Журналистов было много, но мы с тренером также молча, не общаясь прошли по устроенному для нас военными коридору, вскоре попав в раздевалку сборной. Поздоровавшись со всеми ребятами и тренерами, я стал переодеваться. Вскоре к нам подошла Петрова.

— Так, поскольку вы вчера бежали словно беременные носороги, было решено Добряшова поставить в полуфинале на первом отрезке, чтобы он дал остальным максимальный запас времени. Иван, ты как?

Она повернулась ко мне.

— Как скажет страна и тренеры Зоя Евсеевна, — улыбнулся я.

— Парни, я на вас очень рассчитываю, мы сейчас третьи в общефинальном зачёте медалей, впереди ГДР и Польша, а позади Франция, наступает на пятки. Ваша медаль позволит нам стать вторыми, и мы сделаем тот максимум, который можем, дальше будут трудиться остальные сборные.

Мои напарники по команде слушали её, и было видно, что тренера им вчера дали взбучку, поскольку они выглядели малость виноватыми.

— Ну всё, не подведите меня и всех нас, — закончила она наставления и позвала поговорить личных тренеров.

— Иван, палочку мне слева отдавай, я покажу руку, — обратился ко мне Эдвин, который бежал второй участок.

— Хорошо, давай покажи, как правильно, — я поднялся, и мы с ним потренировались, поскольку ранее я всё время на квалификации бегал последний отрезок дистанции и с ним не пересекался.

Вскоре вернулись тренера и отвели нас в комнату ожидания, где ждали и другие спортсмены. Моё появление вызвало небольшое оживление, поскольку среди легкоатлетов были те, кто бегал со мной вчера и позавчера, но никто не подошёл, поскольку мы стояли командой четверо, очень кучно.

Ещё через пять минут, спортивные маршалы стали разводить всех по дистанциям, а я отправился на старт, входя в привычное отрешённое от всего состояние.

Выстрел подействовал словно шпоры, и я отдохнувший после вчера, побежал значительно лучше, чем на 200 метров, стремительно обогнав всех и вручив Эдвину палочку прибежав первым. Дальше оставалось только смотреть, как мои коллеги по команде, передают эстафету дальше. Для меня сейчас было много волнительнее смотреть за ними, чем переживать за себя, поэтому, только когда Николай финишировал первым, я смог спокойно выдохнуть. Идя им навстречу, я улыбался и поздравлял всех, а когда высветилось время 39.4 и буквы CR, то мы обнялись и тихо прокричали ура.

Тренеры тоже были довольны и ушли советоваться, а мы сидя в раздевалке спокойно разговаривали, обсуждая прошедший забег. Кто-то делился неровностями дорожки на своём участке, кто-то говорил о сильных и слабых сторонах соперников. Всё было очень полезно, и я видел, как парней отпустило утреннее напряжение, сейчас они были готовы побеждать.

— Остался только финал, — мечтательно прикрыл глаза Амин, — и всё, отмучались.

— Рано расслабляешься, — хмыкнул ленинградец, — мы ещё не пробежали.

— Это да, — досадливо согласился тот.

Мы помолчали, поскольку обсудили самое важное, а вскоре за нами пришли тренера, озвучив, что решили на финал поменять порядок, и я теперь побегу последним. Ребята удивились, но никто спорить не стал, я уж тем более.

Следуя за венгром, я встал на свой участок, переглянувшись с поляком, который стоял рядом. Дальше потянулось томительное ожидание, и по мере того как я видел, как бегут ребята, нарастала ещё и тревога. На последнем отрезке мы были пятыми, а это значило, нужно было выкладываться в полную силу, в этот раз лёгкой пробежки у меня не будет.

Приближающийся Николай, в последнем рывке всунул мне палочку эстафеты, и я начиная разбег, видел впереди себя уже не пять спин, а семь, поэтому понимая, как много сейчас от меня зависит, я ускорился на пределе возможностей, обходя сначала одного спортсмена, затем другого и чем ближе была финишная черта, тем всё ближе были спины моих соперников. На последнем десятиметровом участке я увидел, как бежавший первым француз, победно поднял руки над головой, его соперник из ФРГ поняв, что он станет только вторым, тоже чуть сбавил, это настолько придало мне сил, что я не жалея собственное тело и не обращая внимание на пощипывание в задней части бедра, бросился вперёд, и мы финишировали все втроём вместе. После этого дикого ускорения уже резкая боль кольнула заднюю часть бедра, ногу судорожно свело, и я кубарем покатился дальше финальной линии. Стучавшая кровь в голове и тяжело бухавшее сердце, привели меня в чувство, и я сначала почувствовал острый запах нашатыря, а затем озабоченное лицо медика с разложенной сумкой на земле.

— Всё, спасибо, — отклонил я голову от вонючей ватки, поблагодарив его за помощь. Он облегчённо вздохнул, поскольку ко мне уже бежали тренера и врачи нашей сборной.

— Ваня, что случилось? — первой добежала Зоя Евсеевна.

— Правая нога, не могу встать, — тихо ответил я, чувствуя пульсирующую боль.

— Б…ть, этого ещё не хватало, — выругалась она, и повернувшись стала распоряжаться врачами, которые расстелили принесённые с собой складные носилки и осторожно перекатили меня туда.

— Поехали в больницу, — она шла рядом.

— Так погодите, место-то мы какое заняли, — спохватился я, начав крутить головой, чтобы увидеть табло.

— Первое Ваня, первое, — она улыбнулась и протянув руку, потрепала меня по голове, — ты молодец. Три золотых медали с первого же международного турнира — это отличный старт карьеры. Теперь лежи и не двигайся, нужно понять, что с ногой.

А с ногой и правда было не всё в порядке, множественные разрывы мышц задней части бедра, как вскоре показало обследование и рентген. Но больше всего обследующего меня врача смутили другие повреждения моего тела, он о чём-то совещался со своими коллегами, затем позвал Зою Евсеевну и тоже с ней тихо поговорил. Ей явно не понравились его слова, поэтому она отрицательно покачала головой, отошла и сказала, что в принципе всё понятно, и мы уезжаем домой. Награждение случилось без меня, поскольку первым же самолётом мы улетали, чтобы заняться моей ногой серьёзно уже на родине.

Но не всё оказалось так просто. В больницу нагрянули какие-то люди, появился наш посол, и вскоре ко мне подошёл смущённый Сергей Ильич, протягивая баночку.

— Пописай Ваня, — попросил он меня, — представители Франции и ГДР заявили протест и тебя хотят проверить на допинг. Так что нужно будет ещё и кровушки с тебя сцедить.

— Сейчас же нет обязательных проверок, — удивился я.

— Да, но в случае протестов, спортсменов проверяют. Их спортсмены уже сдали анализы, все ждут, когда это сделаешь ты.

Пока мы говорили к нам подошёл обеспокоенный посол.

— Добрый день Фёдор Егорович, — поздоровался я с ним.

— Привет Иван, — он несмотря на творившийся кругом кавардак слабо улыбнулся и попросил всех отойти от нас.

— Что скажешь? — тихо спросил он, — будем сдавать анализы?

— Я чист Фёдор Егорович, — успокоил я его, — если они только сами чего не подольют туда.

— За это не волнуйся, мы проследим весь цикл исследований, главное, чтобы у тебя самого чего не нашли. Поэтому я и спрашиваю. Можно их всех послать конечно, но возникнут вопросы. А этого лучше было бы избежать, предъявив явные доказательства.

— Ну, если обещаете, что они от себя ничего в анализы не добавят, то пусть берут.

— Поправляйся, чемпион, — он пожал мне руку и пошёл к тренерам и докторам, давая на ходу распоряжения.

Вскоре после того, как я наполнил баночку, у меня с вены взяли две пробирки крови, и рядом с врачами появилось два человека, в костюмах тройках, которые всюду следовали за ними. Меня же, после всех процедур, повезли сразу в аэропорт, куда доставили вещи из воинской части. Всё это время меня несли мимо всех турникетов, сразу на самолёт, обычного рейса. По трапу, я с тугостянутой бинтами ногой поднимался, опираясь на плечи тренеров, и поприветствовав широко улыбающихся мне стюардесс Аэрофлота, я попал в салон. При виде меня почти все возвращающиеся на родину граждане, стали улыбаться и захлопали. Я чуть поклонился, поблагодарил всех, но попросил не раскачивать самолёт, а то и так неизвестно как он летает по воздуху, так ещё мы ему будем в этом мешать.