Джоди лежал, глядя широко раскрытыми глазами в серебристое сияние. Остров Бэкстеров казался ему крепостью, со всех сторон осаждаемой голодом. В лунном свете ему мерещились горящие глаза, красные, жёлтые, зелёные. Голодные звери будут снова и снова совершать на росчисть стремительные налёты, будут убивать, пожирать свою добычу и уходить восвояси. Хорьки и опоссумы будут опустошать курятник, волк или пантера, может статься, ещё до утра зарежут телёнка, старый Топтыга может снова нагрянуть, чтобы убивать и кормиться.

– Зверь, он всего-навсего делает то же, что я, когда я охочусь, чтобы добыть нам мяса, – сказал Пенни. – Охочусь там, где он живёт и выращивает своих детёнышей. Это суровый закон, но это закон. Убивай или ходи голодным.

Всё же росчисть была безопасным местом. Хотя звери и приходили, потом они уходили. Джоди трясло, он сам не знал отчего.

– Ты замёрз, сын?

– Наверное.

Он видел, как Топтыга поворачивается на месте, рубит наотмашь и рычит. Он видел, как Джулия прыгает, как медведь подгребает её лапой и притискивает к груди, как она виснет на нём мёртвой хваткой, а потом падает, помятая и окровавленная. Да, росчисть была безопасным местом.

– Двигайся ближе, сын. Я согрею тебя.

Он придвинулся ближе к отцу – сплошные кости и мускулы. Пенни обнял его рукой, и он тесно прижался к худому отцовскому бедру. Отец был оплотом безопасности. Отец переплыл быструю реку, чтобы забрать свою израненную собаку. Росчисть была безопасным местом, – отец дрался за это, дрался за своих близких. Чувство укрытости и уюта охватило Джоди, и он тотчас заснул. Он проснулся однажды, потревоженный. В лунном свете, в углу на корточках сидел Пенни и возился с собакой.

– Ну что же, я или выторгую себе новое ружьё, или попаду под суд, – сказал Пенни за завтраком.

Джулии стало лучше. Её раны оставались чистыми и не загноились. Она ослабла от потери крови и хотела только одного – спать. Она полакала немного молока из плошки, которую Пенни держал перед ней.

– Как же ты собираешься покупать новое ружьё, когда у самого нет денег даже на то, чтобы уплатить налоги? – спросила матушка Бэкстер.

– Я сказал: выторгую, – поправил Пенни.

– Чтоб мне съесть таз для мытья посуды в тот самый день, когда ты сторгуешь что-нибудь с выгодой для себя.

– Видишь ли, мать, я никого не хочу надувать. Бывают сделки, когда все остаются довольны.

– Что же ты собираешься сбывать?

– Резвуху.

– Кому она нужна?

– Она хорошая ловчая.

– Сухари ей только ловить.

– Ты не хуже меня знаешь, что Форрестеры помешаны на собаках.

– Ой, Эзра Бэкстер! Ежели ты затеял торговаться с Форрестерами, смотри, как бы тебе не прийти домой без штанов!

– К ним-то мы и идём с Джоди сегодня.

Пенни сказал это с твёрдостью, перед которой грузное тело его жены делалось как бы бесплотным. Она вздохнула:

– Ладно. Оставляй меня одну. Никто мне дров не поколет, воды не принесет, никто меня не подымет, случись я упаду. Иди. Забирай его.

– Я никогда не оставлял тебя без дров и без воды.

Джоди жадно прислушивался. Он скорее отказался бы от еды, чем от случая наведаться к Форрестерам.

– Джоди должен водиться с людьми, знать, как они живут, – сказал Пенни.

– Только с Форрестеров и начинать. Уж если он станет у них учиться, то станет чёрный сердцем, как ночь.

– Он может учиться у них, но не брать с них пример. Так или иначе, мы идём к ним.

Пенни поднялся из-за стола:

– Я принесу воды, а ты, Джоди, поди наколи дровец, да побольше.

– Возьмёте с собой завтрак? – крикнула она ему вслед.

– Я бы не стал так оскорблять своих соседей. Пополдничаем у них.

Джоди поспешил к поленнице. Каждый удар топора по смолистым сосновым чуркам приближал для него то мгновение, когда он увидит Форрестеров, своего приятеля Сенокрыла. Наколов большую кучу дров, он отнёс часть на кухню и доверху наполнил дровяной ящик. Отец с водой ещё не возвращался. Джоди побежал в загон седлать лошадь. Если лошадь будет стоять наготове и ждать, они смогут уехать, прежде чем мать надумает какой-нибудь новый предлог удержать его дома. А вон и Пенни показался на песчаной дороге с запада, согнувшийся под воловьим ярмом с двумя тяжёлыми деревянными бадьями, до краёв полными водой. Он подбежал к отцу и помог ему осторожно опустить ношу на землю; при малейшей оплошке бадьи могли кувырнуться, и тогда пришлось бы снова идти за водой, которая доставалась с таким трудом.

– Цезарь оседлан, – сказал он.

– А дрова уже полыхают, так, что ли? – ухмыльнулся Пенни. – Ладно. Мне только надеть выходной сюртук, привязать Рвуна да взять ружьё – и нас тут как не бывало.

Седло было куплено у Форрестеров, так как оказалось чуточку маловатым для их крупных фигур. Пенни с Джоди свободно умещались на нём вдвоём.

– Садись спереди, сын. Только ежели ты и дальше будешь так расти, придётся тебе ездить сзади, потому что я не смогу видеть перед собою дорогу. Резвуха, ко мне! Иди за нами.

Дворняжка пристроилась им в след. Один только раз она приостановилась и оглянулась через плечо.

– Надеюсь, это твой прощальный взгляд, – сказал ей Пенни.

Цезарь, хорошо отдохнувший, шёл ровной рысью. На его широкой старой спине, в просторном седле с отцом позади, Джоди было удобно, словно в кресле-качалке. Дорога впереди – как яркая лента солнечного света в тени листвы. На западе, у провала, дорога раздваивалась: одно её ответвление шло дальше к Острову Форрестеров, другое поворачивало на север. Старые зарубки на стволах древних болотных сосен отмечали поворот.

– Кто сделал эти зарубки, ты или Форрестеры? – спросил Джоди.

– Они были сделаны ещё до того, как мы с Форрестерами на свет появились. Среди них есть очень глубокие, сын. Сосна растёт так медленно, что вполне возможно, они сделаны испанцами. Этот, учитель-то, тебя в прошлый год ничему по истории не учил? Ну так вот, сын, тропу эту проложили испанцы. Вот эту, с которой мы сейчас сходим. Это испанская тропа прямо через всю Флориду. Она раздвоилась там позади, у Форт-Батлер. Южная тропа идёт на Тампу, она зовется тропой Драгунов. Ну, а эта называется тропой Черного Медведя.

Джоди устремил на отца круглые от удивления глаза.

– Ты думаешь, испанцы дрались с медведями?

– Уж, верно, им приходилось, на стоянках-то. Они дрались и с индейцами, и с медведями, и с оцелотами. Совсем как мы, вот только с индейцами мы не сталкиваемся.

Джоди с изумлением озирался вокруг. Сосновые леса окрест внезапно населились людьми.

– А сейчас тут есть испанцы?

– Ни один человек, Джоди, даже от своего дедушки не слыхал, чтобы тот видел испанца. Испанцы пришли из-за океана, они торговали, воевали и так прошли через всю Флориду, и никто не знает, куда они делись.

Жизнь весеннего леса неторопливо шла своим чередом в золотом свете утра. У кардиналов была брачная пора. Их хохлатые самчики мелькали повсюду, и Остров Бэкстеров словно тонул в мелодичном разливе их голосов.

– Это лучше всяких скрипок и гитар, правда? – сказал Пенни.

Джоди, вздрогнув, вернулся в заросли. Он успел пересечь с испанцами пол-океана.

Ликвидамбр был уже полностью одет свежим листом. Иудино дерево, жасмин и кизил отцвели, но черника, ти-ти и стрелолист были в самом цвету. На протяжении мили дорога бежала на запад сквозь нежно-зелёную, белую и розовую цветочную пену. Среди мелких, похожих на кружево цветов винограда святого Августина гудели дикие пчёлы. Дорога сузилась, минуя заброшенную росчисть. Цезарь перешёл на шаг. Вокруг них сомкнулись заросли. Карликовые дубы, голый падуб и миртовые деревца хлестали их по ногам. Растительность здесь была низкая, густая и лишь изредка давала тень. Апрельское солнце стояло высоко и сильно припекало. Цезарь вспотел, стременные ремни терлись о его бока и скрипели.