«Опытный» побледнел так, что я испугался – не двинет ли кони.

– Ты… – начал он. А я… расстегнул штаны. Блефовать так блефовать.

– Ладно, ладно, – затараторил он, – имени не знаю. А с виду… – и он точно описал того самого Сергея. – Денег обещал…

– Плевать сколько. Вас подставили. А теперь извини, – и я выдернул нож из раны, – дотянешь до «скорой» – твое счастье.

Урка захрипел и зажал дыру ладонью.

Вид крови отрезвил. Я подхватил с земли заточку, сдернул со скамейки сумку, кинул в нее все железо и бегом бросился к железной дороге. Сирен пока не слышно, но мало ли? А оставлять оружие со своими «пальцами» – форменный идиотизм.

Потом был быстрый бег по глухим уголкам Удельного парка. Закопать барахло – пара минут. И вот я, уже законопослушный гражданин, вхожу в метро «Пионерская» и еду до «Озерков», чтобы там сесть на трамвай. А в голове тяжело ворочается мысль: «Игорь, что с тобой? Ты совсем озверел!» – «Нет, – отвечаю я сам себе, – нет. Но это – война. И либо ты, либо тебя».

Сенсэй наблюдает за мной. На каждом занятии раз за разом я чувствую его Внимание. Беспокоится? Когда я рассказал ему о бое с урками, он спросил:

– Почему не убил?

– Надо было убить?

– Ты мне не отвечай вопросом на вопрос, как представитель «избранного народа»! Ну, так почему? Мораль не позволила?

– Да нет…

– Так «Да» или «Нет»? – Сенсэй нахмурился.

– Ну… Мне кажется, это был бы стратегически неверный ход. Уголовная хроника… Наниматель сразу узнал бы, что заказ сорвался. И придумал что-то еще. А так, если их не забрали, – они затихарятся. Забрали – он тоже не сразу узнает результат. В общем, и так и так – у меня есть резерв времени. И мораль тут ни при чем.

– Если и есть резерв, то небольшой. Я уже говорил: времени у тебя все равно очень мало. А мораль морали – рознь. В данном случае общепринятая – не действует… Что там с твоими боями?

– А что… Бои как бои.

– Ты не прав. – Валентин Юрьевич покачал головой. – Я вижу, ты настраиваешься на них, как на кумитэ. Это ловушка! В нее попадали многие. На первый взгляд все выглядит невинно. Один противник. Зрители. Словом, как обычно… Но ты забываешь – это бой насмерть! Без правил! И не «Октагон» – там какие-никакие, а правила есть. С таким настроем ты обречен. А твой противник нацелен на результат. Ему надо убить тебя или искалечить! Он силен, подготовлен, возможно, не хуже тебя. Кто победит?

Некоторое время я растерянно смотрю на него. Как же я так… Ведь Сенсэй прав! Что-то во мне уже расслабилось заранее, уверенное, что встретится с чем-то знакомым. Соберись!

– Так-то лучше, – Валентин Юрьевич похлопал меня по плечу и, впервые за весь разговор, улыбнулся.

– Но… Вы говорите так, будто сами…

– Участвовал? – он усмехнулся. – Было по молодости.

– И?!

– Что «и»? Я, как видишь, здесь, и не калека. Тогда было сложное время. Кризисы, разгул бандитизма… Надо было поддержать Школу, да и амбиции, конечно, – будь здоров.

– А ваш боевой псевдоним?

– «Акула». Вряд ли кто сейчас помнит. – Сенсэй задумался. – Впрочем, может, это уже совсем другие бои. Другие хозяева. Как знать? Тогда просто снимали зал на один вечер. Бойцы в центре, народ – по периметру. Никаких столиков. Просто делались ставки и – вперед!

Мы помолчали.

– Ты, Игорь, мне вот что скажи, – глаза Валентина Юрьевича остро блеснули, – твоя девушка, Таня, она знает?

– О боях? Нет.

– Возможно, это правильно. Меньше будет волноваться… Ну а как с остальным?

– С чем? – не понял я.

– С проклятием, с ниндзя, с тем, что вообще происходит. Ты объяснил?

– Нет…

– А зря! Неведение не защищает – это раз. Оно может лишь уберечь от необдуманных действий. Но она – свободный человек! Дай ей самой решать! Не нужно доводить заботу до абсурда! Это два. Просто стань на ее место. Ведь твоя Таня думает, что это ОНА тебя в это втянула. И винит себя… Если не хочешь этого – расскажи ей!

– Валентин Юрьевич, я…

– Я-Я-Я! – Сенсэй сделал суровое лицо. – Ты будешь трепаться или пойдешь переоденешься, наконец?

Конечно же, я пошел переодеваться.

– Танюш, мне надо тебе кое-что рассказать…

– Ты уверен, что сейчас самое время? – спросила она и провела пальчиком по моей голой груди.

Мы – в постели. Оранжевый свет ночника выхватывает из теней ее улыбку, капельки пота на животе, изгиб бедра. Я вздыхаю.

– Не уверен. Но рассказать надо.

– Тогда давай. – Танюшка, перевернувшись на живот, устраивается поудобнее. – Только накрой меня одеялом. Я начинаю мерзнуть.

– Мерзляк, – ворчу я, отыскивая в ногах сбитое в клубок одеяло.

– Да. Я – это он. Ну, не молчи. Мне уже интересно.

– Видишь ли, это очень серьезно… Возможно, ты не поверишь. Помнишь, я рассказывал тебе про Китайца?

– Это тот жуткий ниндзя?

– Да. Так вот… У последних событий на самом деле очень длинная история…

– Погоди. – Она приподнимается на локте. – Ты о чем?

– Долг, эти уроды…

– Тогда при чем здесь твой Китаец? Это ведь я…

– Нет. В том-то и дело. Это не ты. Видишь ли, я проклят.

Танюшка молча слушала, пока я рассказывал историю с самого начала. Если честно, мне было страшно. Да. Я верю ей. Но вдруг она уйдет? Скажет: ты обманул меня. Да нет же! Бред! При чем здесь обман?

– Вот так, – сказал я, заканчивая рассказ, – теперь ты понимаешь, почему с тобой все это случилось? Ты важна для меня, как никто другой. Поэтому ударили по тебе. Атака идет сначала на близких, бьет на эмоцию, а уж потом…

– Знаешь, Игореш, – сказала она, помолчав, – если бы мне все это рассказал кто-то другой, то я бы решила, что он болен на голову. Паранойя плюс мания величия. Но… Это ты… Если кто и здоров из тех, кого я знаю, – это ты.

– Пойми…

– Я верю тебе. Но здесь что-то не складывается. Почему ты уверен, что именно Китаец навел проклятие?

– А кто же?

– Эх ты, «Маг и Волшебник»! Вспомни о родителях. Ведь это случилось задолго ДО Китайца.

Моя любимая женщина – самая умная в мире! А я болван. И за что мне так повезло с ней? Ведь права же! Почему я раньше не связывал эти события?

– Ты думаешь, Кутузов просто ускорил развитие программы? Но тогда кто же ее запустил? И зачем?

– А кто у нас здесь колдунишка? Вот и узнавай! – Она легонько прошлась ноготками по моему плечу. – Сам же учил меня, как перепросматривать прошлое!

– Яволь! – сказал я. – Но как быть с настоящим?

– А в настоящем я уже замерзла. Хочу чай. Горячий. В постель.

– Ну-у, – я многозначительно посмотрел на ее обнаженную грудь, – если вы больше ничего не хотите…

– А что, – дерзко спросила Танюшка, смерив меня взглядом, – у вас еще что-нибудь осталось?

– Непременно!!!

Обошлись и без чая. Долго ли, умеючи? Умеючи – долго…

Чаю мы, конечно, попили. Утром.

Танюшка сидела в кресле, закутавшись в халатик, и задумчиво смотрела в окно.

– Знаешь, – сказала она вдруг, – я всегда видела, что ты у меня не обычный. Вообще, мне раньше казалось, что таких мужчин не бывает… Вот и девчонки решили, что ты идеал. Идеал кавказца, – она улыбнулась, – сильный мужчина. Я ведь знаю, зачем ты мне это все рассказал… Я с тобой, понимаешь?

– Да, – я обнял ее, – да…

– Но ты рассказал мне не все! – Татьяна чуть отодвинула меня и уперлась пальчиком в маленькую ранку на моей левой грудной мышце. – Что это? И не говори, что вчера… Если я и царапаюсь, то не так. Это похоже на гвоздь или…

– Да, – снова сказал я, – это именно то самое.

– Сначала на близких, а потом… на тебя?! – ее глаза наполнились слезами. – И дырка в футболке тогда же?

«Какая наблюдательность, черт побери! А мне, дураку, пора бы понять: не скрывай от любимой то, что она и так заметит…»

– Не бойся, – я снова обнял ее, доверчивую, теплую, родную, – они ничего не смогут мне сделать, пока у меня есть ты. Они не смогут… Веришь?