Они были рассредоточены в пространстве, так что обычные датчики распознавали их как космический мусор.

За время разговора с Дааконом Ро десять живых орудий как раз преодолели расстояние, которое отделяло их от кораблей Корпуса Нова. За десять секунд до конца отсчета они пошли в наступление.

Голограмма Даакона Ро ахнула и повернулась. Через устройство связи донеслись крики паникующего экипажа.

– Что за черт! – воскликнул Ро, пытаясь рассмотреть, что случилось. –Танос! Какого черта?!

Левиафаны не столько нападали, сколько наползали на вражеский флот. Они быстро оказались среди кораблей Корпуса Нова, и теперь боевые орудия не могли стрелять: слишком высок был риск попасть по своим. Из пушек в боках левиафанов вырывались молнии, огромные звери подергивали мускулистыми лапами, выполняя наступательные маневры. Затвердевшие в вакууме панцири прорезали металлическую обшивку кораблей, впуская внутрь смертельную пустоту космоса.

Голографическое лицо Даакона Ро дернулось, заискрилось и потухло, оставив лишь белый шум.

Штурм занял всего несколько минут. Танос потерял одного левиафана, еще двое получили ранения. Корпус Нова лишился всех кораблей. В гробнице космического пространства плыли обломки, тела и капли крови.

– Если я редко лгу, – сказал Танос пустому экрану, – это не значит, что такого вообще не случается.

Танос откинулся на спинку стула и сцепил пальцы.

– Как я и сказал, Ча. Я не отступлюсь. Я не собираюсь сдаваться. Жизнь нуждается в моей защите.

Ча щелкнул языком и указал в космос за иллюминатором из пульсопластика. Мимо проплывал разорванный взрывом труп ксандарца-воина, который притянуло микрогравитацией «Санктуария».

Тело кровавой луной останется вращаться вокруг корабля, пока они не разгонятся до такой степени, что его сожжет трением.

– Да. Жизнь в тебе нуждается, – произнес Ча без тени сарказма.

– Я тебя услышал. – Танос поднялся со стула. – Возможно, есть другой способ. Только глупец или фанатик цепляется за первоначальный план и не ищет новых методов достижения цели.

– Я рад, что ты видишь разницу между глупцами и фанатиками, – довольно проговорил Ча.

– Такой ошибки я больше не допущу, – пробормотал Танос, покидая мостик.

Танос проводил дни в своих покоях, занимаясь исследованиями. Пока Ча развлекал его дочерей, титан мог погрузиться в изучение имеющихся в его распоряжении данных. Его комната стала напоминать тишину силен- курия: здесь не было слышно ни звука, кроме его собственного дыхания да иногда колотящегося сердца, если он вдруг улавливал новую мысль.

Танос собирал статистику и данные со спутников, вращающихся вокруг далеких миров в далеких планетных системах. Он изучал информацию из неизвестных трактатов и тайных хранилищ знаний. Он проводил расчеты, разминал ум, применял всю свою интеллектуальную мощь, чтобы выяснить, сколько планет придется спасать. И как лучше за это взяться?

Конечные результаты удручали. Танос был так подавлен, что еще неделю не покидал своей каюты. Он лежал в постели и смотрел прямо перед собой. В никуда.

Он осознал, что перед ним стоит не вопрос спасения отдельных планет. Он был слишком близорук и не понимал, насколько чудовищны масштабы бедствия. Конечно, опасность угрожала и отдельным планетам. Но ведь все они были частью вселенной.

Сама вселенная находилась в опасности – ее могла постичь та же участь, что и Титан.

Вселенная огромна, но не бесконечна. В ней ограниченное количество обитаемых миров и, следовательно, ограниченный запас ресурсов для поддержания жизни. Количество их во вселенной выражается огромным числом, почти невообразимым.

Но все же – числом. А число ограниченно и конечно, а значит...

Согласно новым расчетам и моделям, которые он. успел проверить на сотне планет, ресурсы для обеспечения жизни во вселенной грозили закончиться в течение ста миллиардов лет.

Выяснив это, Танос с облегчением рассмеялся. Сто миллиардов лет – это невообразимо долгий срок. Возмутительно долгий.

И все же...

И все же время неумолимо. Через год или сто миллиардов лет, но тот самый день наступит. А разве те, кто будет жить через сто миллиардов лет, не заслуживают того же, чего и живущие ныне? И кто он такой, чтобы говорить, что сейчас жизнь более достойна спасения или более ценна, чем через сто миллиардов лет, – кто вообще мог бы такое сказать?

К тому времени во вселенной будут обитать секстиллионы живых существ. Невообразимое количество.

И все они будут обречены.

Почему ребенок, который родится когда-нибудь потом, должен страдать, голодать и умирать страшной смертью из-за ребенка, который сейчас живет в достатке?

Можно и дальше лететь сквозь вселенную и пытаться спасать планету за планетой, но...

– Чертова гигантская вселенная, – прошептал он.

В ту же ночь Танос впервые за много лет снова увидел тот самый сон.

– Помни, что я тебе говорила, – произнесла Гвинт. Плоть ее почти полностью истлела, остался лишь скелет с высохшими суставами, с которого свисали остатки кожи и обрывки мышц, которые никак не опадали. Ее челюсть хрустела на каждом слове.

Проснувшись, Танос помнил ее слова. Теперь он их не забывал. С тех самых пор, как солгал Ча.

«Она просила меня спасти всех». Вот что поведал он своему другу много лет назад на «Золотой каюте», где они жили под пятой Его Светлости.

Но это было не все, а буквально часть, вырванная из предложения.

– Ты не можешь спасти всех, – сказала она на самом деле.

Теперь эти слова обрели смысл. Его вычисления надо применять не к планетам, а ко всей вселенной разом. Чтобы спасти вселенную для будущих поколений, половину нужно убить. Убить половину вселенной.

Он рассмеялся от этой мысли. Он смеялся очень, очень долго.

– Спасибо, – прошептал он. – Спасибо, Гвинт, за то, что снова указала мне верный путь.

Танос позвал Ча, своих дочерей-воительниц и Другого на капитанский мостик. Из всей его армии только они умели самостоятельно размышлять. И хоть его интеллект превосходил их всех вместе взятых по всем показателям, он думал, что другой взгляд, пусть и ошибочный, пойдет ему на пользу.

Ча устроился у панели навигации и развернулся на кресле к Таносу. Другой вытянулся по струнке рядом с Гаморой и Небулой.

Некогда маленькие девочки, они уже потихоньку превращались во взрослых женщин. Надменные и полные ненависти, они настолько погрузились в презрение к Таносу, что сами не понимали, как стали его идеальным оружием. Скоро придет время дать им собственные армии и смотреть, как они убивают по его приказу, обманывая себя мыслью о том, что просто ждут и ищут его слабости.

Слабостей у Таноса не было. А значит, его дочери будут убивать снова и снова, кипя ненавистью, но выполняя приказы, которые он дает из любви.

Небула уселась на панель управления орудиями, опершись спиной на один подлокотник кресла и закинув ноги на другой. Гамора сидела на консоли неподалеку. Они спорили между собой, но не отходили друг от друга, будто их держало вместе некое неназванное, но ощутимое напряжение, которое они неосознанно поддерживали, черпая из него силы.

– Вы знаете, в чем дело, – сказал им Танос. – Мы уже долгое время перемещаемся от планеты к планете в поисках тех, кому, подобно Титану, грозит катастрофа. Но под угрозой вся вселенная. И раньше проблемы поражали масштабами. Сейчас же они вовсе невообразимы. Буду рад выслушать ваши предложения.

– Ну и дела, отец, – сказала Небула. – А что бы нам не собрать бомбу, которая взорвет полвселенной? Разом все и решим.

– Глупость какая, -– проворчала Гамора.

– Ну, я хотя бы пытаюсь, – огрызнулась Небула. В глазу, который не заменили на механическую копию, вспыхнул гнев.

– Лучше промолчать, чем пытаться и говорить глупости.

Небула резко развернулась в кресле, так что даже Танос не рассмотрел толком ее движение. Но фиолетовокожая девушка не успела больше ничего сделать: Гамора уже прижала лезвие к ее горлу.