Гости одобрительно зашумели, а Хун снова наполнила бокал и поднесла его невесте:

— Выпейте это вино, госпожа Лотос, и будьте счастливы со своим супругом до самой старости, оставайтесь всегда молодой, дабы супруг не вздумал шутить над вами так, как только что шутил надо мной!

Гости рассмеялись, и начался пир.

По окончании свадебной церемонии князь попросил своих жен Инь и Хуан подвести молодую невестку к свекру и свекрови. Старый Ян и госпожа Сюй усадили Лотос рядом с собой, любуясь ее красотой и скромным поведением. Когда же на землю спустился вечер, Ян велел зажечь в тереме Сонм Благоухании свечи и, оставив новобрачную на попечение наложниц, пошел проводить родителей.

Оставшись наедине с Феей и Хун, Лотос неожиданно разрыдалась.

— Что с тобой? Отчего ты плачешь? — удивилась Хун.

Девушка сквозь слезы прошептала:

— Из далекой страны южных варваров приехала я сюда и теперь навсегда останусь здесь, в доме супруга. Я очень счастлива, поверьте, поскольку все мечты мои исполнились. Но меня тревожит, что давно уже нет вестей от моего отца, да и я сама даже о замужестве своем не смогла дать ему знать!

Хун ласково взяла Лотос за руку.

— И я, и Фея — мы выросли без родителей, так что все трое обижены судьбой. Но раз уж отдали свои сердца на веки вечные одному человеку, то давайте будем вместе делить все радости и горести, все удачи и заботы. Допьем же оставшееся вино и поклянемся под ясной луной всю жизнь быть заодно, как Лю Бэй,[370] Гуань Юй[371] и Чжан Фэй![372]

Лотос и Фея радостно согласились, наполнили вином бокалы, уселись в кружок и, подняв глаза к небу, в один голос произнесли слова клятвы:

«Я, цзяннаньская Хун, двадцати восьми лет, родом из Ханчжоу, и я, Фея Лазоревого града, двадцати семи лет, родом из Цзянчжоу, и я, Лотос, двадцати пяти лет, родом из южных земель, все трое мы обращаемся к миротворной Луне. Мы собрались в этом доме из разных краев, мы разные по нраву женщины, но служим одному человеку, готовы разделить с ним жизнь и смерть, горе и радость, в чем и хотим поклясться. Если хоть одна из нас нарушит данную нами клятву, отрази, Луна, на своем лике, словно в зеркале, образ отступницы!»

Они осушили разом бокалы и, взявшись за руки, вернулись в терем.

— Никогда не забывайте клятву, — обратилась к Фее и Лотос верная Хун, — даже когда окончится наша земная жизнь и все мы встретимся в Нефритовой столице!

Луна манила своей красотой, и подруги снова вышли в сад. Вдруг за кустами раздался девичий смех. Хун остановилась и прислушалась: возле цветочной клумбы сидели и разговаривали Су-цин и Лянь Юй.

— Взгляни-ка, Су-цин, на луну, что освещает цветы, — как прекрасна она, какой дивный свет льет на весеннюю землю! Почему-то прежде, глядя на луну, я всегда радовалась, а теперь грущу, словно расстаюсь с милым. Отчего так?

Су-цин помолчала немного и проговорила:

— А я никак не могу уснуть в лунные ночи, все печалюсь о чем-то. Может, это в нас закралась болезнь?

— Говорят, после смерти начинается новая жизнь. Чего бы хотела ты в той жизни? Стать женой вельможного князя? Или оказаться единовластной хозяйкой зеленого терема, самой выбрать себе красавца юношу и миловаться с ним, сколько душе угодно? Не скрывай, скажи!

— Сначала ты скажи, — рассмеялась Су-цин, — а то меня все еще гложет зависть к счастливой судьбе барышни Лотос.

Лянь Юй начала мечтательным голосом:

— Ну вот, увидела ты сегодня свадьбу и позавидовала Лотос, а я тебе скажу, что далеко ей до моей госпожи. Дождаться Шести церемоний[373] и стать чьей-то женой — это не так уж трудно. А моя хозяйка, когда встретилась с молодым господином Яном, сначала его помучила, поиграла с ним в любовь: помню, на пиру в Павильоне Умиротворенных Волн спела ему песню, полную любовных намеков, потом переоделась мужчиной, прочитала ему свои стихи и так пылала, что огонь ее сердца зажег бы самого скромного и стойкого юношу! Вот это любовь! Я хотела бы в другой жизни походить на свою госпожу! Быть как она мечтает каждая девушка — любой юноша попадет под ее чары!

Служанки переглянулись и расхохотались, а Хун сказала Фее:

— Су-цин и Лянь Юй рассуждают очень легкомысленно! Видно, и на них весна действует!

Фея улыбнулась и поведала Хун о том, как прощался Ма Да с Су-цин после сражения с негодяями, хотевшими опозорить Фею. Вспомнила и слова Дун Чу, которые тот сказал Лянь Юй, подстрелив фазана. Хун слушала и качала головой.

Проводив родителей, Ян вернулся в терем и никого там не нашел. Он спустился в сад. Лунный свет заливал землю и медленно сдвигал тени цветов, упоительные запахи кружили голову, при каждом шаге позвякивали нефритовые подвески на шляпе князя. Он остановился и огляделся: среди цветов сидят и о чем-то оживленно разговаривают, переплетя нефритовые руки, три его наложницы. Завидя, что к ним кто-то подходит, они в испуге разомкнули руки, но тут же узнали своего господина и облегченно рассмеялись.

— Луна сегодня светит только для вас! — проговорил Ян.

— Мы заговорились о своих делах, — почтительно ответила Хун.

Князь подсел к наложницам и приказал Су-цин и Лянь Юй принести вина. Все выпили, и князь попросил Лотос еще раз наполнить бокалы.

— Человек любит все новое, — вздохнув, промолвила Хун, — цветы, которые только что распустились, луну, которая только что народилась. А нам, старым, остается только горевать, ибо муж наш больше нас не любит!

Лотос смутилась, покраснела и отставила свой бокал.

— Хун, зачем ты смеешься над Лотос?! — улыбнулся Ян.

Между тем наступила глубокая ночь, все изрядно захмелели.

— Новобрачной досадно, что свадебное пиршество закончилось так быстро. Не пойти ли нам в дом, не продолжить ли там наши беседы?! — поднявшись, произнес Ян.

Хун покачала головой.

— Уже поздно, да и выпили мы предостаточно. Ну а молодым пора спать.

Когда Хун и Фея ушли, Ян взял Лотос за руку, привел девушку в терем, опустил занавеси на окнах, зажег светильники, обнял свою новую жену и прошептал ей ласково:

— Ты дочь южного варвара, а я бедный студент из Жунани, оба мы вдали от родины, но здесь свела нас судьба. Теперь я хочу узнать, ради кого приехала ты в нашу страну?

Лотос потупилась от смущения и ответила так:

— Вы спрашиваете о заветных моих желаниях, и я не стану таиться от вас. Я седьмая дочь Огненного князя. Некогда отец мой, охотясь, встретил на берегу Северного моря девушку, стиравшую белье, — ее звали Ели. Увлеченный ее красотой, он добился ответной любви. Вскоре родилась я, и когда мне исполнилось пять лет, мать усадила меня за спину и отправилась разыскивать отца, который бросил мать еще до моего рождения. Она нашла его, он пожалел нас и приказал отвести нам комнату в помещении, где жили его наложницы и их дети. Однако мать моя отказалась от этой милости и сказала: «Однажды вы уже пренебрегли мною и бросили свое дитя. Теперь я пришла не за подаянием для себя — моей дочери нужно законное положение и титул!» С этими словами она оставила меня князю и ушла неизвестно куда. Говорили, что она скиталась в горах и стала даосской монахиней, однако никаких вестей о себе не подавала. Я росла при дворе отца и терпела всяческие унижения от его жены. Когда мне минуло десять лет, я решила отыскать свою мать. Облазила все окрестные горы, но даже следа ее не обнаружила. В горах я встретила даоса, который научил меня владеть двумя копьями. С детства я отличалась от своих подруг любознательностью: не хотела окончить свои дни на землях варваров и мечтала побывать в вашей стране, хоть одним глазком взглянуть на нее. И когда я увидела в вашем стане молодого красавца воина — то была Хун, — я намеренно уступила ему в бою и сдалась в плен. Скоро узнала, что Хун — женщина, но назад пути уже не было. А потом увидела вас, поняла, что встретила того, о ком тосковала всю жизнь. Забыв про девичью скромность, я уехала за вами в страну Мин. Вы не заметили тогда меня, ибо человек обычно не замечает сразу душевных порывов другого, — как раз об этом поется в песне «Дар», и по этой причине печалится Феникс в песне Сыма Сян-жу! День ото дня я чувствовала себя все более одинокой и начала чахнуть от тоски: не раз ночью я обнажала кинжал, помышляя о смерти. Наконец, вы снизошли до меня, но до сих пор я не знаю, тронула ли вас моя горькая участь, или вы в самом деле поняли меня и полюбили?