— Нет, спасибо. Я, пожалуй, пропущу, — корректно отзывается подруга, а Маша с готовностью кивает. Ответ был известен заранее. Тая ни разу не посетила ни одной вечеринки, не считая наших домашних посиделок и теперь заводная маркетологша спрашивала только для проформы.

— А я появлюсь, — ловлю на себя Машкин ожидающий ответа взгляд.

— Ты будешь одна или… — рано радовалась. Это голос Саши. Она не договаривает, но по игривому выражению лица я и так понимаю, что имеется в виду.

— Хмм… — театрально цокаю языком, а после удерживаю прямой серьезный взгляд, — Ветрову не нужны приглашения, сама знаешь. Для него все двери всегда открыты, а если нет, то проломит с разбега нужную. — Если не дура, поймет.

— Так только с вечеринками или с людьми тоже? — чувствую горький привкус на языке. Будто бы собственных сомнений мне мало!

— А ты проверь сама, Саш. Или из сплетен узнавать любопытнее, чем из собственной жизни?

— Мне просто очень интересно наблюдать. Попкорна только не хватает, — фыркнув, она кладет руку на свое бедро, выражая превосходство.

— Так запасись, чтобы наконец наесться вдоволь. Мешками покупай, милая, мешками, — и подмигиваю ей, улыбаясь стервозной улыбкой.

Она у меня лет с шестнадцати отрепетирована, когда в парикмахерской вместо стрижки кончиков мне сантиметров одиннадцать волос остригли. Я была прекрасна на выпускном с шикарной новой стрижкой в дорогом салоне, куда меня отвела мама спасать это безобразие, но без уколов одноклассниц все-равно не обошлось. Как оказалось, улыбка стервы — очень хороший навык. Всем советую.

— Ну-ну, ну-ну, — это все, на что ее хватает. И я слышу это бормотание вперемешку с Машиной попыткой в очередной раз сгладить накал между нами. Тая не лезет, во-первых она не знает эту козу, а во-вторых знает меня, поэтому понимает, насколько это бесполезно.

— Я тебя жду, Ари. Начало в восемь. Адрес помнишь?

— Помню, до встречи! И с тебя пусть хворь сойдет, — обращаюсь к Саше, когда они уже сделали пару шагов уходя от нас.

Та было оборачивается, но мимо проносятся первокурсники и все, что я вижу — это её перекошенное от злости лицо, а все, что видит она — мою улыбку. Не стервы, а лучезарную. И это бесит её еще сильнее, я знаю.

Дорога до Таиного дома проходит в хохоте и подробном обсуждении козы Саши. Постепенно мы переходим с противной козы Саши на не менее противную ее тезку в овечьей шкуре.

— А Влад так и не звонил?

— Неа. И сомневаюсь, что позвонит. Погряз он конкретно так, ну и невестушку его со счетов списывать не приходится, — говорю откровенно, — судя по тому, что она несла в лицо мне лично на новогодние праздники, могу только вообразить список выражений в сторону нашей семьи за моей спиной. Учитывая то, что нам с мамой тогда пришлось услышать, уверена, картина разворачивается довольно красочная.

Тая только недовольно цокает и вдыхает. Я ее понимаю. Что на это сказать? Семья она на то и семья, может раздражать, обижать, но ты все-равно их любишь. И я Влада люблю и скучаю по нему очень, но видеть не хочу. И слышать тоже.

Будто бы подслушав мои мысли в куртке звонит мобильник. И я уже готова прочесть на экране «Тот, который идет в жопу», но нет. Это Попутный. Показываю экран Тае, и она понимает без слов. Глаза светятся нежностью.

— Я поднимусь через пять-семь минут, ладно? — больше утверждаю, чем спрашиваю, и подруга входит подъезд одна.

— Алло, — говорю, прижав сотовый к уху.

— Привет, удивительная, интересная, настоящая Арина, — я слышу, что он улыбается.

— Я рада тебя слышать, — признаюсь и надеюсь, что он не слышит моего шумного выдоха.

Макар говорит, что скучает и надеется, что суббота придет как можно быстрее и мы наконец увидимся. Хоть он и не видит моего лица, но от его слов улыбка на моем лице становится только шире и у меня уже скулы сводит, так я демонстрирую в никуда свои белые зубы. Этот разговор наполнен чувствами и эмоциями, живым человеческим теплом. Я как раз дослушиваю о том, как прошла его консультация у какого-то очень крутого известного юриста, который приехал из Харькова на несколько дней и какая удача быть с ним вообще знакомым, а тут целых пять минут содержательного разговора.

— Да я за это время узнал больше, чем за два года в универе! — восторгается как ребенок и я улыбаюсь, считая это преувеличение очень милым.

Я слушаю и слушаю, в основном поддакивая и угукая в трубку, хоть это и вовсе не свойственно мне, но ему так хочется выговориться, что пусть. Только тянусь к сумке, чтобы найти там мятную жвачку, роюсь пару минут, когда слышу:

— А как прошел твой день?

«Скучно» — но этого, конечно, не говорю. Рассказываю о предметах и своих в них достижениях, я как раз хочу сказать ему о Наташе и вечеринке послезавтра, как вдруг…

— Черт! — вскрикиваю от неожиданности. Потому что выглядит эта дрянь жутко! Очень-очень жутко!

— Арина? Что-то случилось? — обеспокоенно спрашивают на том конце, но отвечаю я только после паузы, за время которой силюсь прийти в себя.

— Макар, все хорошо. Я позвоню тебе позже, ладно? Тая уже заждалась меня, — лепечу первую пришедшую в голову отговорку.

— Точно все хорошо?

— Конечно, а теперь мне пора, — сейчас мне нужно отключиться как можно быстрее, и я не сопротивляюсь этому желанию.

Просто кладу трубку после непонимающего «Ладно», а потом снова раскрываю большую валентинку. С половинки сердца на меня смотрят лица меня и Макара. Вырезанные головы с фотографий инстаграма которые разорвали лишь для того, чтобы склеить. А на другой половине сердца надпись: «Не разобьетесь сами, я помогу разбиться. По-настоящему».

И это я нашла среди тетрадей, случайно. Кто? Когда? Я ведь оставила сумку всего раз сегодня… Но никого же не было.

Нет.

Много кто проходил там, просто я не видела. Коридор равно проходной двор. Вот же… дерьмо!

В четверг хожу по университету в прямом смысле оборачиваясь. Если бы мне сказали «Ходи и оборачивайся» я бы посмеялась в ответ, но вот сейчас не смешно. Вчера мы с Таей перебрали сотню бестолковых вариантов.

Первой подозреваемой, конечно, была коза Саша.

— А что, пока мы с Машкой болтали подошла и сунула его в сумку! — эмоционально размахивала руками Жарова, подливая в мой бокал вина. Обычно я на разливе, но вчера мне не до этого было. Вместо веселых сборов была душевная реанимация.

— Не знаю, мне кажется, она не настолько изобретательна… — хмурюсь я, отхлебывая полусладкое, — языком почесать — это да, но, чтобы вот так. Это же надо придумать, время потратить… Заморочиться, короче!

Тая была согласна, и мы хотели было продолжить поиски в других направлениях, только дорога была развилистая и вела в тупик. Людей, если человеческим языком выражаться, было дофига, чтобы одного кого-то вычислять. Да и трындели мы, а не ловили лису на зайца, то есть извращугу на сумку. В итоге так ни к чему и не пришли.

И сейчас я подозревала каждого, кто проходил рядом, здороваясь или не замечая, отводя глаза или смотря будто вскользь, мимо, спеша по собственным университетским делам. Вляпалась, так вляпалась! Вот ведь… дерьмо!

Кожедуб начал свой бубнеж, а я все анализировала и анализировала вчерашний день, снова оказываясь ни с чем. Как та несчастная легковушка, которая проехлась по бездорожью и застряла колесом в яме. Водитель давил на газ, но машина лишь буксовала. Так и я прокручивала воспоминания вчерашних минут сидения на лавке, стараясь выжать из своей память максимум и… ничего. Только буксовала.

— Это просто чья-то глупая шутка, — прошептала Тая в попытке успокоить, однако по глазам я видела, что и она не верит собственным словам. Жарова даже предлагала рассказать об этом Марку, только я не хотела его втягивать. Подруга обещала молчать.

Я пошла в сторону деканата после третьей пары. Тая задержалась у надоедливого Сидельцева. Что-то не устроило его в реферате.

— Вы писали его на скорую руку, Жарова, так что задержитесь и ответьте на мои вопросы. — потребовал он, когда мы складывали учебные принадлежности. Тая вздохнула и поплелась к преподавательскому столу, а мне ничего не оставалось, кроме как уйти.