Глава 8
Санкт-Петербург. Наше время. Июнь
Колькины каналы разведки мне не понадобились. По крайней мере относительно Кутузова. Я сменился в одиннадцать ноль-ноль, откланялся и заторопился домой. Хотя торопиться не было никакой нужды. Танюшка, конечно же, еще спит. Любит она это дело.
Но я все равно спешил. Сбежал по эскалатору на «Маяковской», доехал до «Гостиного», перешел на «Невский проспект», вскочил в вагон… и оказался нос к носу со старым знакомым.
– Здорово, Леха!
Он повернулся, печально окинул меня взглядом и вяло ответил:
– Привет… Как дела?
Дежурный вопрос. Вряд ли Лехе это на самом деле интересно. Судя по виду, его сейчас ничего не волнует, и волновать не может. Потому как он явно с утра принял на грудь пару стаканчиков. Горе заливает?
– Ты чего такой вареный, а?
Леха испустил тяжкий вздох, и вагон наполнился сивушным духом.
– Как тут… На похорона-то мои придешь?
– Чего?.. Ты что, болен?
Он покачал головой и снова вздохнул, а я начал побаиваться, что потеряю сознание. Похоже, мой старый знакомый пьет уже не первый день. Когда мы занимались у Кутузова, он не пил совсем. То есть абсолютно.
– Если ты не болен, то с чего бы тебе помирать? Разве что от той гадости, которую ты хлещешь.
Он печально посмотрел на меня.
– И ты… Ленка мне всю плешь проела. Сын у нас… Денег нет… Я всем должен… Работы нет… Все х…во, короче… Вот грохнут, и все. Одна радость – семье денег дадут.
– Не пойму, что ты плетешь? Кто грохнет, кредиторы? Что, много должен? Ты ж здоровенный бугай, что значит – работы нет? Работы – вагон. Если спрыгнешь со стакана, я тебя устроить могу…
– Поздно уже. Вот если б мы на неделю раньше встретились…
Меня начало понемногу тошнить от его нытья. Стоит передо мной огромный, волосатый мужик. Плечи – вдвое шире моих, тоже не узких. Стоит и распускает нюни.
– Леха, я тебя не узнаю. Пару лет не виделись – и такая перемена. Объясни толком, отчего ты помирать собрался?
– Понимаешь, – сказал он, разглядывая носки своих замызганных ботинок, – я на бои без правил записался… Погоди! Это не те бои, про которые ты думаешь. Всякие там Конти-монти, Рэддевилы. Там все куплено. А если не куплено, то договорено. И кого попало, со стороны, не пустят. А пустят – хрена ты выиграешь, даже если победишь… Здесь другое. Денег даже за участие платят. Полторы тыщи зеленых американских рублей. Треть – перед боем…
Я удивился. И насторожился.
– Что-то многовато сыра. Мышеловки там рядом не наблюдается?
Леха моргнул. Казалось, он сейчас прослезится. Господи! Во что превратился один из сильнейших бойцов, которых я когда-либо знал!
– Ты прав, старина… Мышеловка это. И отказаться уже нельзя… Бои-то подпольные. Тотализатор… Победишь в первом круге – пять штук. Дальше по желанию… Кажется, так… Но там и правда – без правил! Убивают там…
– Что-то сильно на кино смахивает…
– Вот потому-то они и могут свой тотализатор крутить, что все так думают! А то бы эту лавочку прикрыли давно. Хотя разве их прикроешь… Сразу видно, все у них на мази… А и прикроют – они в другом месте всплывут. Слушай, просьба у меня…
Я приготовился услышать: «Денег займи». Но когда он закончил фразу, мне стало стыдно.
– Бой у меня через две недели, в пятницу. Ты позвони Ленке, а? Поддержи как-то… У меня ж в этом городе никого нет. Денег ей дадут, даже если меня того… грохнут. Но морально как-то…
– Понял, – сказал я. – Ладно. Но почему такие похоронные настроения? Я же знаю, как ты работаешь. Может, ты сделаешь своего супостата. Думается, по-настоящему реальные люди в таких делах не участвуют.
Леха усмехнулся.
– Работал, Игорь. Не работаю – работал. Я же лет семь не тренировался. Колено у меня травмировано… И вообще.
Есть такие люди. Вечно им не терпится легких бабок срубить. И чтобы приключений, приключений побольше. Но почему-то выходит так, что деньги из легких вдруг превращаются в очень трудные. Чреватые тюрьмой, а то и кладбищем… Да ладно кладбище! Закопают ведь неизвестно где или в бетон зальют… И концы в воду. Нет человека – нет проблемы.
Мне хотелось спросить: «А чем ты думал, когда подписывался под это дело?!» Наверняка – не головой. Но ничего такого не сказал, а просто записал телефон, втайне надеясь, что звонить по нему не придется. Может, обожрется Леха какой гадости, попадет в больницу, и вопрос сам собой снимется. А пока записывал телефон, вспомнил о своем деле.
– Слушай, ты про Кутузова давно слышал? Он в городе, не знаешь?
Леха вдруг напрягся. Видно было, что он сразу задался вопросом: чего это я интересуюсь Китайцем?
– Ты же знаешь, – сказал он, – я давно от этого отошел. Слышал только, что он вроде опять разогнал всех и испарился. Может, в Китай, а может – на Зону. Он ведь был уже там… Так что ничем тебе помочь не могу. Сам ищи…
Да. Реакция негативная. Что-то он больно зол на Кутузова. Это после семи-то лет? Хотя, может, его тоже преследовали, как знать? Я попытался развить эту тему, но Леха будто оглох. И молчал, пока я не вышел на «Удельной». Мне показалось, что он напуган моим вопросом даже больше, чем своей перспективой сыграть в ящик. Что-то здесь не то…
Может, он подумал, что я сам от Учителя к нему послан? Встретил как бы случайно, – Китаец любил такие фишки… Впрочем, главное я выяснил: искомого объекта в городе нет. Тогда переходим к варианту «Бэ».
Видимо, сегодня день встреч. Бывают такие дни, когда что ни час – встречаешь старых знакомых, о которых успел уже благополучно забыть. С утра – Леха, со своим нытьем, теперь вот…
Я собрался уже перейти проспект, когда прямо передо мной вдруг затормозил черный, блестящий, как лаковая шкатулка, «мерс». Никто оттуда не вышел, но правая дверь отворилась с мягким щелчком, и полузнакомый голос произнес:
– Ну, чего стал? Садись!
Чуть отступив, я пригнулся, вглядываясь. Кого еще черт послал? Неужели…
– Глазам не верю! Вован!
Он усмехнулся. Морда по циркулю, хитрые глазки, жидкие, темные волосенки.
– Садись, прокатимся. Тебе куда?
Что тут раздумывать? Я быстро приземлился задом на мягкое сиденье. Суперкомфорт! «Мерс» нежно рыкнул движком и покатился вперед. Вовка вальяжно придерживал руль левой рукой. Правая лежала на рычаге передач. Ну-ну, подумал я, спортивный стиль вождения. Уж чем-чем, а спортом Володька Ширшов почти никогда не занимался. И всегда он был такой, башковитый, шустрый, как говорится, «без мыла куда угодно пролезет». И все наши одноклассники сходились во мнении: Ширшик далеко пойдет. Гораздо дальше, чем любой из нас. Интеллект у него был просто невероятный. И при всем при этом – компанейский парень. Не прочь побузить и потискать девчонок. А девчонки его любили, несмотря на луноликость. И вовсе не за бабки, которые у Вовки водились всегда. Что бы там ни трепали злые языки.
– Так куда тебе, Игореха? – Одним глазом Вовка поглядывал на дорогу, а вторым весело косился на меня. Он всегда умел делать несколько дел сразу.
– Собственно, мне тут пешком пять минут.
Он кивнул.
– Время-то есть у тебя? Если не спешишь, давай в кафешке посидим, потреплемся. Лет пять уже не виделись. Минут сорок, а?
Как видно, скучает Вовка. Хочется ему побыть обычным человеком. Парень он классный. Почему нет? Времени – двенадцать. Танюшка, небось, до часу проспит.
– Давай. Ты, я смотрю, все цветешь. Дела в порядке?
– Да по-всякому. Но в принципе – норма. А ты-то как? Все занимаешься? Черный пояс когда обмоем?
Я улыбнулся.
– Да пень его знает. Может, и скоро. Всяких делов решать надо для начала…
– Ага, – сказал Ширшик, – проблемка, насколько я вижу?
– Вроде того…
– Ну-ну… – он прищурился. – А! Вот здесь мы и посидим!
Отчего ж не вспомнить старое. Когда-то мы в этой кафешке, что у входа в Парк челюскинцев, он же Удельный, зависали будь здоров!