Макар вглядывается в мои глаза немного с опаской, но абсолютно открыто. И осознание, что я та самая из немногих, кто знает настоящего Макара Ветрова раскрывает для меня степень его доверия. Радуюсь, как дурочка, кусая губы в попытке усмирить всполохнувший восторг, что я действительно важна для него. Это не просто встречи и пылкие поцелуи, он рассказал мне самое-самое. И сейчас я счастлива, что смогла подобрать те самые нужные ему слова.

— Твой отец убьет меня, если ты не попадешь домой вовремя, — говорит, а после целует. Медленно, тягуче.

Когда его губы касаются моих воздуха мгновенно перестает хватать, и я чувствую необходимостью вцепиться в его плечи покрепче.

— Тебе важно, что он подумает? — где-то на подсознании я понимаю, что этот вопрос скорее, чтобы прощупать его отношение к подобным моментам. Семья важна для меня. Не знаю, какие отношения между Марком и его папой, но мои родители достойны уважения.

— Важно. Потому что это важно для тебя, а ты важна для меня. Круговорот, — отвечает тихо и снова касается моих губ. Нежно, осторожно. Будто я бабочка, а не язва.

— А как насчет похищения? — приподнимаю бровь, немного отдалившись от него. А Ветров вдруг кивает и жмет на кнопку, снова заводя мотор.

— Все, как пожелает леди! — звучит высокопарно, и я смеюсь.

— Остынь, рыцарь! А то меня точно посадят в башню, и тебе придется пробираться тайными туннелями, — тыкаю по той же кнопке.

— Ну ты уж определись, прекрасная принцесса, — Макар резко подается вперед и я, не успев среагировать оказываюсь в плену его рук, — и не морочь голову рыцарям, готовым на все, чтобы завоевать принцессу!

— Прямо-таки на все?

— Хочешь проверить?

Макар шуточно щурит глаза, а у меня так и вертится на языке, чтобы он выложил почему вокруг него постоянно вертится Даяна и Миша так странно себя ведет. Но сегодняшняя обстановка не располагает, да и я не хочу все портить, выясняя отношения, которых еще толком нет. Поэтому отрицательно мотаю головой и молчу. Бабочка, а не язва. И он целует снова. Долго, сладко, притягивая ближе, будто ему меня мало. А я хочу, чтобы его всегда так тянуло ко мне и всегда было мало.

— Пойдем, — отстраняюсь осторожно, положив ладошки ему на шею. Сдерживая его азарт и свой тоже, — почти одиннадцать уже.

Он кивает и снова целует, вызывая мурашки по моему телу. Он покусывает мою нижнюю губу, то и дело вторгаясь в мой рот все глубже. Отрывается, скрипя зубами, стараясь отдышаться. Большим пальцем левой руки, что лежит на моей шее он поглаживает губу, которая припухла от укусов. Мое дыхание тоже сбилось и мне приходиться зажмуриться на несколько секунд, чтобы прийти в себя.

А потом следует череда коротких быстрых поцелуев. Они как маленькие веточки, что подкидывают в костер, не распаливают огнище сильнее, но радуют своим потрескиванием. Так и эти поцелуи согревают мою душу и плавят разум. Оторвавшись от меня, Макар прокашливается, выходит и открывает мне дверь. За время, пока он обходил машину, успеваю взглянуть в зеркало и убедиться, что выгляжу хорошо и не компрометирующе. Не хотелось бы предстать перед родителями с раскрасневшимися от поцелуев губами.

Когда подношу руку, чтобы ввести код на металлической двери, Макар перехватывает руку, вновь переплетая наши пальцы, и жмет на кнопку звонка. Смотрю на него в непонимании.

— Это Макар Ветров, — говорит после короткого «да», хотя по камере и так видно. Дверь отворяется.

Мы проходим по мощеной дорожке во двор. На пороге встречает мама, чуть позади нее стоит отец.

— Как и обещал, в целости и сохранности. И вовремя, — улыбается Ветров, пожимая руку папе.

— Я бы пригласила Вас на чай, Макар, — начинает мама с легкой улыбкой. И я убеждаюсь, что, как и в прошлую их встречу, Ветров её не разочаровал.

— Уже поздно, — после короткой паузы заканчивает за нее мой провожатый, правильно расценив оборванную фразу, — Как-нибудь в следующий раз.

— Если в следующий раз, то обязательно, — папа говорит не зло, но с нажимом и Макар кивает.

— Доброй ночи, — сдержанно прощается он, а мне только и остается пробормотать «Пока».

— Вообще-то даже Золушку отпустили до полуночи, — бурчу отцу после того, как за гостем захлопнулась дверь, и мы входим в дом.

— Это потому, что у нее была только фея-крестная, а у тебя есть отец.

— Очень добрый отец. Ну папа, а как же попрощаться? — вскидываю брови и бурчу.

— Напрощались уже. Ох, был бы я строже… — вздыхает и скрывается в гостиной.

За разговором мне так и не удалось продвинуться дальше коридора, поэтому разуваюсь только сейчас, а рядом как-то подозрительно качает головой мама.

— Мам, ну он чего? — смотрю на нее, ожидая поддержки, но возмущаться стараюсь полушепотом. А это сложно, учитывая мою «покладистость».

— Арина, мы не слепые и прекрасно видели, что машина твоего воздыхателя остановилась около двора немного за десять.

— И что?

— А ты считаешь своего отца беспросветным ничего не понимающим глупцом? — мама приподымает бровь и смотрит с упреком.

— Ма, давай без догадок? Я ничего не понимаю! — снимаю тренч довольно медленно, зависая над сказанными ею фразами.

— Что тут понимать? — разводит руками, — Мы тоже были молодыми и знаем, чем занимаются люди в машине.

— Ты что?! Ничего такого! — от неожиданности делаю шаг вперед и даже о конспирации забываю. Последние слова звучат на удивление громко.

— Арина. Я говорю про поцелуи, — прикрывает глаза, видимо, призывая все на свете терпение, — но твоему отцу даже этого знать наверняка не обязательно. Это я у нас в семье отвечаю за современность, папа более консервативен. Он ведь считает, что это первое свидание у вас. — я вздыхаю, покаянно опустив голову. Мне не стыдно и мама меня не стыдит, просто в чем-то она права, — В общем, беспокоится он за твое сердце. Мы тебя с детства холили и лелеили, понимаешь? А тут какой-то Вася.

— Он Макар, мам, — прыскаю я, отвечая смехом на её шутку, — и чего делать? — все-таки поднимаю на нее взгляд и смотрю заговорщицки. Ну хорошее у меня настроение, что мне теперь поделать-то? Не выходит даже вид грустный сделать!

— Да ничего, — на удивление просто пожимает плечами она, — Ему полезно понять, что ты выросла, но некоторые моменты лучше не показывать, ладно? — и подмигивает.

Киваю и обнимаю свою мудрую маму. Повезло, так повезло! А после поднимаюсь к себе. Быстро принимаю душ и плюхаюсь на кровать. И долго-долго не могу уснуть, потому что я занята поминутным разбором самого-самого в мире свидания. Моего и Макара. А может быть, Арина Туманова-Ветрова действительно звучит не плохо?

Восьмое марта в нашей семье — святой праздник. С утра папа с братом неизменно будили нас с мамой букетом цветов и сладостями, дом украшали гелиевыми шариками, которые сопровождали меня от лестницы, а маму от спальни. Они вели нас на кухню. Все дороги ведут на кухню да, но восьмого марта лишь для того, чтобы отведать старания наших мужчин. Оладьи или блинчики, тосты с разными джемами, а однажды даже яйцо пашот на подушке из овощей. Это папа так красноречиво придумал. Подушкой представляли собой листья салата и черри, заправленные французской горчицей, а на два яйца пашот наши поварята перевели целую пачку яиц.

Этот день всегда ассоциировался у меня с приключениями мужчин на кухне: однажды пирог достать забыли, а в прошлом году сковороду сожгли, но это никогда не было проблемой или причиной ссор. Мы всегда смеялись с мамой, шествовали по шариковой тропинке с видом принцесс и усиленно старались не замечать бардак на поверхностях или валящий из печки дым.

Сегодняшний день выделяется еще и тем, что он впервые без Владика и от этого мне грустно. Конечно, он уже взрослый и когда-нибудь это должно было случиться, но я думала, что подобного рода традиции мы перенесем в свои семьи и потом будем приезжать к родителям, чтобы разделить с ними праздник. Так мне хотелось. Слишком идеалистично, наверное. Натягиваю на лицо беззаботность и кутаясь в халат поскорее выхожу из комнаты.