В заключение о некоторых художественных особенностях «Сна в Нефритовом павильоне». Стремясь, по-видимому, избежать монотонности и однообразия, автор на протяжении внушительного по объему романа много раз меняет темп повествования. То оно, насыщенное динамизмом, как бы несется вскачь, то становится неторопливым, утопая в подробных описаниях или рассуждениях на самые различные темы, или же перемежается стихами различных жанров. Как уже отмечалось, в описаниях внешности героев, битв, походов, гаданий, сновидений часто встречаются идущие от фольклора своеобразные клише, стандартизированные обороты. Они выполняют определенную эстетическую функцию, придавая изложению эпически-сказовый характер. Но есть и явно излишние повторы, необязательные с точки зрения развития действия детали, поэтому в переводе сделаны небольшие сокращения.

Другой характерной чертой романа, свойственной и многим другим произведениям средневековой литературы Дальнего Востока, является обилие упоминаемых в тексте имен исторических и литературных персонажей, буддийских и даосских небожителей, героев мифов и преданий. Предполагалось, что читателю знакомы все эти имена и связанные с ними факты или легенды не хуже, чем автору, и одно лишь упоминание о них вызовет у читателя соответствующие, определенные ассоциации. Иное дело читатель современный, тем более иноземный. Попытка переводчика или комментатора раскрыть все аналоги и намеки, все объяснить, приведет только к разбуханию текста или справочного аппарата. Кроме того, не все упоминаемые имена н названия удается идентифицировать уже потому, что в оригинале отсутствуют их иероглифические обозначения. Впрочем, это касается большей частью уподоблений типа «герой поступил так-то и так-то, как в свое время поступил имярек». Комментарии могут добавить к тому, что уже ясно из самого уподобления, лишь биографические или литературные сведения об этом малоизвестном «имярек», что вовсе несущественно для понимания текста нашими читателями. О действительно же известных персонажах необходимые краткие сведения приводятся в комментариях и словаре имен.

Теперь нам остается лишь пригласить читателя в волшебный «Нефритовый павильон» и выразить надежду, что ему будет интересно познакомиться с этим своеобразным произведением корейской классической литературы, его героями, его миром образов, чувств и представлений.

В. Сорокин
Сон в Нефритовом павильоне - i_001.png
Сон в Нефритовом павильоне - i_002.png

Глава первая

О ТОМ, КАК ЗВЕЗДНЫЙ КНЯЗЬ ВЭНЬ-ЧАН ЛЮБОВАЛСЯ ЛУНОЙ ИЗ НЕФРИТОВОГО ПАВИЛЬОНА И КАК С ВОРОТ ЮЖНОГО НЕБА БОДИСАТВА АВАЛОКИТЕШВАРА БРОСИЛА НА ЗЕМЛЮ ПЯТЬ ЖЕМЧУЖИН

Сон в Нефритовом павильоне - i_003.png

Двенадцать павильонов в Нефритовой столице,[12] и в одном из них, Нефритовом, обитают вознесенные на небо поэты. Из этого чудесной архитектуры павильона вид открывается великолепный: с западной стороны — на Дворец Познания, с восточной — на Дворец Простора и Стужи,[13] и, куда ни глянь, радуют взор совершенством формы и цвета легкие беседки и многоярусные терема. Однажды Нефритовый владыка повелел украсить павильон и устроил в нем пир для своих подданных. Заиграла небесная музыка, запестрели одежды небожителей. Наполнив небесным вином кубок из драгоценного камня, владыка поднес угощенье Великому поэту, Звездному князю Вэнь-чану,[14] и попросил его сложить стих о Нефритовом павильоне. Поклонился Вэнь-чан и, не оторвав кисти от бумаги, начертал:

Когда будто жемчуг роса
И золотится кленов янтарь,
Владыка Неба велел
«Павильон для пира убрать.
«Из радуги яркий наряд…»[15]
Заиграли, как встарь,
Божественный аромат
Усладил пирующих рать.
Туда, где Пурпурный Дворец,
На луане ночью лечу.[16]
Коричного дерева тень
Легла на Нефритовый град.
Ветер при свете звезд
Колышет неба парчу,
Порой с облаков голубых
Слышится грома раскат.
В подарок приняв нефрит,
Зеленый Дракон меня[17]
Уносит на Красный холм[18]
От сонных дворцовых палат.
К бисерной ширме прильну,
Осенней дымкой маня,
Земля далеко внизу
К себе мой притянет взгляд.

Так понравились владыке стихи Вэнь-чана, что он приказал увековечить их на стене павильона и прочитал их вслух раз, и другой, и третий… Но вдруг помрачнел, повернулся к Повелителю Севера Тай-и[19] и говорит:

— Хорошие стихи сочинил Вэнь-чан, но зачем вспомнил он о людях? Такая досада! Огорчил нас сегодня самый молодой и самый любимый подданный!

Тай-и в ответ:

— Видел я, Вэнь-чан разглядывал землю, и лицо его светилось от радости, будто у земного человека, достигшего богатства и знатности. Может, послать его ненадолго в мир людей, чтобы узнал он его и впредь слышать о земле не захотел?

Владыка с улыбкой кивнул и, встав, чтобы удалиться с пира к себе во дворец, молвил Вэнь-чану:

— Сегодня красивая луна, останься в павильоне полюбоваться ею!

Вэнь-чан проводил государя до колесницы и вернулся в павильон. Стояла осень, пора седьмой луны. В золотых листьях клена, украшавших павильон, шелестел ветерок, ярко блестела Серебряная Река,[20] и всего два-три облачка плыли в бескрайнем небе. И тут с северо-востока появилась черная туча, а с нею — громовая колесница, в которой восседал Дракон, хозяин Северного моря.

— Я любуюсь луной, — крикнул Вэнь-чан Дракону, — зачем же ты, старый, закрываешь ее лик от меня своими тучами?

— Сегодня большой праздник, седьмой день седьмой луны,[21] — отозвался Дракон. — В этот день Ткачиха встречается с Волопасом, а драконы четырех морей направляются к Серебряной Реке мыть свои колесницы.

Вэнь-чан не отступился:

— Все равно, немедленно убери свои тучи.

Тотчас посветлело небо, словно умылось прозрачной росой, и там, где Семизвездье, засиял новорожденный месяц. Красота ночи пьянила, а Вэнь-чан, облокотясь о перила, грустил: «Прекрасна Нефритовая столица, только очень уж много в ней порядка, даже скучно. Каково, к примеру, красавице Чан-э — ведь одна-одинешенька стережет Дворец Простора и Стужи.[22][23] Тоска!..» Шум колесницы прервал его раздумья. Появился отрок-небожитель.

— Нефритовая дева, прислужница Нефритового государя! — возгласил он.

Удивился Вэнь-чан: зачем ей сюда, если она почти не выходит из дворца? А дева поднялась в павильон, спросила Вэнь-чана о настроении и села против него.

— Помня о вас, Нефритовый государь прислал шесть небесных персиков и меру небесного вина, дабы еще приятнее было вам наслаждаться луной из Нефритового павильона.

вернуться

12

Нефритовая столица — по даосским верованиям, местопребывание верховного божества, называемого ниже Нефритовым владыкой (Юй Хуаном). Нефрит, так же как лотос и жемчуг, — символ чистоты и непорочности.

вернуться

13

Дворец Познания — образ, пришедший в даосизм из буддийской мифологии: место, где пребывают существа, познавшие суетность земных желаний. Дворец Простора и Стужи — одно из названии Луны.

вернуться

14

Вэнь-чан — божество одноименного созвездия, составляющего часть нашей Большой Медведицы. По даосским представлениям, все звезды и созвездия, а также стороны света, вершины гор, моря, озера, реки и т. д. являются олицетворением соответствующих божеств, каждое из которых наделено определенными функциями. Так, Вэнь-чан покровительствует литературе и ученым.

вернуться

15

«Из радуги яркий наряд…» — название мелодии песни и танца, по легенде услышанной императором Сюань-цзуном в Лунном дворце.

вернуться

16

Луань — волшебная птица с разноцветными (по другой версии — красными) перьями, на которой летают небожители.

вернуться

17

Зеленый дракон — божество, правитель Востока.

вернуться

18

Красный холм — блаженный остров, на котором не заходит солнце; его обитатели не знают смерти.

вернуться

19

Тай-и — божество Северного полюса.

вернуться

20

Серебряная Река — Млечный Путь.

вернуться

21

Седьмой день седьмой луны. — Согласно легенде, небесная Ткачиха, жившая к востоку от Млечного Пути, круглый год ткала облака. Отец пожалел ее и отдал в жены Волопасу, который жил к западу от Млечного Пути. Но она, выйдя замуж, перестала ткать. Тогда отец повелел, чтобы впредь она встречалась с мужем лишь раз в году — в седьмой день седьмой луны по традиционному дальневосточному календарю, в котором год делится на двенадцать или тринадцать лун.

вернуться

22

Чан-э — красавица, жена легендарного стрелка И. Выпив украдкой эликсир бессмертия, она бежала на Луну, но в наказание была обречена на одиночество.

вернуться

23

Чан-э — олицетворение Луны. См. коммент. выше.