— И даже Дмитриев от тебя отказался? — выслушав, спрашивает Марк.

Для него это показательно. Если такой мужик не стал связываться с таким сбродом, то ему тоже не стоит.

— Я понял, Кость.

Поднявшись, Бестужев выходит. Я остаюсь один, меня не уводят обратно в камеру. И я знаю почему. Это обязательная часть спектакля.

Сейчас снова придет Морозов. Решит, что я сломлен и осталось только додавить, чтобы я сдал ему Маяка и других парней, которые были выше меня. Пусть я не видел руководителей организации лично, я все еще могу сдать подельников, но я жить хочу.

Морозов действительно появляется.

С черным от гнева и перекошенным лицом.

Пульс моментально подскакивает, и я с трудом сохраняю прежний покерфэйс, хорошо знакомый капитану по остальным допросам.

— Подпиши здесь и здесь.

Он швыряет на стол заявление о том, что я не имею никаких претензий к руководству СИЗО, и приказ о моем освобождении, с которым я должен ознакомиться.

На негнущихся ногах выхожу на улицу. Идет мокрый снег, застилающий глаза. Бестужев машет мне рукой и быстро прячется в машине.

Делаю глубокий вздох. Тяжелый влажный воздух впивается иглами мороза в легкие.

Сажусь на пассажирское сидение.

— Зачем вы это сделали? — произношу сразу.

Бестужев хмыкает.

— Тысяча пятьсот двадцать три плюшевых медведя, Костя. Я заставил весь отдел безопасности пересчитать этих чертовых медведей. Трижды.

Да, я заказал по одному плюшевому мишке на домашний адрес Бестужева от каждого постояльца отеля, чьи данные я смог достать.

Несравнимые копейки, которые после отелю не составило труда возместить. Но наглядный пример для Бестужева, чем может обернуться такая дыра в безопасности.

 — Но вы заплатили весь штраф, а это в три раза больше, чем вы мне обещали.

— Отработаешь, — пожимает Марк плечами. — А если снова вляпаешься во что-то и тебя опять посадят, то я увеличу штраф. Мы пропишем это в твоем трудовом договоре. Морозов отдал мне тебя как бы… на поруки. Для перевоспитания. Так что не подведи, Гронский. Ты учишься?

Молчу, но потом вспоминаю, что сам же дал себе слово говорить правду.

— Я плачу секретарше из деканата, и она делает все работы за меня.

— Неправильный ответ, Костя. Значит, добавим еще один пункт в твой договор. Приносишь свои работы сначала мне, а на работу приходишь после учебы. Ты в курсе, что студентов перевели на дистанционку?

— Да я и так в универе не появлялся.

Правда дается с трудом, будто надо горсть опилок проглотить.

— А теперь будешь сидеть в онлайне, каждую лекцию. Понял?

Киваю.

— Жить тебе есть где? Куда отвезти?

— Да, — называю адрес.

У меня есть ключи от нашей старой квартиры, в которую мать не хотела меня отпускать жить одному. Наверное, считала, что пока я рядом за мной будет проще проследить.

Бестужев заводит мотор.

— И все-таки, — решаюсь повторить вопрос. — Зачем вы это делаете?

— Скажем так… Глаз у меня наметан. Настоящих мерзавцев я вижу сразу. А у тебя, Кость, еще не все шансы потеряны. Паспорт твой у меня, капитан отдал, я его с собой заберу, чтобы тебя оформили. Свой кабинет или секретаршу не обещаю. Так что тебе еще придется удивить и меня, и моего руководителя службы безопасности. Одних медведей будет мало.

Кай замирает за моим правым плечом и закрывает окно.

Каждое его движение бьет по моим взведенным нервам.

От закрытого окна теплее не становится. Я дрожу не потому, что холодно, а из-за его такой долгожданной близости.

Мы не виделись всего полторы недели.

Раньше я не думала, что можно скучать по другому человеку настолько сильно.

Но я не собираюсь выдавать своих чувств так быстро. Сначала Кай должен объясниться, как оказался на свободе, а еще почему решил следить за мной вот так, с чердака.

Каждую минуту я места себе не находила из-за него, а он решил, что может просто подглядывать за мной из тени и этого будет достаточно.

— Что я только что увидел, балеринка?

Голос хриплый, а одежда пропахла дымом сигарет.

Как наяву, вижу его прищур, с которым он наверняка смотрел, как мы с Розенбергом замерли посреди залы, а после, перекинув сигарету в угол рта, все с тем же прищуром подхватил свободной рукой металлический уголок и зашвырнул его.

— А не нужно было исчезать, Кай. Почему ты не дал мне знать, что ты на свободе?

Он не сдвигается.

Так и стоит за моим правым плечом, и вся моя левая половина тела давно закоченела, а правая — наоборот горит, как будто я прижимаюсь к раскаленному боку печи.

— Напомнить, какой у тебя сотовый оператор, балеринка?

«А причем здесь это?» чуть не вырывается у меня, а потом до меня доходит.

Отец.

Разумеется, мой телефон подключен к его оператору.

А значит, он обеспечил меня не только физической изоляцией в Академии, но и полной цифровой.

— Он внес мой номер в черный список, — говорит Кай. — А еще пресек любую возможность связаться с тобой. Список неизвестных номеров, которые звонят тебе, тут же доставляют прямо ему. И я не уверен, что он не включил тебе прослушку, балеринка.

— Неужели не было другого способа?

— Как видишь, нет. Сюда я проник потому, что больше не мог без тебя. На свой страх и риск. Если меня найдут или заметят, то опять вызовут ментов. Хотя вижу, что зря я пошел на такой риск. Раз уж ты с Кудряшом лижешься у меня на глазах.

Злые слова Кая щекочут мою шею, заставляя трепетать выбившиеся из пучка локоны.

Кожа на шее покрывается мурашками, а возбуждение иррационально наполняет тело, игнорируя неподходящее место, время и ситуацию.

Мне недоставало его рук, поцелуев и близости. А теперь он так близко, но по-прежнему так далеко.

— Ты бы так и продолжил шастать по крышам, если бы я не поцеловала его.

— Я ждал подходящего случая, чтобы открыться тебе, но оказалось, что у тебя проблемы с терпением.

Он делает еще шаг и становится еще ближе. Бедром касается моей ноги, а я уже мечтаю о том, чтобы снова распахнуть окно и позволить ледяному ветру охладить меня.

Кай кладет руку мне на талию и прижимает к себе. Наклоняется и кусает в шею, так что я ахаю и дергаюсь, пытаясь вырваться.

А он оставляет метку на моем теле, как будто ему это позволено.

— Может, Кудряш преуспел не только в поцелуях, балеринка?

Я шиплю, и Кай зализывает место укуса.

— Я не успел сказать это, так что сделаю сейчас. Я без ума от тебя, балеринка. И хочу с тобой встречаться. Быть твоим парнем. Единственным, поняла меня? Молодец, хорошо вывела меня на эмоции, но терпеть Кудряша рядом с тобой я не намерен. Танцуйте, сколько влезет, но чтобы после тренировок ты на него не смотрела так, как сейчас. И уж точно не лезла целоваться.

— А не то что?

— А не то пусть заказывает себе запасную челюсть, Юль. Пожалею, раз уж он танцор. Только без зубов оставлю, если тебя коснется.

Рука скользит по моей талии.

Кай откидывает кардиган, цепляет эластичную футболку и пробирается под одежду.

Я с трудом  могу устоять на ногах, когда он прибавляет еще и поцелуи. Целует меня в шею, в скулы, в плечо. Покрывает поцелуями каждый сантиметр оголенной кожи, до которой может дотянуться.

Я дрожу, теряя связь с реальностью. Горячие сны не сравнятся с ощущениями, которые он способен дарить на самом деле.

— Ты не ответила, — шепчет он. — Будешь моей девушкой?

— Я еще не решила.

Пальцы впиваются в мою талию.

Поднимаются выше по животу к груди, стянутую спортивным лифом. Кай отводит в сторону и его. Перекатывает между пальцами ставшие твердыми соски, пока второй рукой тоже пробирается под футболку.

— Ты опасный… — говорю через силу так, чтобы голос звучал ровно. — То и дело пропадаешь… Что за парень из тебя выйдет? Хлопот с таким, как ты, не оберешься.

Он прижимает меня вплотную к себе, пока одной рукой ласкает мою грудь, пальцы второй уже пробегают по кромке спортивных лосин.