Чик с Грацией верхом на единорогах, ведя еще трех животных, тоже миновали городской вход без проблем, назвавшись «из Эритополя». В Ольвии, как в крупнейшем центре грузоперевозок, запрета на гужевой транспорт не было.

Пристроились сразу за собственными повозками. Те выглядели странным то ли купеческим, то ли орденским караваном из двух крестьянских телег. Сумятицу в определение вносили ученик Текущих и однорукий охранник. Ученику мог поручить незначительный груз орден, мог и нанять его купец. Таможня разберется.

Повозки направились ко второму посту слева. Там досматривался большой купеческий караван. Перед каждым постом (состоящим из внушительной деревянной арки, за которой находились длинные столы, навесные ангары, сновали стражники-таможенники, сидел маг) стояла очередь, причем с обеих сторон. В «морских воротах Месхитии» всегда очереди, вне зависимости от сезона. Кроме этих постов отдельная таможня, не такая строгая, была еще и в порту. Официальная царская администрация боролась с контрабандой как могла, то есть путем наращивания численности чиновников, а с ними увеличивая барьеры на путях движения грузов. Компаньонам придется подождать и полюбоваться Белым Городом, венчающим самую высокую возвышенность западной части города.

Там стояли беломраморные дома богатых торговцев, купцов и не менее богатых археев. Бриллиантом среди самоцветов сверкал Дворец Наместника, здание бывшего Сената вольного города Ольвия. Классический стиль колоннадных построек отличался изящной витиеватостью. По склонам возвышенности дома лепились уже в привычном беспорядке, постепенно становясь все ниже и беднее, а ближе к порту переходили и вовсе в лачуги среди многочисленных больших серых зданий кабаков, таверн и домов терпимости. Далее следовали пакгаузы и собственно сам порт, разделенный на рыболовецкую и «чистую» (грузо-пассажирскую) части. Всю восточную половину города занимали два огромных оптово-розничных рынка: продовольственный и «промышленный».

Разделиться предложил Леон. Он заявил вышедшему из трактира Чику:

— Ты договаривался, ты и будешь нас вытаскивать. Очень подозрительно слуги крутились, не уверен, что золото не прощупали.

С ним согласились. За такую кучу денег ловким парнем-посредником можно и пожертвовать. Выбор небогатый: женщина на козлах в сопровождении калеки — нонсенс. Пришлось Андрею садиться в телегу. Получилось кстати. Из очень сомнительного купеческого каравана повозки превратились в предположительно орденский груз. Не очень важный, раз отправили ученика с всего одним охранником-кучером. Любой маг именно так и подумает, а против таможни есть заветная фраза: «Да продлятся дни Великого Наместника, да восхвалит его Меркурий». Случайно так не скажешь: не бог должен хвалить человека, а наоборот, и добрые пожелания Великому Наместнику из уст купца звучали как сарказм.

Зря Леон переживал. Услышав условную фразу, старший таможенник удивленно поднял брови и повернулся к магу. Тот этой насмешкой над солидностью в виде крестьянских телег был удивлен не меньше таможенника, но… вставать и подходить с расспросами к ученику Текущих элементарно лень. Сильно выматывало почти непрерывное сидение в астрале.

«Вечно эти Текущие мудрят, вечно у них тайны на пустом месте!» — подумал с неприязнью и кивком согласился на проезд телег в город. В астрале чисто, следы только от людей — формально прицепиться не к чему. А прицепился бы! Маг из Пылающих, у них с Текущими отношения как у кошек с собаками.

За таможней караван сразу окружили вездесущие мальчишки.

— Уважаемые купцы, вам куда, могу показать, подсказать, — неслось со всех сторон.

Повозки прошли пару стадий и остановились. Ехавший рядом с ними воин-парник на черном единороге громко произнес:

— Ша, шантрапа, заглохли все! — Звонкий гомон постепенно затих. — Нам сразу в порт. Кто проводит коротким маршрутом, прокачу на единороге, кто найдет посудину для фрахта, чтобы наш груз в сорок талантов в нее влез и один единорог, — плачу семигекту, кто продаст четырех единорогов, четырех борков и две пустые телеги — получит четверть от суммы продажи. Жду предложений, жители славной торговой Ольвии!

Слово взял самый старший, четырнадцатилетний пацан, одетый, как остальные, в старую, но добротную тунику неопределенного цвета с непременным символом Ольвии — вышитым дельфином. Босой и, соответственно, с грязными ногами. Как только не болеют, ходя по брусчатке?

— Два вопроса, господин купец, — заявил с важным видом, — куда направляетесь и почему езда на единороге бесплатна?

— Справедливо, — согласился с ним Чик, — двадцать драхм за показать короткий путь, а езда на скакуне — приятная добавка. Корабль пойдет в Тир.

— А поточнее? — не сдавался предводитель. — В Тире пять портов.

— А про то мы сами договоримся, хорошо? Семигекта не отменяется.

Пацан важно помолчал и кивнул самому мелкому:

— Малек, бросай свой скребок и проводи уважаемых купцов до таверны Якоба и сам жди нас там.

Десятилетний мальчик с важным видом отложил деревянные лопатку, метлу и уверенно-медленно направился к Чику. Но глаза выдавали восторженное возбуждение. Не боялся бы потерять лицо — побежал бы вприпрыжку.

— Но если с ним что случится… — продолжил старший с нешуточной угрозой.

— Могу поклясться кем угодно. — Чик поднял руки с раскрытыми ладонями. Говорил серьезно, без скрытой усмешки.

— Не надо… — нахмурился малолетний предводитель, а Чик взял мелкого за вытянутые руки и рывком посадил на пегого единорога. Тот лишь покосился на нежданную ношу, но даже не фыркнул от недовольства. Воспитание! Воронок всех построил.

— Сейчас прямо, потом направо, — затараторил пацан, как только оказался в седле настоящего боевого (как сразу пригрезилось ему) единорога.

— Мы встретимся через две четверти, — важно сообщил предводитель малолеток и, потеряв интерес к странным купцам, позвал свою «банду». Мальчишки сгрудились вокруг него и внимательно выслушивали распоряжения, иногда получая подзатыльники.

Грязная мощеная дорога, кривая, с кое-где прилипшими лепешками борков и единорогов, тянулась среди одноэтажных каменно-глиняных домов с палисадниками. Не зря этих больших животных не пускают в другие города. Запах стоял соответствующий. Он часто сбивался порывами свежего морского ветра, который тоже был не совсем благовонный — со слабым душком протухшей рыбы.

Ехали, казалось, по самым трущобам, но пацан, который представился Дорофеем, уверил, что это обычный район портовых рабочих.

— Просто богатеи не хотят здесь смывы делать и воду подводить, — повторил явно чужие слова, — ее нам в бочках привозят, а помои приходится в канавы сливать, — сказал важно, копирую взрослые интонации.

— Так это твой район? — поинтересовалась Грация с неподдельной нежностью.

— Нет, — по-прежнему важно ответил пацан, — я из другого. Мои родители — рыбаки, — сказал так гордо, будто как минимум они археи.

— А что за лопата у тебя была? — допытывалась Грация.

Мальчишка нахмурился, но ответил:

— Скребок. Навоз за разной скотиной убирать. За него на больших улицах платят.

— А! Понятно. Это ты молодец, — похвалила его девушка, — родителям надо помогать.

Мальчик со взрослым именем Дорофей расцвел от похвалы, но очень сдержанно.

— Подумаешь! — сказал делано-пренебрежительным тоном.

Грация не выдержала и звонко рассмеялась:

— Да ты уже совсем взрослый!

Она управляла второй телегой. Андрей занял привычное место на единороге и ехал рядом. Благо дорога позволяла. Изредка встречавшиеся женщины и дети благоразумно обходили телеги с вооруженными людьми. Даже собаки облаивали незнакомцев весьма сдержанно. Взрослые мужчины не встречались. О безработице здесь, по-видимому, не знали, и пьянство не процветало.

В таверне «У Якоба» сразу пошли в обеденный зал, прихватив и мальчишку. Он не ломался. Налетевшие слуги пообещали позаботиться о животных, а следить за грузом, тяжело вздохнув, остался Андрей. Не все же Леону, в конце концов, а Чик исключался изначально.