Это был обычный субботний вечер по прошествии недели пребывания Стефании Адамовой в замечательном Гунинском особняке, в котором, сама того не зная, она уже успела обзавестись недоброжелателями.
Антонина Васильевна Пищик подкармливала котят дуры Марты в так называемом кошачьем приюте «Усатый-полосатый» – а по факту в собственном втором сарае, где теперь обитало зверьё, и неодобрительно глядела на спустившуюся с крыльца принарядившуюся и прихорошившуюся (на свидание с бывшим мужем) Ритку, топавшую со двора к калитке.
- Тьфу ты! Непутевая! – пробурчала под нос Антонина Васильевна, глядя вслед новой соседке и тяжело вздохнула, чувствуя себя глубоко оскорбленной необходимостью делить двор со столь презренной особой. В том, что особа была достойна всяческого порицания, у госпожи Пищик сомнений не было никаких.
Едва за Ритой скрипнули петли, как из соседнего подъезда выскочила Клара все еще Буханова. И ломанулась к бабе Тоне, сверкая пышной грудью, пятками в тапках и возбужденными глазами. В руках, для приличия, она волокла кастрюльку с кошачьей едой. Но кормить собиралась не только хвостатое братство, но и бабу Тоню. Крайне ценной информацией, полученной Бухановой буквально пару часов назад. А поделиться ею было не с кем. Баба Тоня на тот момент отсутствовала, а Филиппыч на данную тему разговаривать категорически отказался.
- Баба Тоня! – запыхавшись, выдохнула Кларка, подлетая к мадам Пищик и быстренько вытряхивая кашу из кастрюльки в поддоны для еды. Потом резво разогнулась и выпалила: - Баба Тоня! Это она!
- А? – осведомилась Антонина Васильевна, глядя, как котята облепили свою кормушку и мысленно рассуждая, на черта ей это надо.
- Ну эти две лахудры из первой, - живо пояснила соседка. – Так вот одна из них – это ж та Никитичева лахудра, с которой я его засекла!
- Да ты что! Вот дела-то, а! – не подвела ее ожиданий баба Тоня. – Это которая же?
- Та, которая потом появилась. Наглая такая, - Кларка фыркнула. – А я ее сегодня днем засекла. «Здрастье» мне кинула и почесала куда-то. Нужно мне ее «здрастье»!
- Это которая такая... ростом пониже и волосы по плечи подстрижены?
- Она самая, - подтвердила Буханова и уперла руки в свои выдающиеся бока. – И ведь подумай, какой жук. В дом к себе не поволок! Типа не при делах
То, что Андрей Малич себе на уме, – знал по сути весь двор. В дела общественные не совался, помогал лишь в случае необходимости. Однако к его рассудительности и здравомыслию даже баба Тоня питала некое уважение, хотя и диву давалась – откуда здравомыслие в молодых?
И вот пожалуйста!
- Не при делах, - повторила Антонина Васильевна, нахмурившись. – Где ж он ее взял-то, Кларочка? Это ж стыд какой...
- Ну а где таких берут, а? – Буханова многозначительно закатила глаза. – Вот там и взял! Она, небось, сначала с кем-то в высотке тягалась, теперь вот Никитич наш подобрал.
- Да что ж он с ней делает? Она же девочка совсем!
- Ну так это ей делать наверняка приходится, - булькнула Кларка. – Баб Тоня, ну что ты как маленькая.
В этом месте авторы позволят себе возразить госпоже Бухановой, не учитывавшей полное отсутствие опыта общения с противоположным полом у Антонины Васильевны, что, возможно, и является недостатком в ее лета, однако говорит о ее неосведомленности в подобных вопросах. Баба Тоня была не маленькой. Баба Тоня была неиспорченной.
И, густо покраснев, она в ужасе выдала:
- Вот же стыдоба! А ты видала, как она наряжается? А машина у нее какая, видала? Оно ж... оно ж, наверное, не просто же так, да?
- Конечно, - закивала Буханова. – Это ж такие деньжищи. Как их заработать, если ты приличная.
- Ах ты ж батюшки! А я с самого начала говорила, с самого-самого первого дня – не доведет олигарх в семье Маличей до добра! Где б еще он такого нахватался, Клара! Мужик же как мужик был!
- Ну вот был нормальный. А теперь все… Весь вышел. Ударился во все тяжкие. Да и вообще непонятно, что там за притон такой.
- Да самый настоящий притон! – раздался поблизости голос их идейной вражины, а именно госпожи Чернышевой собственной персоной. Тяжелый мусорный пакет в ее руках выглядел явным свидетельством благих намерений, хотя манера подслушивать за Надюхой давно водилась. А поскольку тема обсуждалась крайне животрепещущая и ее бесконечно взволновавшая, она поспешила продолжить, пока эта коалиция из второго подъезда не погнала ее прочь: – Там же бог знает что делается, бабы! Вот помните ту ночь, когда эти две шалавы спать никому не давали?
- Такое забудешь, - заявила Кларка и вперила заинтересованные глаза в Чернышеву.
- Я после того видела, как на другой день их мужик какой-то привез. И еще у них бог знает сколько пробыл. Он и потом еще приходил пару раз. А бутылок сколько выгребли после той пьянки! Я специально внимание обратила – сплошной импорт. Дорогущее всякое – наши люди такое не пьют. И ладно б только это. Еще одного засекла, явного папика – на такой машине, что у нас тут никому и не снилось. Мне Чернышев называл, да я не запомнила. Говорит, таких в стране несколько штук всего, бабы. Простояла она тут порядочно, под воротами, пока толстосум не вышел – взмыленный весь, прям пар из-под носа. И не думаю, что на этом все. Бог его знает, сколько прошмыгнуло еще мимо меня – я ж не круглосуточно подъезд сторожу!
- Ну что они гулящие – это я и сама видала. Мелкая эта, темненькая, мне вообще нахамила, когда я предложила ей по очереди в приюте прибираться, раз уж они у нас тут поселились. Чтоб по общим правилам жили. А она кошек, говорит, не выносит. И вообще ей некогда. Так что, тоже мне Америку открыла, - проворчала баба Тоня, все же с некоторым недоверием относившаяся к своей антагонистке.
- Баб Тонь, да при чем тут Америка, когда у них тут натурально бордель! – всплеснула свободной рукой Чернышева. – Вот как эти проститутки по вечерам расфуфыренные куда-то выходят – прямо каждый вечер почти – вы обращали внимание?
- Ну вечером мне есть, чем заняться, - Буханова пожала плечами, - еще следить за какими-то профурсетками.
- А вот и зря! – тут же вызверилась Надежда. – Занятно бывает! Притон у них там, самый натуральный притон. И может, еще чего похуже. Не удивлюсь, если Никитич в доле!
- Надька! – охнула Антонина Васильевна, в ужасе округлив глаза. – Надька, ты это что же такое... Ты на что это намекаешь, а?
- Не намекаю, а прямым текстом говорю, баб Тонь! Сутенер наш Никитич. Он им хату – они ему проценты. Может, даже клиентов подгоняет... он же теперь совсем в других кругах вращается, доступ к верхушке имеет через зятька. Вот и протежирует... предприимчивый тип!
У Кларки даже челюсть упала в район ее необъятной груди. Она некоторое время молча моргала, а потом все же собралась с духом и выдала сакраментальное:
- Да ну!
- Ну да! Эй, бабы! Ну вы чё? Совсем наивные, чё ли?! – взвилась Надежда под двумя недоверчивыми взглядами. – Вы посмотрите, в каком мире живем! Вы ж этих... интердевочек уже неделю наблюдаете, а у них такая жизнь активная. А поселил их кто? Ну мозгами-то пораскиньте!
- Ну… еще для себя, - пробухтела себе под нос Буханова, - но чтобы так… Они уже сколько эту квартиру за Светку сдают.
- Да лет десять, не меньше, - совсем ошалело пробормотала в ответ Антонина Васильевна. – Прошлый мальчик прямо хороший был... А тут... вот же бес в ребро, а!
- Ну да, - протянула Кларка, - а нам теперь живи рядом с этими.
- Скоро про наш Гунинский дом так и будут говорить: Гунинский бордель! И я не удивлюсь, если завтра окажется, что нас давным-давно со всеми потрохами выкупил Жекин миллионер, чтобы всех выселить и открыть тут... казино! – вынесла вердикт Надежда.
Под это обличающее утверждение Чернышевой в калитку вошел один из виновников сыр-бора, устроенного активистками двора дома семь по улице Молодежной.
- Добрый вечер! – бодро поприветствовал соседок Андрей Никитич с намерением без заминок пройти мимо.
- Да какой же он добрый! – воздевая руки к небу, отчаянно возопила Антонина Васильевна, пугая своим ором безмятежно жующих кошек, прохожих на улице и даже Кларку с Надькой, подпрыгнувших от неожиданности. – Ты что же, Андрей Никитич, ополоумел совсем, а?! Ты что творишь, дурья твоя башка! Тебя крайним выставят и тебя же за твои дела посадят!
