну! Словно стены неприступной крепости, высятся сверкающие ряды мечей и копий, щитов и повозок. И на рассвете хан понял, что не наступать ему придется, а обороняться: войска его оказались окруженными со всех сторон. Он приказал прорвать кольцо минов тысяче монгольских тигроловов — отчаянным воинам, которые голыми руками могут задушить тигра.

— Монголы — стойкие воины, — обратилась Хун к Яну. — Нужно перестроить войска в положение «восемь врат».

Ян согласился, войска стали в позицию «восемь врат», закрыв четверо ворот, а четверо других оставив открытыми. Монголы, слыхом о таком не слыхавшие, кинулись в отворенные ворота, но едва попали в середину минского стана, как все ворота захлопнулись и всадники оказались перед частоколом мечей и копий. Тут распахнулись восточные ворота, монголы бросились к ним, а ворота перед самым их носом захлопнулись. Тогда открылись западные ворота, монголы — к ним, а те уже на запоре. Огляделись — северные ворота распахнуты, побежали туда — и те захлопнулись. Все пути отрезаны! Заметались, подняли крик монголы.

— Колдовство! Когда мы охотились на тигров, то никогда не теряли горной тропы, а здесь — куда ни пойдем, всюду ворота!

Вдруг откуда-то сверху послышался грозный голос:

— Вы в западне, монгольские воины! Будь у вас даже крылья, вам не выбраться! Император страны Мин обещает сохранить вам жизнь, если вы доставите ему голову преступного хана Елюя!

Голос умолк — и тотчас раскрылись южные ворота. Скоро тигроловы были уже за пределами стана минов, а когда явились к хану, принялись вопить:

— Полководец минского войска получает подмогу от самого Неба, нам его не осилить! Сдавайтесь, великий хан!

И тут из стана минов донесся пушечный выстрел, и воины Яна бросились на сюнну со всех двенадцати направлений.

Хан подозвал Лу Цзюня и Тобара.

— Опять мы попали в трудное положение, — проговорил он. — Надо пробиваться!

Схватив копье, Елюй вскочил на коня, велел воинам следовать за ним, но не успели они сделать и шагу, как сзади появился седовласый воин с секирой.

— Стой, хан! — крикнул он. — Перед тобой командующий передовым отрядом минского войска Лэй Тянь-фэн!

Хан поворотил коня и ринулся на Лэя. Начался поединок, но неожиданно появился какой-то всадник и прокричал:

— Великий хан! Брось этого старика — у тебя за спиной искусница Хун!

Лэй Тянь-фэн успел-таки разглядеть верхового: то был изменник Лу Цзюнь. Лэй издал яростный вопль и бросился за ним в погоню.

— Остановись, подлый Лу Цзюнь! — прокричал Лэй на всем скаку. — По тебе давно уже тоскует моя секира, чтобы отсечь тебе пять частей тела,[325] чтобы вспороть твое брюхо и поглядеть, все ли шесть внутренностей у тебя человечьи!

— Забываешься, каторжник, — обернувшись, прошипел предатель.

Но Лэй, сверкая глазами, взметнул секиру над головой и обрушил ее на негодяя — и развалился Лу Цзюнь на две половины от макушки до самого седла. Грянулось тело о землю, и подлые замыслы гнусной душонки Лу Цзюня разлетелись по свету, не найдя себе приюта возле мертвеца. Зачем только ты, высокое Небо, позволило им остаться на земле?!