День прошел без особых треволнений. Ксанта и Аркасса вполне справились с колкой дров, Дреки и Керви — с юбками, грибами и утками. Правда, утки все же пованивали рыбой, а остья недоощипанных перьев скрипели на зубах, но начинающих поварих все простили.

Ребятишки — вот кто в этот день был в совершеннейшем восторге. Они сновали из двора во двор, любуясь потрясающими картинами: мужчинами — стирающими и работающими за ткацким станком, женщинами, пьющими брагу, смолящими трубки и играющими в ножички. Е одной из таких стаек Ксанта заметила Лакмассу (мальчишечий костюм шел ей не меньше, чем ее сестре — мужской) и, попросив прощения у всей честной компании, отвела девочку в сторону.

— Ты прости, голубка, ой, то есть голубчик! — сказала она. — Но мне позарез нужна твоя помощь.

— О чем речь, дяденька! Положитесь на меня! — отвечала Лакмасса басом.

Ближе к вечеру, вдоволь натешившись развлечениями с домашними, люди повалили на центральную площадь, где женщины упражнялись в метании копий в соломенное чучело артуна, а мужчины зашивали женам то и дело лопающиеся в самых интересных местах штаны. Из домов выносили столы, расставляли брагу и приготовленные загодя яства, из кольев и шкур сооружали большую ширму для кукольного театра — словом, по всему было видно, что нынешней ночью никому скучать не придется.

Но прежде чем солнце окунулось в озеро, прежде чем началось застолье, люди из Олень-камня подняли на плечи Саграссу-лекарку и пронесли ее по всей деревне, брызгая на нее водой и осыпая хлебными зернами. Увидев это, Ксанта хлопнула себя по лбу.

— Постой-ка, а что за праздник сегодня? Неужто повитухин день? — спросила она у Аркассы.

— Ну, конечно, а что ж еще? — удивилась та. — С огородов все сняли, охоту начали, самое время.

— Конечно, конечно, что тут сказать? Как время-то летит, — пробормотала Ксанта.

В этот момент к ней подошла Лакмасса.

— Дяденька Ксант, я принес то, что вы просили! — важно пробасила она.

— Конечно, голубчик! — Ксанта вскочила на ноги. — Пойдем, я тебя отблагодарю.

Они вернулись в шатер, и девочка начала рассказывать:

— Я все сделала, как вы просили. Пошла к Ортану, сказала его жене, что хочу ради праздника его благословить, чтобы он быстрее поправлялся. Отнесла кусок утиной печенки, что вы передали. Они, конечно, очень обрадовались. Пока жена Ортана на улице для меня чай грела, я ему сказала, как вы учили, — Лакмасса прикрыла глаза, сосредоточилась и заговорила на языке Королевства. — «Эту девочку посылаю тебе я, Ксанта, жрица Тишины. Ты можешь все рассказать ей, она все передаст моей богине. Она не понимает ни слова, и ее никто не заподозрит, потому что сейчас она сама — богиня». Ортан очень разволновался, — продолжала Лакмасса. — Долго не мог решиться отправить вам послание, а потом сказал: «Ладно, семь бед один ответ. Я пробовал смолчать, а вон что вышло. Слушай». А потом передал для вас вот что, — и Лакмасса снова перешла на язык Королевства. — «Когдамы плыли на Олений остров, господин Дю-мос приказал ночью высадить его на маленький островок. Я был у него гребцом в шлюпке. Он велел мне ждать, но я пошел за ним. Он встречался с Людьми Моря, а после этого мы видели их корабли неподалеку от Оленьего острова, испугались и решили уйти. Дальше вы знаете». Вот и все.

— Спасибо большое, ты мне ужасно помогла, — Ксанта достала из кошелька последний подарок: медное колечко с черепашкой, панцирь которой был сделан из солнечного камня. — Конечно, это не для сегодняшнего дня, но завтра уже можешь надеть. Ну-ка, дай палец! Великовато пока немного, но скоро будет как раз. А то, что рассказала сейчас мне, постарайся забыть. Зачем тебе забивать голову непонятными вещами?

— «Дюмос» — звучит одинаково и по-вашему и по-нашему, — с улыбкой сказала Лакмасса.

— Ну раз ты такая умная, тогда тем более догадаешься, что надо помалкивать, — строго сказала Ксанта и ткнула пальцем в черепашку на перстне. — Как-никак это богиня Тишины, и если хочешь, чтобы она тебя охраняла, не шуми без нужды. Договорились?

Лакмасса кивнула.

— Ну тогда счастливо, беги веселиться.

Когда девочка ушла, Ксанта достала корзинку с настоящей черепашкой и пристально поглядела в темные непроницаемые глаза своей богини.

— Ты все слышала? — спросила она. — Поможешь мне? Богиня, как обычно, осталась невозмутимой, но Ксанта почему-то

решила на этот раз ей довериться. Просто потому, что больше надеяться ей было не на что. Жрица знала, что ее противник перепуган, насторожен, хочет играть по-крупному, готов выиграть любой ценой, а значит, при случае без колебаний снова убьет. Поэтому надо было торопиться, быть осторожной и поменьше говорить.

Когда Ксанта, выждав некоторое время после ухода Лакмассы, вернулась на площадь, спектакль уже закончился (Дреки снова сорвал аплодисменты, как сообщил Ксанте Керви), но веселье было в самом разгаре. Сам Керви жался в темном углу, старательно пряча юбку под столом. Дреки же, напротив, вошел во вкус — он плясал с Аркассой, и, как краем уха услышала Ксанта, девушка выговаривала ему за то, что он недостаточно жеманится и опускает глазки.

Ксанта, явившаяся на праздник с богиней, спустила Гесихию на землю, сказала ей: «Развлекайся, деточка», затем решительно опрокинула в себя чарку браги, по-хозяйски приобняла Керви за плечо и зашептала ему что-то на ухо. Тот удивленно вскинул брови, но сказал: «Ладно, хорошо».

Меж тем Гесихия отправилась прямиком к сидевшему неподалеку от Керви Дюмосу (он тоже был в юбке и женской вышитой рубашке, но носил их с таким гордым безразличием, что никому и в голову не пришло бы смеяться над ним). Добравшись до сапога Дюмоса, черепашка поднялась на задние лапки и принялась скрестись как кошка, просить, чтобы ее взяли на руки. Дюмос заметил это, поднял черепаху на колени, с улыбкой предложил ей пирожка. Та милостиво откусила, потом негромко крякнула, на мгновение замерла, и Дюмос вскрикнул:

— Эй, подружка, полегче, ты что?! Ксанта, боюсь, что ваша зверушка э-э… очень меня полюбила.

На его юбке расплывалось большое белое пятно, а запах был таким сильным, что на другом конце стола стали зажимать носы.

— Гес, что ты делаешь?! — Ксанта вскочила на ноги. — Господин Дюмос, простите ее, она уже совсем старая. Пойдемте, вам надо переодеться.

Одной рукой Ксанта подхватила свою богиню, другой — Дюмоса за рукав и потащила обоих к своему шатру.

Войдя в шатер, она сунула провинившуюся черепаху в корзинку и бросилась к мешку — искать запасные штаны и рубаху Дреки.

— Вот, переоденьтесь, вам, вроде, впору будет. Все уже настолько напились, что никто не будет смотреть, кто во что одет.

— Да уж, слава богам, вроде все кончилось, — вздохнул Дюмос, натягивая штаны. — Завтра отоспимся и назад, в Темную Речку, а потом уж и домой. Вот никогда не думал, что можно заскучать по Хамарне.

— А ты откуда родом? — спросила Ксанта, протягивая ему рубашку. Дюмос с видимым облегчением скинул женскую одежду, и Ксанта

вдруг поняла, что фигурой он похож на Андрета. Тот, правда, был на полголовы повыше. Но'вот линия плеч — широких и чуть покатых, узкие бедра, едва заметные очертания мышц под кожей, наработанных не в боях и тренировках, а кромешным трудом — уж кто-кто, а Ксанта хорошо знала, какая сила может прятаться в этих, на первый взгляд, не слишком сильных руках. Только теперь она обратила внимание, что правая ладонь Дюмоса замотана какой-то темной, сомнительного вида тряпицей. Замотана довольно неумело — сразу видно, что повязку он накладывал сам.

— Ну-ка покажи руку! — велела она.

— Да ерунда, царапина, не стоит в самом деле.

— Покажи, покажи, не дури. Я в ранах понимаю, а ты, похоже, нет. Дюмос с усмешкой развел руками и сдался.

Но когда Ксанта стала разматывать тряпицу, улыбка мгновенно стала кривой. Ксанта видела, как он стискивает зубы, чтобы не закричать от боли и, не говоря ни слова, налила своему гостю еще вина. Тот покорно выпил.