Мрачная зима навалилась на Эро. На каждом доме и над каждой лавкой висели мокрые, изорванные ветром в клочья траурные знамена в память о принцессе Алии. В Новом дворце все стены, от королевских покоев до комнат судомоек, почернели либо приобрели серовато-коричневый оттенок. А дождь все лил и лил.

Дворцовые слуги тихонько ворчали и жгли в кадильницах во всех коридорах травы с резким, острым запахом. В новом обеденном зале компаньонов повара заваривали горчайшие травы дризидов, очищающие кровь.

— Это открытая зима, — объяснил Молай, когда Тобин и Ки стали жаловаться на погоду. — Если земля не замерзает, дурные соки сгущаются, особенно в городах. И ничего хорошего от этого ждать не приходится.

Вскоре его слова оправдались. Красно-Черная Смерть разгулялась с новой силой, яростно кося людей вдоль восточного побережья.

Нирин тайком перевез Налию, которой было уже почти двадцать лет, в Сирну. Благодаря отдаленному расположению крепости и тому, что корабли в нее заходили редко, ни саму крепость, ни деревню рядом с ней болезнь не задела. Девушка и ее кормилица пришли в уныние при виде своего нового дома, но Нирин поклялся, что здесь он будет навещать их чаще.

К началу месяца достина «птицы смерти» сожгли более двадцати домов у залива Эро, заперев внутри еще живых затронутых чумой обитателей.

Но это не остановило болезнь, она продолжала расползаться. Чумные дома были обнаружены рядом с зерновым рынком, и зараза уже распространилась по окрестностям. Семь больших домов с множеством обитателей и святилище Сакора были сожжены в этом районе, но кое-кто из перепуганных жителей успел сбежать и унести чуму с собой.

В середине достина любимый театр компаньонов «Золотая нога» был закрыт, а все, кто в нем работал — актеры, костюмеры, парикмахеры и вся прислуга, — были заперты в карантин.

Тобин и Ки ужаснулись, услышав эту новость. Это ведь были те самые актеры, которые приезжали в замок в дни королевской охоты по случаю дня рождения Тобина; со многими из них юноши подружились.

«Золотая нога» располагалась всего в пяти кварталах от ворот Нового дворца, и компаньоны особенно ощутили эту потерю, когда король вообще отменил все приемы и послал компаньонам приказ, запрещавший покидать дворец вплоть до особого распоряжения. Но ведь и в первый месяц после похорон все развлечения тоже были запрещены, так что теперь юноши почувствовали себя и вовсе как в ловушке.

Наставник Порион требовал, чтобы они продолжали тренировки, но Корин был слишком подавлен и часто напивался. Одетый с ног до головы в черное, он или сидел один в своих палатах, или бродил по садам на крыше дворца, почти не отвечая, если с ним кто-нибудь заговаривал. И похоже, единственными, чье общество он мог выносить, были его отец и Нирин.

В конец месяца ветер переменился, и дризиды предсказали, что теперь воздух очистится. Но вместо этого обрушилась новая, еще более опустошающая болезнь. Судя по донесениям, приходившим отовсюду, началось все в сельской местности, и вспышки случились везде, от Илани до Грэйхеда. В Эро первые случаи новой болезни были отмечены у нижних рынков, и, прежде чем они были закрыты, напасть уже поползла вверх, к крепости.

Теперь это была оспа, и начиналась она с небольшой боли в горле, а через день все тело заболевшего уже покрывалось маленькими черными нарывами. Если болезнь останавливалась в области шеи, больной выживал; но гораздо чаще черные точки расползались по лицу, потом добирались до глаз, рта и, наконец, поражали горло изнутри. Кризис наступал обычно через пять дней, и к концу пятого дня страдалец оказывался либо мертв, либо чудовищно изуродован и зачастую слеп. Ауренфэйе раньше уже видели такую болезнь, и через считанные дни после начала эпидемии ни одного из них не осталось в столице.

Нирин объявил, что все это — дело рук предателей-волшебников, вставших на путь некромантии. Гончие удвоили свои усилия, несмотря на все большее недовольство народа, особенно — сожжением жрецов. Вокруг храмов и святилищ Светоносного начались настоящие бунты. Королевские солдаты безжалостно подавляли такие выступления, но сожжения теперь снова перенесли за городские стены.

Полумесяц Иллиора стал появляться везде — он был нацарапан на стенах, нарисован на дверных косяках и на оконных рамах, даже начерчен белым портновским мелом на траурных знаменах. Люди проскальзывали в храмы Светоносного под покровом тьмы, чтобы принести подношения и попросить совета.

Волшебники оказались странным образом не подвержены оспе, но Айя все же не решилась навестить Тобина из страха принести заразу с собой. Вместо того она воспользовалась чарами переноса, разработанными Аркониэлем, чтобы послать Тобину, Ки и Фарину маленькие амулеты из слоновой кости, на которых были начертаны символы Иллиора.

Болезнь свирепствовала все сильнее, горы трупов, покрытых черными отметинами, скапливались прямо на улицах — перепуганные родственники выбрасывали из дома заболевших, едва заметив первые признаки страшного недуга. Возможно, некоторые из них умерли уже после того, как ослепли и пытались найти помощь, которую никто не собирался им оказывать. Любого, кого хотя бы просто заподозрили в том, что он несет заразу, могли насмерть забить камнями на улице. Король рассылал приказы, повелевая больным оставаться в домах под страхом смертной казни. Вскоре, однако, выполнять приказ стало почти некому. При этом сильные люди — и в первую очередь мужчины, солдаты, — казалось, особенно легко подхватывали заразу и лишь немногие из них оставались в живых, в то время как старые и немощные, заболев, отделывались шрамами на коже.

Город погружался в отчаяние, зато Айя и ее соратники становились смелее. Именно они начертили первые полумесяцы на стенах городских домов, и они нашептывали всякому, кто готов был их слушать: «Пока правит прямая наследница Фелатимоса, Скала не будет покорена. Она уже идет к нам!»

В тайном укрытии под заброшенными лавками и мастерскими ауренфэйе теперь жили двадцать два волшебника. Юный «замутнитель» умов Эйоли тоже присоединился к ним, когда снег отрезал его от лагеря Аркониэля в горах.

Лишенные своих обычных развлечений, компаньоны вскоре нашли себе занятие. Тобин вновь занялся скульптурой и давал уроки любому желающему. Ки и Лута проявили некоторые способности. Лисичка умел рисовать и писать красками, и они все вместе взялись за создание новых нагрудных лат и шлемов. Никидес, несколько смущаясь, признался, что умеет показывать фокусы.

Калиэль попытался организовать нечто вроде театра из наиболее талантливых, но через несколько недель юноши уже смертельно надоели друг другу. Не имея возможности навещать своих подружек в городе, большинство старших юношей снова принялись развлекаться со служанками. Зуштра был помолвлен с молодой герцогиней, однако в течение первых месяцев официального траура играть свадьбы запрещалось.

Женские боли теперь беспокоили Тобина чаще, уже независимо от лунной фазы. Обычно они случались короткими приступами, но иногда, особенно в дни новолуний и полнолуний, Тобин чувствовал, как что-то шевелится у него в животе, будто это пихается ребенок Алии. Это было пугающее ощущение, но хуже всего было то, что Тобин не мог ни с кем поговорить об этом. Ему начали сниться новые сны — или, скорее, один и тот же сон, повторявшийся из ночи в ночь в разных видах.

Сначала он видел башню своего замка. Тобин стоял посреди старой комнаты его матери, а вокруг громоздились обломки мебели и горы старых лоскутов и шерстяной пряжи. Из тени выходил Брат и за руку вел его вниз по лестнице. В густой темноте Тобин ничего не видел, ему приходилось доверяться призраку и ногой нашаривать потертые каменные ступени.