— О, как я вам завидую!

— Достигнув моих лет, и вы станете такой.

— Иногда я думаю, что мне будет требоваться мужчина даже в могиле…

Мисс Кон широко улыбнулась, продемонстрировав зубы. Ее птичьи глаза наполнились смехом. Миссис Кларк была особенно чувствительна к зубам, и зубы мисс Кон ей не понравились: редкие, широкие и заостренные, как у хищного зверя. Руки мисс Кон были слишком длинны для ее роста, а талия была невероятно тонкой. Миссис Кларк показалось, что эта девица вся собрана на пружинках. Даже ее сумочка никак не могла лежать спокойно. У миссис Кларк мелькнула в голове странная мысль, что такие вот сумочки носят воровки, промышляющие в магазинах. Она испугалась этих негативных эмоций. Миссис Кларк знала: для успеха предприятия необходимо, чтобы у всех его участников было доброжелательное настроение. Миссис Кларк постаралась преисполниться любовью. Она заговорила, обращаясь частично к себе, частично к мисс Кон:

— Все имеет свою кармическую цель. Иначе зачем была бы нужна карма? Должно произойти развитие. Все наши добрые дела не исчезают бесследно, а идут, если так можно выразиться, в общую кассу и придают той сфере, в которую попадают, розовую или черную окраску — в соответствии со значимостью поступков. Мы все вносим свой вклад в роль каждого человека, и важно…

— А? Что? Да.

— Вам следует знать еще вот что. Они могут иной раз задавать вопросы. Пускаться с ними в долгие разговоры невозможно. Однако то тут, то там оброните слово. Главная мысль должна состоять в том, что все хорошо и все исполнено милосердия. Это действительно правда, но уходит немало времени, пока люди ее усвоят. И еще вопрос, приходят ли они к этой правде прямым путем или по боковым дорогам? Главное — чтобы душа выполнила свою миссию…

— Не беспокойтесь, миссис Кларк. Я могу стать Соней, Эджей и еще шестью другими женщинами. Я буду духом из страны духов. Они будут на все сто процентов уверены, что разговаривают со своими женами, пребывающими на том свете.

— Не смейтесь, дорогуша, не смейтесь. Мы все — духи. Этот свет является одновременно и тем светом. Когда вы доживете до моих лет, вы это поймете…

2

После ужина Генриетта Кларк дала Юстине ключ. Юстина уже побывала в ее квартире и знала все тайны. Там были два входа и две ванные комнаты. Все, что требовалось от Юстины, — тихо войти через черный вход, запереться в ванной, раздеться и ждать сигнала. Сигнал состоял в том, что посреди транса миссис Кларк должна была издать крик. Миссис Кларк подсчитала, что все вместе — войти, закрыться в ванной, раздеться, показаться, снова одеться и уйти — должно занять у Юстины не более часа. За это Юстина получала бесплатное лечение зубов, стоившее не менее ста долларов. И это помимо ужина и оплаты такси туда и обратно. Юстина должна была войти только в десять часов. Как раз сегодня «Мейсис»[215] был открыт до девяти. Поэтому после ужина Юстина отправилась на Тридцать четвертую улицу. Она хотела купить себе свитер. Миссис Кларк поехала домой на такси. Она прикрыла глаза. Подобные сеансы она проводила уже десятки раз. Но каждый раз боялась, особенно когда имела дело с новым человеком. Она сама сравнивала себя с режиссером в ночь перед премьерой. У нее были всякого рода оправдания, но совесть ее никогда не была чиста. Правда, она обманывала не ради материальной выгоды. Напротив, эта игра всегда стоила ей денег, труда и забот. Всегда существовала опасность, что что-нибудь пойдет не так и она станет посмешищем. Кто знает? Против нее могли даже начать уголовный процесс. Судьи очень суровы по отношению к медиумам, хотя Бог свидетель, что они никому не делают ничего дурного. Но и отказать себе в этом удовольствии миссис Кларк тоже не могла.

Такая уж была ее судьба, что она сходилась с людьми слабыми, несчастными, потерянными, нуждавшимися в ее помощи. Точно так же, как она понимала мучения тех, кому сверлят зубы, она понимала и мучения, сомнения, стремления людей, потерявших близких и ищущих контакта с ними, знака, что те, кто дорог и любим, еще где-то существуют. Было время, когда она, Генриетта, пыталась вызывать духов «честно», с помощью настоящего транса. Однако минуты успеха были считаными. Чем старше она становилась, тем тяжелее давалась ей концентрация, освобождение от всех посторонних мыслей, соединение с трансцендентными силами. Но одновременно с этим чем старше она становилась, тем больше сама стремилась к этому представлению. По сути, это было единственным удовольствием в ее жизни! Это были ее секс, ее алкоголь, ее опиум. Иногда она действительно впадала в гипнотическое состояние. Что-то случалось и во сне, и наяву. Она видела лица, свет, образы. Правда и игра настолько перемешивались, что она уже сама не знала, где начинается одно и кончается другое. Сама Генриетта никогда не теряла надежды установить контакт с Эдвином — ее мужем и с покойными родителями, сестрами, братьями. Как только она закрывала глаза, все они являлись ей во сне: совсем как живые и такие близкие, словно все время только и ждали возможности появиться…

Такси остановилось. Генриетта Кларк вздохнула. Она уже стара, ей без малого семьдесят пять, однако именно на старости лет к ней пришла энергия, какой прежде у нее никогда не было. Она была полна творческих устремлений. Хотела все сразу: рисовать, заниматься резьбой, писать, играть на фортепьяно — все это она хотела автоматически, по инерции, но главным для нее было утешать людей, помогать им, давать надежду, обновленную веру в Бога, в духовность и в роль человека в Творении. Она спала не более четырех часов в сутки, а иногда и меньше. Сам по себе ее сон был полон Божественных драм, сложностей, которые наяву постичь невозможно и, конечно, невозможно передать. К ней приходили журналы, но они лежали нераспечатанные. Она получала книги по оккультизму, но у нее не было времени их читать. Ее приглашали на лекции различных исследователей психики, но она не успевала посетить даже десятую часть этих выступлений.

В первые годы после того, как Генриетта Кларк начала заниматься профессором Шрагой, она надеялась, что у нее появился товарищ, проводник, духовный отец. Разве это пустяк? Профессор Дэвид Шрага! Во всех журналах, посвященных исследованиям в области психики, его имя упоминали с почтением. В Университет Дьюка[216] его приглашали читать лекции. Он получал письма из английского общества психиатров, состоял в переписке с крупнейшими и знаменитейшими специалистами. Но он разочаровал ее, разочаровал. Вместо того чтобы приблизиться к ней, он все больше отдалялся. Он перестал верить в ее messages, почти открыто высмеивал ее рисунки, мелодии. Он фактически стал ее врагом, хотя она его содержала, доверяла ему, помогала, даже делала ему массаж от артрита. Шрага даже пытался — да простит ему Господь — сблизиться с ней физически, как будто они оба были молодыми… Он все осквернил, превратил их большую дружбу в груду мусора… Однако выгнать его, порвать с ним все отношения она тоже не могла. Она прекрасно знала, что он погиб бы без нее. У него не было здесь ни денег, ни родственников. Он был наполовину слеп. Вышвырнуть такого человека означало приговорить его к смерти. Кроме того, приятно, придя вечером домой, встретить мужчину, да еще большого ученого, глубокого мыслителя, одного из самых крупных исследователей и изыскателей, которого смогут в полной мере оценить лишь грядущие поколения. Даже когда такие люди киснут, впадают в мелочность, когда они имеют искаженное представление о реальности, они все равно лучше рационалистов, этих практичных и равнодушных людей, которые не хотят задуматься о том, что, помимо тела, есть духовный океан, миры эфирные, астральные, светлые. По крайней мере, с таким человеком, как профессор Шрага, не скучно.

Такси остановилось, и Генриетта Кларк расплатилась. Она дала водителю четверть доллара на чай. Пусть у него будет на рюмку водки или что ему там захочется выпить. Вылезти из такси ей было нелегко. Тело стало тяжелым. Целыми днями она стояла на ногах, и на них появилось множество тромбозных сосудов. Однако энергия в ней бурлила, трепетала, переливалась через край. Она поднялась по лестнице и отперла дверь. Слава Богу, ее дневная работа уже позади. С этого момента и до завтрашнего утра Генриетта Кларк будет вести свою собственную жизнь…