Ещё две жаркие, безмолвные мили пути. Одни только красноглазые тауи перепархивали в кустах. Дорогу перебежала лисица, низко неся свой хвост, да что-то жёлтое – похоже, дикая кошка – почти незримо метнулось в заросли мирта. Затем дорога стала шире, растительность отступила, и впереди показалось урочище – высокие деревья Острова Форрестеров. Пенни спешился, подхватил дворняжку и снова вскочил в седло с собакой на руках.

– Зачем ты её взял? – спросил Джоди.

– Ничего, так надо.

Они иступили в хэммок, прохладный и глубокий, со сводом, образованным кронами пальм и живых дубов. Дорога дала поворот, и под гигантским дубом показался серый, видавший непогоды дом Форрестеров. Ниже за ним сверкал пруд.

– Ты уж не обижай Сенокрыла, – сказал Пенни.

– А я никогда его не обижаю. Мы с ним друзья.

– Это хорошо. Он другой закваски, и не его вина, что он вышел такой чудной.

– Он мой лучший друг. Если не считать Оливера.

– Вот ты и держись Оливера. Он рассказывает басни не хуже Сенокрыла, но он-то хоть знает, когда врет.

Внезапно тишина леса разлетелась вдребезги. В доме поднялась суматоха. Послышался грохот стульев, швыряемых через всю комнату, с треском сломался какой-то большой предмет, звякнуло разбитое стекло, раздался тяжёлый топот ног по дощатому полу и голоса Форрестеров-мужчин, эхом отдающиеся от стен. Затем весь этот шум перекрыл пронзительный женский голос. Дверь распахнулась, и из дома выкатилась свора собак. Когда они пробегали через дверь, матушка Форрестер охаживала их веником для обметания очага. За нею толпились её сыновья.

– Можно тут спешиться без риска для жизни? – крикнул Пенни.

Форрестеры буйно загалдели, приветствуя Бэкстеров и отдавая приказания собакам. Матушка Форрестер обеими руками взялась за свой полосатый фартук и, словно флагом, замахала им вверх и вниз. Приветственные возгласы и команды собакам так переплетались, что Джоди ощутил беспокойство и некоторую неуверенность в оказанном им приеме.

– Слезайте и заходите! Пошли прочь, проклятые! Ишь повадились воровать свинину! Эге-гей! Привет! Чтоб вам пусто было!

Матушка Форрестер выбежала вслед за собаками, и они врассыпную бросились в лес.

– Пенни Бэкстер! Джоди! Слезайте и заходите!

Джоди соскочил с Цезаря, и она хлопнула его по спине. От неё пахло нюхательным табаком и горелым деревом. Запах этот не был ему неприятен, но невольно вспоминалось о том, какой аромат исходит от бабушки Хутто, – сладкий и нежный. Пенни также спешился, бережно держа на руках дворняжку. Форрестеры обступили его. Бык увёл лошадь в загон. Мельничное Колесо подхватил Джоди и, перекинув через плечо, снова опустил на землю, словно тот был простой куклой.

Тут Джоди увидел Сенокрыла: он поспешно спускался к нему с крыльца. Его сгорбленное, искривленное тело вихлялось при движении, напоминая раненую обезьянку. Сенокрыл поднял палку, на которую опирался при ходьбе, и помахал ею. Джоди побежал ему навстречу. Лицо Сенокрыла сияло.

– Джоди! – крикнул он.

Они стали друг перед другом, смущенные и обрадованные.

Чувство радости охватило Джоди – радости, какой он не испытывал ни с кем больше. Тело друга казалось ему не более неестественным, чем тело хамелеона или опоссума. Он верил взрослым на слово, что Сенокрыл повреждён в уме. Он сам никогда бы не сделал того, за что Сенокрылу дали такое имя. Младший из Форрестеров забрал себе в голову, что если прицепиться к чему-нибудь лёгкому и воздушному, то можно плавно, как птица, спуститься с крыши амбара. И вот он привязал к рукам по большому пучку сена и прыгнул. Он чудом остался в живых, отделавшись несколькими переломами, которые ещё больше обезобразили горбатую фигуру, данную ему от рождения. Разумеется, это было чистое безумие. И всё же в глубине души Джоди считал, что такая штука или что-то вроде может себя оправдать. Он и сам часто думал о воздушных змеях – очень больших змеях. И какой-то потаённой частью своего существа он понимал страстное желание мальчика-калеки познать полёт, лёгкость, минутную свободу от собственного тела, прикованного к земле, скрюченного, ковыляющего.

– Здравствуй, – сказал Джоди.

– У меня есть детёныш енота, – сказал Сенокрыл.

Он всегда был с новым любимцем.

– Пойдём посмотрим?

Сенокрыл повёл его за дом к ящикам и клеткам, служившим жилищем его птицам и зверям, состав которых постоянно менялся.

– Мой орел умер, – сказал Сенокрыл. – Он был слишком дикий и не мог жить в неволе.

Пара чёрных болотных кроликов не была для Джоди в новинку.

– Они не хотят заводить детёнышей, – пожаловался Сенокрыл. – Я хочу отпустить их.

Чёрная белка совершала свой нескончаемый бег по спицам колеса.

– Хочешь, я отдам её тебе? – предложил Сенокрыл. – А я себе другую добуду.

Надежда зародилась и умерла в груди Джоди.

– Мать не разрешит мне держать зверька.

Его сердце щемило тоской по белке.

– А вот енот. Жулик, ко мне!

Между узкими планками просунулся чёрный нос, показалась крошечная чёрная лапа, словно ребёнок протягивал руку. Сенокрыл поднял защёлку и достал енота. Зверёк прильнул к его руке и издал странный стрекочущий звук.

– Можешь подержать его. Он не укусит.

Джоди прижал к себе енота. Пожалуй, никогда ещё не доводилось ему видеть и трогать такое чудесное существо. Серый мех зверька был мягкий на ощупь, как фланелевая ночная рубашка его матери, а заострённая мордочка казалась словно в маске от чёрной полосы, проходившей поперёк глаз. Хвост у енота был пушистый, в красивых тёмных кольцах. Зверёк тихонько покусывал ему руку, затем снова издал свой стрекочущий крик.

– Он просит соску с сахаром, – с материнской нежностью сказал Сенокрыл. – Давай возьмём его в дом, пока нет собак. Он страшно боится собак, но он привыкнет. Он не любит, когда кругом шум и суета.

– Из-за чего вы дрались, когда мы приехали? – спросил Джоди.

– Я тут ни при чем, – ответил Сенокрыл с презрением. – Это всё они.

– А что было?

– Одна из собак намочила прямо посреди комнаты. Ну, и они не могли дотолковаться, чья это собака.

Енот жадно сосал соску. Он лежал на спине, в ложбинке между рукой и боком Джоди, крепко сжимая в передних лапах набитую сахаром тряпку и блаженно закрыв глаза. Его маленькое округлое брюшко было уже полно молока, и вскоре он бросил соску и закопошился, пытаясь высвободиться. Джоди посадил его себе на плечо. Енот ворошил его волосы, шарил своими маленькими беспокойными лапами по его шее, ушам.

– Его лапы никогда не знают покоя, – сказал Сенокрыл.

Из тени за очагом раздался голос папаши Форрестера. Джоди и не заметил его, так тихо тот сидел.

– Я держал енота мальчишкой, – сказал он. – Два года он был ласковый, что твой котёнок. А потом в один прекрасный день возьми да выхвати у меня кусок ноги. – Старик сплюнул в огонь. – Этот тоже, как вырастет, будет кусаться. Такая уж у них повадка.

Матушка Форрестер вошла в дом и занялась своими горшками. Сыновья гурьбой повалили за ней: Бык и Мельничное Колесо, Говорун и Тюк, Дуга и Лем. Джоди озадаченно глядел на высохшую, сморщенную пару, взрастившую этих громадных людей. Все они были почти на одно лицо, кроме Лема и Говоруна. Говорун был покороче других и не блистал умом. Лем один из всех был чисто выбрит. Ростом он был не ниже остальных, но несколько потоньше и не такой чёрный, притом самый несловоохотливый из всех. Он часто сидел сам по себе, насупившийся и угрюмый, тогда как Бык и Мельничное Колесо, самые шумливые, предавались безудержному веселью.

Пенни Бэкстер вошёл в дом, совсем незаметный среди них. Папаша Форрестер продолжал рассуждать о повадках енотов. Никто, кроме Джоди, не слушал его, но старик упивался собственными словами.

– Этот енот вырастет величиною с собаку. И тогда он задаст дёру любой собаке во дворе. Енот для того и живёт, чтобы задавать дёру собаке. Он ляжет на спину в воде и может драться с целой сворой собак. Он будет топить их одну за другой. Ну, а кусаться, так он и мёртвый кусает напоследок.