Первая зима с Колином и Витниром прошла спокойно. Регулярно приходили весточки от Тобина и Ки; писала и Айя, теперь ей приходилось разрываться между путешествиями и более частыми визитами в столицу. Из осторожных намеков становилось ясно, что в древнем городе Айя нашла союзников — волшебников, которые могли принести больше пользы, оставаясь там, где они есть, чем присоединившись к Аркониэлю в замке.

Мальчики писали о придворной жизни, и в письмах Тобина Аркониэль улавливал скрытые нотки беспокойства и досады. Корин продолжал кутить и пьянствовать, у короля то и дело менялось настроение, а старшие юноши обращались с Тобином и его сверстниками как с детьми.

Ки, напротив, радостно сообщал о пирушках и девочках, которые проявляли к ним с Тобином интерес. Аркониэль догадывался, что именно эта сторона придворной жизни Тобина не слишком радует; он ни слова не писал о девочках, упомянул лишь об одной, с которой подружился и которая исчезла при весьма загадочных обстоятельствах. Он не вдавался в подробности, но у Аркониэля осталось смутное впечатление, что Тобин думает, будто ее убили.

Приближалась новая зима. Аркониэль все так же проводил время в мастерской, не забывая о своих гостях. Колина не слишком интересовала «домашняя магия» Аркониэля, как он называл занятия волшебника, и он предпочитал в любую погоду бродить по лесу. Привыкнув к новому дому, он оказался изрядным ворчуном, так что Аркониэль был рад предоставить его самому себе.

И еще Аркониэля несколько смущало пренебрежение Колина к Витниру. Не то чтобы он был суров с ребенком, просто частенько уходил, оставив мальчика на попечение Нари.

В то утро Аркониэль как раз заговорил об этом, когда Нари хлопотала в его мастерской, орудуя тряпкой для пыли.

— Все в порядке, — сказала она. — Я очень рада, что в этом доме снова появился ребенок. Видит Создатель, несчастный малыш так нуждается в ласке. Уж не знаю, родился он волшебником или нет, но ему здорово досталось, а ни одной живой душе до него дела нет.

Аркониэль уловил резкость в ее голосе. Отодвинув незаконченные записи, он развернул кресло от письменного стола.

— По-моему, Колин заботился о нем. Когда они у нас появились, ребенок выглядел неплохо, разве не так?

— Согласна, с голоду он не умирал. Но ты посмотри, как Колин обращается с мальчиком! Он ему и слова доброго не скажет, если вообще надумает с ним поговорить. А чего еще ждать-то? Колин только из чувства долга взял малыша, вот и все.

— Откуда ты знаешь?

— А что, Витнир мне сам рассказал, — ответила Нари, и Аркониэль заметил на ее лице довольную улыбочку, когда она отвернулась, чтобы протереть окно. — И еще я недавно выудила кое-что из Колина. Предыдущий наставник очень плохо обращался с несчастным ребенком, был пьяницей или того хуже, насколько я поняла. Думаю, после такого даже Колин светом в окошке покажется, только ему самому, похоже, до мальчишки никакого дела нет. — Нари смахнула пыль с большого подсвечника. — А я ничего не имею против малыша, пусть себе вертится под ногами. Он никому не мешает. Но если уж он родился волшебником и если судьба привела его к нам, может, ты уделишь ему больше внимания?

— Я? Да он со мной даже не разговаривает с самого первого дня!

Нари покачала головой.

— Ты хочешь сказать, что не замечал, как он ходит за тобой по пятам и таится под дверьми твоей мастерской?

— Нет, не замечал. Вообще-то я думал, что не нравлюсь ему. — После опыта общения с Тобином волшебника стали смущать молчаливые дети. — Каждый раз, когда я пытаюсь с ним заговорить, он сует в рот палец и таращится на собственные ноги.

Нари махнула на него пыльной тряпкой и хихикнула.

— Представляю, как ты с ним заговорил! С тех пор как мальчики уехали, ты стал неприветливым, даже раздражительным немного.

— Неправда!

— Правда, правда! Нам-то с поварихой все равно, но теперь в доме появился маленький мальчик, а в детях я понимаю лучше тебя. Улыбнись ему! Покажи пару фокусов, и ставлю целый сестерций против медной монетки — он сразу оттает!

К удивлению Аркониэля, Нари выиграла пари. Хотя мальчик по-прежнему держался тихо и застенчиво, его личико заметно светлело, когда Аркониэль находил время, чтобы показать ему какое-нибудь простенькое волшебство или просил о небольшой услуге. Он был все таким же худеньким, но усилия поварихи вернули краску на его впалые щеки и добавили блеска встрепанным каштановым волосам. Разговаривать с ним было по-прежнему трудно; Витнир редко заговаривал сам, обычно он лишь бормотал что-то невнятное в ответ на вопросы.

Однако в мастерской Аркониэля он внимательно и серьезно следил за каждым движением волшебника. Однажды, ни с того ни с сего, Витнир робко вызвался показать Аркониэлю, как умеет налагать чары удачи на связку сушеного тимьяна и конского волоса. Это было не самое обычное занятие для восьмилетнего мальчика, даже рожденного с даром волшебника. Движения его были немного неловкими, но чары держались крепко. Искренняя похвала Аркониэля вызвала у мальчика первую улыбку, которую волшебник вообще увидел на его лице.

После первого успеха Витнир просто расцвел. Аркониэль с радостью взялся за его обучение и через несколько уроков обнаружил, что Колин занимался с мальчиком намного больше, чем можно было подумать. Ребенок провел с Колином меньше года, однако он уже знал большинство основных заклинаний и огненных чар, а еще невероятно много о свойствах растений. Аркониэль начал подозревать, что не скука и не досада заставили Колина пренебрегать мальчиком, а уязвленное самолюбие наставника при очевидных способностях ученика.

Когда Аркониэль понял, с какой скоростью Витнир усваивает новые знания, он стал осторожнее и старался, чтобы мальчик меньше видел его собственные опыты. Ведь наука Лхел по-прежнему считалась среди свободных волшебников запретным знанием. Поэтому они с Витниром работали вместе каждое утро, но днем Аркониэль оставался один.

Получив в дар силу Ранаи, Аркониэль стал замечать, что некоторые чары — в особенности чары вызова и превращения — стали работать намного быстрее и легче, чем прежде. Заклинания выстраивались в его уме более отчетливо, и ему даже удавалось удерживать магическое зрение почти час без малейшей усталости. Вероятно, благодаря Ранаи и, конечно, Лхел он наконец добился первых серьезных успехов в создании туннеля в воздухе.

После дюжины бесплодных попыток он бросил это занятие, но рано или поздно снова оказывался перед старой солонкой в надежде переместить внутрь фасолинку или камешек.

В один из дождливых дней месяца клесина Витнир прибирался в его мастерской, когда Аркониэль как раз предпринял очередную попытку. Мальчик с любопытством прислушался к негромкому бормотанию волшебника.

— Что ты пытаешься сделать?

Витнир все еще говорил тихим голосом церковного послушника. Аркониэль не раз подумывал, что стало бы с мальчиком, пообщайся он несколько дней с Ки. Наверняка сразу заговорил бы по-другому.

Аркониэль поднял со стола непослушную фасолину.

— Пытаюсь перенести это в солонку, не открывая крышку.

Витнир помолчал.

— А почему бы тебе не проделать в крышке дырку?

— Ну, видишь ли, тогда весь смысл опыта пропадет. Тогда я мог бы просто открыть… — Внезапно Аркониэль замолчал, внимательно посмотрел на мальчика, потом на солонку. — Спасибо, Витнир. Ты не мог бы ненадолго выйти?

Остаток дня и всю ночь Аркониэль просидел на полу, скрестив ноги и погрузившись в глубокое раздумье. На рассвете он открыл глаза и расхохотался. Вся схема магического действия предстала перед ним ясно и отчетливо и была такой простой, что Аркониэль не мог понять, почему решение так долго ускользало от него и понадобилась подсказка ребенка, чтобы он прозрел.