Ложь? Он лжет мне? Разве он не обещал больше не делать этого?

— Подарок?

— Новый год же.

Я киваю. И вспоминаю про свой подарок. Теперь он кажется глупым и неуместным, хотя поначалу считался идеальным. Лучше бы я ограничилась дезодорантом. Дарить его сейчас было бы уместней.

Кай действительно достает из рюкзака коробочку, при виде которой мои глаза лезут на лоб.

— Открывай.

На бархатной подушечке вижу хрупкую подвеску в виде крылышек.

— Бабочка? — непонимающе переспрашиваю я.

Я была готова увидеть балерину, пуанты, что угодно. Почему крылья?

— Фея, — отвечает он хриплым голосом. Тянет за шнурок, поглаживая блестящие крылья пальцем. — Ты, Юль, как фея. Та, ради которой ты столько репетируешь. Твой выпускной спектакль. Прости, забыл, как ее зовут.

— Сильфида.

— Точно. Можешь не носить, если не нравится… Знаю, что это просто бижутерия…

— Мне нравится.

Поднимаю распущенные волосы, обнажая шею, и Кай завязывает шнурок на моей шее. Тонкие блестящие крылья ложатся точно в вырез платья.

Я представляла себе этот вечер иначе, и теперь не знаю, как выкручиваться с ответным подарком.

— У меня тоже есть для тебя кое-что… — говорю срывающимся голосом.

Кай задумчиво кивает, снова делая глоток вина. Подхожу и отбираю у него бокал. Утопить свое горе не выйдет. Может, в моем подарке все-таки будет хоть какая-то польза.

— Расстегни мое платье.

Кай вскидывает одну бровь.

— Я пил, Юль. Не надо.

Тогда выйдет, что я ничего ему не подарила. Дергаю молнию своего платья, и ткань падает к моим ногам. Под платьем у меня самое эротичное белье, какое я только смогла найти на свой размер. Прозрачный лиф, пояс для чулок, сами чулки и очень тонкие трусики. Почти ниточки.

— Я думала, вечер пройдет иначе… И хотела сделать тебе сюрприз.

Кай пытается смотреть мне в глаза, но взгляд неминуемо соскальзывает ниже. На все, что ниже моего лица.

— Дай мне пять минут, — вдруг говорит он.

В каком смысле?

— А сама иди под одеяло.

Чего?!

— Не то замерзнешь, — Кай распахивает окна, впуская морозный воздух. Сбрасывает с себя свитер, штаны, оставаясь только в боксерах. — Я быстро в холодный душ. Ты еще не под одеялом? Мне нужен холод, чтобы хоть чуть-чуть протрезветь, а ты замерзнешь.

Он даже говорить стал быстрее. И по-моему, уже протрезвел, стоило ему увидеть мое белье.

***

Стою под ледяным душем, надеясь, что холод выбьет из меня последнюю дурь. Но выводы сделаны. И уже давно.

Спасибо, мама.

Хотя… Она просто указала мне на мое место. В очередной раз. А если она еще и узнает про долг, а потом про нас с Юлей… Все закономерно. Я слишком долго пускал свою жизнь под откос, чтобы в одно мгновение она могла сама собой исправиться.

Мне и отвечать.

Выхожу босиком в одном полотенце в собственную спальню, где так холодно, что зуб на зуб не попадает. Балеринка сдержала слово, лежит на кровати и сверкает глазищами из-под одеяла. Контраст порочного белья на ней, о котором я знаю, и невинности в этих растрепанных волосах на лице без косметики мгновенно бьет в голову. Сильнее любого алкоголя. Круче любого наркотика.

Закрываю окна, откидываю в сторону полотенце с бедер. Юля смущается, но смотрит на меня с еще большим жадным любопытством.

Сейчас ее взгляд ощущается, как раскаленная спичка, поднесенная к моей обнаженной коже. Ступаю к кровати, но она выскальзывает из-под одеяла на долю секунды раньше. Предвосхищает мое движение. Запрокидывает голову, глядя на меня, и медленно облизывает губы.

Если и есть что-то в этом мире, о чем я обязательно буду вспоминать за мгновение перед смертью, то вот эту картину. Как горят ее глаза, как вспыхивают стыдом щеки, но как она отбрасывает волосы за плечи, а после ведет руками по моим бедрам медленно, нерешительно, сжигая дотла любые предохранители, которые помогали бы мне выстоять перед соблазном. Я готов наброситься на нее, но напарываюсь на блеск крылышек на ее груди, как на острый клинок, вогнанный прямо в сердце.

Чертов смертный принц не должен касаться феи.

В этот момент ее губы смыкаются на моем члене.

Запрокидываю голову, не в силах сдержать громкого стона, когда она дразнит меня кончиком языка. Меня разрывает на части, и я ударяю бедрами сильнее. Она давится, кашляет, а в глазах мгновенно вспыхивает испуг.

Прости, фея.

Как и чертов принц, я тоже эгоист.

Опрокидываю ее на кровать, накрывая телом. Не могу смотреть в ее глаза, поэтому целую в щеки, губы, закрываю ладонью ей веки.

На ней лучшее белье, которое я когда-либо видел. И может быть, лучше уже и не увижу. Другой такой, как Юля, не будет.

Она ерзает, стонет, касается меня руками. Знаю, балеринка. Ты хотела, чтобы это выглядело, как подарок. Но ты и представить не можешь, сколько улыбок ты уже подарила мне. Их было бы вполне достаточно.

Отвожу в сторону трусики, чтобы ее подготовить, но она снова обыгрывает меня. Обхватывает член пальцами, направляет в себя, а после приподнимает бедра, как никто ни разу не делал до нее, и сама насаживается.

От неожиданности я охаю и едва не падаю на нее сверху.

— Это что такое? — шиплю.

— Ты портишь мне подарок! — цедит в ответ.

Толкает в грудь, стараясь опрокинуть меня на спину. Сдаюсь и перекатываюсь сам, и она, довольная, устраивается сверху. Отбрасывает в сторону кружевной лифчик, обнажая всю себя, и приподнимается.

А потом делает бедрами неуловимое движение и опускается.

Ох.

Ее бедра движутся так, что стоны сыплются из меня вперемежку со сдавленными матами. Она танцует, верхом на мне, руками упираясь в мою грудь, и единственное, что я могу сделать и что она позволяет мне делать, это ласкать ее в ответ.

Восьмерки, полукруги — сейчас я в полной мере могу оценить ее спортивную подготовку и способности к классическому танцу.

— Хорошо, Дмитриева, а теперь заново! — выдыхаю ей в губы, копируя интонации доставучей преподавательницы.

Резко сажусь и, обхватив ее за бедра, насаживаю на себя. Юля впивается ногтями в мои плечи и громко стонет. Но веду я недолго. Она находит точку опоры и снова двигается так, что у меня мигают звездочки перед глазами.

Это лучший подарок, балеринка, вот только… я его недостоин.

Крылья феи царапают мою грудь, когда я прижимаю ее к себе, так тесно, как только могу. И двигаюсь за нас обоих, доводя прежде всего до экстаза ее, и Юля скребется ногтями по моим плечам так сильно, что кожа начинает гореть. Значит, я на правильном пути.

Опрокидываю ее на спину, приподнимаю ягодицы и снова беру.

Потому что не могу иначе. Лучше, чем она не будет. Круче, чем с ней уже ни с кем не будет.

Но она хрупкая фея. А я долбанный смертный.

Она кусает губы, давясь стонами, и напрягается всем телом, замирает, обхватывает меня так, что я с трудом, рывками продолжаю двигаться. А потом она кричит, чересчур громко, так что я опять едва не падаю на нее, потому что должен срочно заставить ее замолчать, но вместо этого нахожу ее губы и вдруг кончаю сам, захлебываясь собственными стонами и ее рваными судорожными вдохами.

Решение зрело долго.

Я держался. Из последних чертовых сил, но держался. Хотя и понимал, что шансов избежать расплаты у меня нет.

Смс от Маяка я получил накануне Нового года, но не стал открывать.

Сообщение провисело не просмотренным вплоть до того момента, пока не пришел Кудряш, а я чуть не уронил «Селедку под шубой» на пол на глазах у всех. Руки тряслись. От ревности, обиды и злости.

Что меня так разозлило, что я сделал последний шаг и ткнул на горящий конверт?

В очередной раз ретировавшись из-за стола, где царствовал Розенберг и моя мать, на кухне я взял телефон в руки, но тогда открывать не стал. Посмотрел на конверт и спрятал телефон обратно в карман, умялся холодной водой.

Тогда я еще держался.