После Лизу дали подержать по очереди Андрею Никитичу и Юльке. Свежая и бодрая на вид Женя принимала комплименты и мечтала о том, чтобы поскорее оказаться дома. Дни в палате этого замечательного медучреждения тянулись бесконечно медленно, потому она поторапливала окружающих, едва не провозглашая: по коням!
В итоге Юля, презрев свою легкую неприязнь к новоявленному родственнику, напросилась все-таки к Моджеевскому в гости и укатила вместе с молодыми родителями в «Золотой берег», а Андрея Никитича ждала его замечательная, самая любимая на свете работа.
Но фортуна и тут совершила, что называется, финт ушами. Та самая упомянутая нами новая схема автомобильного трафика по городским улицам привела главного героя нашей истории прямо ко главному входу театра, нынче широко распахнутому навстречу посетителям, несмотря на с помпой окончившийся театральный сезон.
Должны заметить, что примерно в это время и в этом месте Малич позволил себе отдаться течению, которое его упрямо захватывало с того единственного момента, когда бампер его японца был поврежден эпатажным экземпляром немецкого автопрома. Смиренно приняв наконец все начертанные ему знаки, Андрей Никитич припарковал машину в разрешенном месте, заглушил мотор и сунулся в кассу славноизвестного Солнечногорского храма искусств.
Свой дальнейший день он строил исходя из того, что к восемнадцати часам ему следовало быть в Приморском. И даже баня, которую Андрей Никитич не пропускал… да в общем-то никогда не пропускал, не стала причиной передумать. Ему было интересно. Едва ли не впервые за долгие годы ему захотелось узнать поближе странную женщину, с которой его столкнула не менее странная судьба.
В своем цеху индпошива, под который был оборудован арендуемый бывший склад бывшей промбазы, он пробыл ровно столько, чтобы быстро раздать поручения немногочисленным подмастерьям. Прикинул, что с заказами, которые делал сам, он вполне вписывается в сроки, даже если профилонит сегодняшний день, и удовлетворенно свалил домой.
И черт его знает, за каким дьяволом собирался так, словно на первое свидание.
Хотя какое там… Не было у него первых.
Нет, свидания были. Вернее, то, что они с Томой называли таковыми. Случавшимися, когда Женька чуток подросла, и ее можно было подкидывать одним или другим родителям. Вымотанные учебой, работой, бытом и прочими прелестями семейной жизни, они с женой сбегали на несколько дней, чтобы побыть вдвоем, чтобы вспомнить, что им еще слишком немного лет…
А теперь, кажется, слишком много…
Но в театр положено при параде.
С тем и выходил Андрей Никитич из дому в белых джинсах, хлопковом джепмере бежевого цвета и распространяя по подъезду аромат парфюма от Йоджи Ямамото, к которому имел стойкие предпочтения. Оставалось лишь заскочить по дороге в цветочный.
Потому что актрисам положено дарить цветы.
Нет, на самом деле, актрисам вообще много чего положено. Этой – в особенности. Звезда же все-таки. Но о чем можно говорить, когда в ту пятницу, которая была воистину тринадцатым числом месяца июня, день Стефании Адамовой не задался решительно во всех смыслах.
Первым, что она почувствовала, едва раскрыла поутру глаза, была дикая головная боль, что вполне объяснимо. Четверг закончился гулянкой в ресторанчике, куда они с театральными зарулили после репетиции, и где не обошлось без выпивки, а дома она еще и добавила – ей дерьмово спалось, а текст не учился.
Следующим прозрением, случившимся с ней приблизительно за завтраком, было то, что так и не добрела до страховщиков, настоятельно рекомендуемых Олегом, хотя времени прошло довольно. Но оно всегда убегало от Стеши куда-то сквозь пальцы, в то время как ее... клоп все еще уныло стоял на СТО. Там заказали детали и ждали, когда их доставят. Не было в Солнечногорске в таком количестве Мини Куперов, чтобы запчасти оказывались в наличии без лишних проволочек. Чем не повод почувствовать себя уникальной? И в этой уникальности имелись и отрицательные стороны, которые проявились только теперь.
Еще она не хотела ехать на выездной спектакль в пресловутый Приморский или, как назвал его Панкратов, в эту соплемойку – а приходилось. Стоит отметить, что когда-то в прошлой жизни Стефания точно так же не любила гастроли, и ей казалось, что она может себе позволить такой каприз. А теперь вот и выбора ей не оставляли. Сплошная безысходность.
И в довершение ко всему Олег забыл про обещанную ей для поездки машину. Вот просто так: взял – и забыл. И на телефон не отзывался, когда она набирала его раз за разом, чтобы напомнить. Тупо не брал и все. Все закончилось тем, что она написала ему сообщение с витиеватыми благодарностями за заботу и принялась искать варианты.
Артурчик как вариант не годился вообще, его она отмела сразу. Дороги за городом несколько ниже средней паршивости, и потому ехать автобусом – утомительно. Но Артур Велигодский, едва затащит ее в салон своей восхитительной Волги, тут же решит, что полдела в ее покорении провернул. А дальше начнет наступательные действия, которые ей придется пресечь. Не то чтобы он ей совсем не нравился, но того, что для Артура это может стать чем-то серьезным, Стеша, зная его и наблюдая который месяц, несколько побаивалась. В ее арсенале жизненных принципов имелось важное правило, которым она руководствовалась последние годы после расставания с недомужем: ни при каких обстоятельствах не превращать то, что должно быть просто развлечением, в нечто большее.
К развлечениям Стефания стремилась всей душой.
О чем-то большем – запретила себе мечтать.
Потому что большое – приносит боль. А боли ни себе, ни другим она не хотела, и ее удел – недомужья и полумужья, и никакого погружения в глубину другого человека, потому что этак и утонуть недолго.
И уж лучше боль в пояснице от неудобного сидения в трясущемся по ухабам местных автодорог автобуса, чем сердечная. Причем не ее, а Артурчика.
Словом, до Приморского она добралась служебным автобусом в компании со своими вчерашними собутыльниками, часть из которых все еще «болела», а часть выглядела вполне бодрой. Впрочем, и те, и другие вдалеке от родного дома планировали вечером повторить, раз уж они остаются с ночевкой в этом курортном городке. Говорили, при гостинице и бар неплохой имелся. Что в понимании солнечногорца означает слово «неплохой», Стефания предпочитала пока не вникать.
Ее собственная голова стала проходить только после третьей таблетки обезболивающего. И потому в Приморский она приехала более-менее в адеквате. В том же адеквате готовилась к спектаклю, предпочитая не мешать гримерше. Хотя едва ли это сказывалось на ее настроении: в парике цвета платинового блонда было жарко, в помещении, в которое согнали всех, поскольку отдельных гримерок тут не предполагалось – шумно и душно, и платье, в котором она отыграла уже два сезона «Романтического уик-энда», сегодня казалось ей слишком зеленым. А она с подросткового времени считала, что ей не идет зеленый.
Но потом все это вдруг разом, в один миг, куда-то делось, едва она ступила на сцену.
С недавних пор сильнее всего на свете Стефания Адамова любила свою работу, которая оказалась спасением там, где больше никто не помог. Сильнее всего на свете ей нравилось быть кем-то другим. Не собой. Жить своей ролью, радоваться и страдать по сценарию. И дышать полной грудью, как дышит сейчас ее Дэйзи. Дэйзи может дышать, петь, танцевать, любить, мечтать и даже носить зеленое. А у Стефании было два с половиной часа, чтобы все это чувствовать.
И сегодня все шло по плану ровно до двенадцатой минуты первого акта.
Потом она увидела... владельца разбитого ею японца. И по совместительству ее персонального электрика на один вечер. Она стояла у края небольшой сцены местного ДК, выводила развеселый припев песенки в джазовом стиле и пританцовывала, когда вдруг наткнулась на знакомое лицо с седоватой бородкой в первом же ряду партера. Они на секунду встретились взглядами, и уже не Дэйзи, а сама Стефания вдруг ощутила подпрыгнувшее под горло сердце. Потому что в эту минуту была уязвима, отпустив себя на свободу и не понимая природы своего удивления.
