Глава 5
Санкт-Петербург. Наше время. Июнь
Тело вздрагивает. Меч, выпрыгнув из ножен, «ложится на воздух» клинком вперед. Я замираю, проверяя себя. Рука расслаблена, плечи свободно развернуты, ноги легко напружинены. Хорошо. Обратный всплеск! Клинок с легким шелестом ныряет в ножны. Сенсэй наблюдает за мной из угла зала. Кивнул. Значит, я в норме. Снова всплеск. Рука подхватывает выпрыгнувший из ножен меч, кладет на воздух… Реверс! Рукоять и кисть на миг пропадают. Меч изменил положение. Секущий назад, переворот, тибури,[40] вкладывание. И снова, и снова, и снова. Чтобы до автоматизма. Чтобы только на ощущениях. Вложить, выхватить, ударить, вложить… Иаи-дзюцу. Искусство мгновенного выхватывания меча.
Раньше я только читал об этом. Теперь для меня Иаи – это реальность. Здесь открывается столько нюансов, столько маленьких секретов, что захватывает дух. И почему шаг должен быть такой, а не вот такой, и почему у меча такая длинная рукоять. Только ли для двух рук? И как распределяется усилие по пальцам. И почему спина должна быть ровной. Теперь понятно, почему великий Уэсиба использовал меч, как базу для своей системы. Меч – не просто оружие. Он собирает воедино весь комплекс техник – от рукопашного боя до метания предметов. Меч – мерило истинного мастерства…
Впрочем, до мастерства мне еще далеко. Как до Китая в известном положении. Но это значит – есть куда идти!
Краем глаза вижу, что Сенсэй выходит из зала. Ага! Немножко самодеятельности. А то, когда он смотрит, я иной раз не могу попасть в ножны. Его Внимание сильнее моего. А к этой технике я еще не подстроился. Хотя знаю: со временем рядом с ним будет получаться даже лучше, чем в одиночку. Вот такие выкрутасы сознания.
Дверь закрылась… Ну что? Пойдешь погулять? Меч соглашается. Я чуть отпускаю контроль, чтобы дать клинку свободу. Это называется: «Идти за мечом». Иду…
Сначала вроде бы все хорошо. Я просто наблюдаю, как серебряное крыло клинка рассекает воздух, разворачиваюсь следом, делаю шаг, другой. Меч периодически ныряет в ножны, выпрыгивает, колет, играет. Иногда сама собой подключается левая рука. Едва касаясь серединой ладони, она подправляет рукоять. Кончик меча – киссаки – выписывает в воздухе странные незнакомые буквы. Буквы? Может, иероглифы? Руны?
Дыхание, ритм, шаг. Откуда-то проявляется и становится все сильнее таинственная песня. Нет. Не песня. Речитатив. Будто кто-то под музыку проговаривает незнакомые слова.
«ХАИ– БА-РЕКИ. СА-МАРУ РА. СЭН ДАР-АИ-РЕ. СИ, СИ-ГЭ-И. САН-РИГ РА ГОР! РАРОГ-НА! ТИ-НАТ! ТИ-ТАМ!! ТИ-НИ!! С-СЯН ДЭИ!! ХАИ-ТИРА!!!»
Не помню, когда мое сознание растворилось в стальном вихре.
Я – МЕЧ! Я – СТАЛЬ! Я – ЗВУК! Я – ПЕСНЬ!
Рычащие вибрирующие созвучия излучало, казалось, все тело. Звон цимбал! Он нарастает! Какая-то часть меня, та самая, всегда спокойная и трезвая, наблюдает откуда-то из-под потолка за живым иероглифом, пляшущим в пустом зале. Иероглифом, читающим самого себя… Если б не эта моя часть, я бы так и плясал, охваченный неистовством неведомого текста, когда в зал вернулся Сенсэй.
Щелкнула дверь. Звякнул колокольчик. Магия звука растаяла, и меч, будто живое существо, котенок, разбивший дорогую вазу, юркнул в убежище ножен и спрятался, выставив хвост рукояти. Я застыл в оцепенении, пытаясь сообразить – что со мной произошло. Валентин Юрьевич подошел ко мне почти вплотную. Заглянул в глаза и вдруг что-то тихо сказал.
Что это за язык? Уж не тот ли, на котором говорил меч?! Мне казалось, я понял слова Сенсэя, но что-то во мне воспротивилось, и понимание, едва возникнув, погасло. Валентин Юрьевич подождал еще немного, затем покачал головой.
– Очень хорошо, – сказал он по-русски. – Ты прочел. И ты готов.
Я непонимающе смотрел на него. Восприятие было настолько четким, что, казалось, я смог бы пересчитать седые пряди на лбу Сенсэя. Он улыбнулся. Мимолетно, будто ветер легко коснулся его губ.
– Что ты делаешь завтра?
Я помотал головой, показывая, что свободен. Говорить не хотелось. Да, пожалуй, и не получилось бы.
– Завтра в восемь вечера у тебя аттестация.
– ?
– На Черный пояс. Я хочу, чтобы ты вышел на бой как Ученик. Настоящий, понимаешь?
– Да… – слово выпрыгнуло само. – Да, я понял.
– А раз так, покажи мне еще раз «Двойной Лист».
Я показал. Сенсэй стоял, улыбаясь, и смотрел на меня. И тут… Тут до меня дошло. «Двойной Лист» – так переводилась одна из фраз, которые я считал неведомо откуда! И я знал, какая именно, – иначе не смог бы показать!
– Но…
– Откуда я знаю? – Валентин Юрьевич вдруг подмигнул мне. – Оттуда, Игорь. Оттуда…
Марн сидел на вершине Наблюдательной Башни и смотрел на Юг. Он ждал. Скоро придет Найи. И тогда он, Марн, снова отправится в свой Поиск. Рука уже зажила. Найи должна сегодня дать ему направление. Найи, к которой настороженно относятся все в стенах отцовской Твердыни. Даже сам Эохайд Горный Вихрь. Почему? Марн не знал. Но догадывался – люди чуют ее истинную сущность, так же как чувствовал ее он сам. Чуют – и опасаются. Но Слово Бен Галена – священно. Поэтому никто не проявляет враждебности. «Интересно, – подумал юноша, – что будет, если я захочу на ней жениться? По роду, как дочь вождя, она не ниже, а в ее возрасте многие девушки гилгереев уже замужем. Отец, наверное, согласится. Наверное…»
Поцелуй, заставивший теплую волну промчаться по спине. Марн обернулся. «Вот подкралась!» Найи сидела рядом и улыбалась, как довольная кошка. Будто могла услышать его мысли.
– Есть новости, – сказала она. – Дозор ваших Черных Стражей разбил в степи орду людей из Дальнего Ховрара. Приблизительно триста человек.
Марн нахмурился.
– Странно. Они давно не заходили в наши земли. Ведь между нами мир… Что-то происходит…
– Мир сдвинулся с места, – сказала Найи. – И чем дальше, тем больше он будет сдвигаться. У нас мало времени. Ты готов?
– Да.
– Хорошо, – она взяла его за руку, – как только войдешь в Сон, следуй за светом.
Вспышка! Марн, войдя в Сон, сразу помчался следом за ярким сиянием, стараясь не упустить его из вида. Кроваво-красный, светящийся туннель поглотил их. Они мчались вдоль его вибрирующих стенок. Туннель петлял и поворачивал. Иногда казалось, он делал круги. Мелкие искры заполнили все видимое пространство. Искр становилось все больше. Марн несся сквозь них, как через снежный буран. Пространство разматывалось впереди исполинской красной кишкой. Безумный полет оборвался внезапно. Свет впереди вспыхнул ослепительным пламенем – и погас.
Помещение, в котором оказался юноша, было довольно большим. Зеркала окаймляли зал на уровне человеческого роста. Над ними виднелись картины в деревянных рамах, изображающие каких-то людей. Некоторые из них были молоды, другие – стары. Часть картин сверкала яркими красками, а часть была составлена из оттенков белого и черного. Люди на картинах, несомненно, были воинами.
Пол в зале казался сложенным из маленьких деревянных плиток, а посередине, на возвышении, лежал упругий зеленый ковер. И на этом ковре мужчина, минимум на десять солнц старше Марна, упражнялся с мечом. Он был коротко стрижен, этот человек. Крепок в плечах и быстр. Но длинный изогнутый меч он держал как-то… неуверенно? Нет, это было нечто другое. Как если бы воин, оправившись от раны, старался восстановить навыки. Но они возвращались слишком медленно.
Некоторое время Марн наблюдал, пока не понял, что этот воин выполняет Разговор с Мечом! Движение в движение! Марн приблизился, надеясь… Но нет! Это не Бессмертный. Нет седины в его коротких светлых волосах. А должна быть прядь… Но все-таки это свой! Иначе откуда он может знать тайное искусство? И Марн решил помочь – напел воину Священный Ритм.
Ах как засверкал изогнутый меч! Воин вспомнил! Марн следил за его отточенными движениями и радовался. Пусть это не ТОТ. Но, возможно, это один из тех, о ком упоминал вагар! Тех, кто заблудился в Мирах, родившись не там.
40
Тибури – стряхивание крови с клинка. Резкое движение перед вкладыванием меча в ножны. Говорят, по следу крови на земле, оставшемуся после тибури, можно было определить школу, к которой принадлежит фехтовальщик.