— Спасибо, что рассказала мне все, — тихо произнес Тобин. — Я… наверное, мне пора сидеть с Лутой.

Ахра схватила его за руку.

— Никому не говори, что я тебе рассказала! Просто я подумала, что ты должен знать.

— Не скажу. Спасибо тебе.

Снова пробираясь через кухню, Тобин ощущал сильную тошноту. Все оказалось куда хуже, чем он мог вообразить. Найдя оставленную свечу, он зажег ее и осторожно поднялся по лестнице.

Дверь комнаты, где лежал Лута, была приоткрыта на несколько дюймов, оттуда пробивалась тонкая полоска света, падавшего на пол холла, на детей и собак, спавших вперемешку. Тобин обошел спящих и заглянул в комнату.

В высоком подсвечнике рядом с креслом Ларента горела свеча. Кресло было повернуто к двери боком, и Тобин видел профиль Корина, сидевшего в кресле и смотревшего на тяжело поднимавшуюся и опускавшуюся грудь Луты.

— А где все? — шепотом спросил Тобин, входя и закрывая за собой дверь.

Не пройдя и половины комнаты, он уловил сильный дух спиртного. Когда же он обошел кресло, то увидел, что Корин держит в руках глиняный кувшин с вином и что он уже изрядно пьян.

— Я велел Лисичке и Калиэлю уложить Бареуса в постель. Им пришлось вдвоем тащить его. — Голос Корина звучал хрипло, слова он произносил неразборчиво. Потом принц вдруг ядовито усмехнулся. — Лучший из всех приказов, что я отдал за этот день, верно?

Он поднес кувшин к губам и сделал несколько шумных глотков. Вино потекло по его подбородку, по горлу, на уже и без того грязную рубашку. И руки у принца были грязными, под ногтями запеклась кровь.

Он вытер губы рукавом и горько улыбнулся Тобину.

— Я слышал, ты был молодцом. И Ки тоже. Все, кроме Квириона. Как только вернемся, выгоню его!

— Тише, Корин, тише! Ты можешь разбудить Луту.

Но Корин продолжил, мрачнея с каждым словом:

— Я ведь вообще не должен был стать наследником престола, ты же знаешь. Я четвертый ребенок, Тоб! Да еще старшая сестра. Это иллиорцам бы больше понравилось. Они могли бы получить свою королеву. Гериан и моего старшего брата Тадира с колыбели готовили к престолу. Великая Четверка, если бы ты их видел! Вот они действительно были рождены, чтобы править… Они никогда… — Корин сделал еще глоток вина и, шатаясь, поднялся на ноги. Тобин хотел поддержать его, но Корин оттолкнул его руку. — Все в порядке, кузен. Уж пить-то я точно умею. А где Танил?

— Здесь.

Оруженосец появился из темного угла и обнял принца за талию. Тобин не понял, чего было больше в выражении его глаз: жалости или презрения. Наверное, того и другого поровну.

— Спокойной ночи, кузен, — пробормотал Корин, пытаясь поклониться, когда Танил увлекал его к выходу.

Тобин слышал, как они спотыкались о спящих и как дети сонно ворчали; потом звуки неуверенных шагов затихли: Танил увел принца вверх по лестнице.

Тобин сел в кресло и стал смотреть на Луту, пытаясь разобраться в своих мыслях. Плохое руководство сражением, а именно этот грех совершил сегодня Корин, пятнает репутацию любого командира. А королевского сына, наверное, следовало судить даже более строго, чем других.

«Зато меня все считают героем», — подумал Тобин. Но сам он себя героем не чувствовал. Во всяком случае сейчас, сидя рядом с тяжело дышавшим Лутой и помня о телах убитых, сложенных во внешнем дворе.

Однако следом явилась другая мысль. Долгие годы он не желал думать о том, что на самом деле означало откровение Лхел. И все равно понимание своей истинной природы понемногу пускало корни в его уме, и как ростки диких трав пробивались сквозь трещины между камнями на стенах крепости, так упрямо прорастало это осознание, стремясь к дневному свету.

«Но если я должна стать королевой, Корину придется отойти в сторону. Может, это и к лучшему?»

Но сердце его не слушалось голоса разума. Первые двенадцать лет своей жизни Тобин прожил во лжи, а два последних года пытался не обращать внимания на правду. Он любил Корина, и большинство компаньонов тоже. Что будет, когда они узнают правду? Узнают, что он не просто девочка, но еще и претендует на место королевского сына?

Время шло, измеряемое тяжелыми вздохами Луты; его грудь поднималась и опускалась, и Тобин не понимал: то ли его друг стал дышать лучше, то ли хуже? Казалось, хрипы немного утихли, кровь изо рта Луты больше не сочилась. Наверное, это было хорошим знаком? Но все же дыхание раненого было тяжелым, время от времени воздух как будто застревал у него в горле на секунду, чтобы потом вырваться с хрипом. Через какое-то время Тобин заметил, что дышит в одном ритме с Лутой, как будто это могло помочь раненому. Когда дыхание Луты останавливалось, Тобин гоже замирал, ожидая следующего судорожного вздоха. Было очень утомительно постоянно прислушиваться.

Когда пришли Никидес и Руан, Тобин был рад сдать пост. Ему нужно было кое с кем поговорить.

Он обошелся без свечи, выбираясь в пустой двор, к колодцу. Довольный тем, что остался один, Тобин прошептал слова призыва. Брат вышел из тени и встал перед ним, печальный и молчаливый.

— Ты спас мне жизнь. Спасибо.

Брат молча смотрел на него.

— Но как… как ты сумел найти меня без куклы?

Брат коснулся груди Тобина.

— Связь сильна.

— Как в тот день, когда лорд Орун напал на меня. Я ведь тебя тогда тоже не звал.

— Он хотел убить тебя.

Несмотря на то что после того события прошло много времени, Тобина пробрало холодом; они ведь ни разу не говорили об этом.

— Вряд ли. А ты его убил.

— Я видел его мысли. В них было убийство. И в мыслях того человека сегодня тоже.

— Но тебе-то что? Ты никогда меня не любил. Ты всегда старался навредить мне, когда мог. Если бы я умер, ты стал бы свободен.

Лицо призрака странно исказилось, когда Брат слушал Тобина.

— Если ты умрешь с теми чарами, что вшиты в тебя, мы никогда не станем свободны, ни ты, ни я.

Тобин сжался, обхватив себя руками, когда от Брата плеснуло ледяным холодом.

— А что будет, когда я эту связь разорву?

— Не знаю. Ведьма обещала, я освобожусь.

Тобин и припомнить не мог, когда он слышал от близнеца простой и понятный ответ.

— Но тогда… Значит, в любом бою ты всегда будешь рядом со мной?

— Пока не освобожусь.

Тобин задумался над словами призрака, разрываясь между удивлением и страхом. Разве он может по-настоящему проявить себя, если его всегда будут защищать сверхъестественные силы?

Брат прочитал его мысли и издал некий звук, который Тобин расценил как смех; но вообще-то это было похоже на шорох крысиных лап в сухих листьях.

— Я твой первый оруженосец.

— Первый? — начал было Тобин, и вдруг то ли память, то ли Брат вернули его на мгновение в башню их старого замка, и полный смертельного ужаса крик матери прозвучал в его ушах… — Это ты вытолкнул ее из окна?

— Я втащил тебя обратно.

— Но почему ты не спас ее тоже? — Вопрос прозвучал слишком громко, и Тобин поспешно зажал рот ладонью. — Почему ты этого не сделал? — повторил он шепотом.

— В ее уме была твоя смерть.

В тишине раздалось шарканье чьих-то ног по камням, и Тобин застыл на месте. Из тьмы в лунный свет вышел Ки — и глаза его расширились.

— Его ум я тоже вижу, — прошептал Брат, злобно скосившись на Ки. И мгновенно растаял.

— Что он тут делает? — спросил Ки.

Тобин объяснил, что мог, и удивился, когда Ки вдруг заволновался после того, как Тобин передал ему слова Брата о нем.

— Тобин, я никогда не причиню тебе вреда!

— Знаю. И я не думаю, что он именно это подразумевал. Кроме того, если бы мне грозила хоть малейшая опасность, он бы уже убил тебя, мне так кажется. Не обращай на него внимания. Как только речь заходит о тебе, он постоянно врет, наверное, просто чтобы испортить мне настроение.

— Если я когда-нибудь подниму на тебя руку — надеюсь, он тут же меня прикончит! — воскликнул Ки, потрясенный куда более глубоко, чем мог предположить Тобин. — Но я никогда этого не сделаю, Тобин! Клянусь Пламенем!