Больше всего я боялась, что беременна, и дело было не в ребенке, которого я твердо решила рожать, а в том, как объясняться с близкими. Но все обошлось, регулы пришли по графику, без задержек, но в этот раз были не похожи на то, что я переживала прежде, я их проскочила на удивление легко. А главное, я с облегчением убедилась, что полного отвращения к мужикам или, в лучшем случае, абсолютного безразличия к ним не произошло…

С денег Терлецкого и развернулось мое Большое Дело. По крайней мере, для меня оно было Большим.

Первые свои торговые комбинации я провела еще до истории с Терлецким. Когда вышел указ о свободной торговле, Москва словно взорвалась. На улицы и площади вывалили бабулъки с сигаретами и батонами хлеба, женщины с поллитровками, вареными курами и домашней выпечкой, южане с чебуреками, юркие и вездесущие вьетнамцы, — в общем, продавали все, что угодно, вплоть до пионерских знамен, горнов и барабанов.

Я с детства хотела джинсы. Не самопальные, а настоящие, фирменные, с лейблом. От тетки ждать их было нечего. В общем, я недели две копила то, что она выдавала мне на школьные завтраки, а потом двинула к «Детскому миру», где каждый божий день гудело многоголовое торжище. Потолкалась в толпе, раздумывая, с чего начать. В школе нас торговать не учили, так что до всего приходилось доходить своим умом. Принцип каждого базара — купить дешевле, продать дороже — конечно, объяснять было не надо.

Всякая мелкота под ногами взрослых отиралась с жвачкой, штучными сигаретами «Мальборо» и «Салем», спичками, вывинченными в подъездах лампочками и прочей мутотой. После неспешной разведки я остановилась на упаковочных пакетах. Их брали ходко. За углом «Детского мира» я отыскала мелкооптовую старуху, которая продавала пакеты партиями, не менее десяти штук. Мне как раз хватило на такую дозу. Сначала я робела, но старалась все-таки втиснуться в самую гущину торга, ловя моменты и голося призывно. Свой товар я толкала с накруткой, сперва прибавляла цену понемногу, а потом обнаглела, подняла планку выше крыши. И каждые полчаса гоняла к старухе. За новой партией.

За четыре дня я заработала на джинсы.

И мне это страшно понравилось. Впервые в жизни я сама, никого не спрашивая, решила что-то сделать и это решение успешно довела до победы. Полине я что-то натрепала про ярмарочную лотерею на ВДНХ, где якобы случайно выиграла брючата. Она у меня была перепугана новой эпохой, ничего не понимала и всему верила. Я сообразила, что нельзя ждать милостей ни от каких теток и дядек, хочешь радостей — добудь их!

Но все это было еще на уровне мелочовки. В настоящих торговых делах я толком ничего не понимала. А тут по радио услышала объявление, что новый супермаркет продолжает прием молодняка в стажеры, с обучением на продавца-консультанта. Я и порулила получать образование.

На этом месте прежде был гастроном, занимавший первый этаж шестиэтажки тридцатых годов, в которой были не только какие-то конторы, но и жилые коммуналки. Теперь ничего этого не осталось. Впрочем, портал из темного гранита, обрамлявший некогда главный вход, сохранился. Его украшали гранитные же рога изобилия, откуда сыпались мичуринские дары преображенной природы, и фигуры не то танцующих, не то убирающих богатый урожай дев с корзинами. Но вместо массивных деревянных дверей-ворот с латунными ручками и блямбами бесшумно раздвигались аквариумно-прозрачные автоматические стеклянные створы на фотоэлементах, и бесшумно отсекала раскаленную улицу от внутренней прохлады мощная воздушная завеса. Новое строение, в котором размещался грандиозный евросупермаркет, возносилось ввысь стенами из темнотонированного стекла, днем фирменно-зеленым неоном полыхал торговый знак и наверху светились габаритные алые огоньки.

Мне казалось, что это не просто новый, будто еще пахнущий свежей краской домина, а громадное океанское судно, такой товаропассажирский лайнер вроде «Титаника», он лишь на немного задержался у причала и вот-вот плавно начнет отваливать и уйдет в дальнее и конечно же необычайно интересное плавание…

Внутри по местному радио для посетителей беспрерывно читались лекции об устройстве магазина. Пока я в полном восторге пересекала залитый мягким, уютным, чуть-чуть золотистым светом первый этаж, поднималась по бесшумным эскалаторам и лестницам все выше и выше (управленческие службы были под самой крышей), ощущение корабля, отправившегося в плавание, только укреплялось. Это был совершенно автономный, особенный мир. Работа здесь шла круглосуточно, менялись только вахты. Для ремонта и приборки помещения закрывались для посторонних по точному графику на считанные часы, как отсеки. Отфильтрованный кондиционерами чуть-чуть увлажненный мягкий воздух прогонялся вентиляцией по этажам, как по палубам и каютам. Гораздо ниже ватерлинии, то есть в придонных подземельях, было свое мощное машинное отделение, грузовые трюмы и склады, куда совершенно свободно въезжали на разгрузку целые автопоезда. А оттуда на грузовых лифтах на верхние торговые палубы подавали все, что требовалось. В недрах были свои цеха по обработке, разделке, фасовке мяса и рыбы и превращению их в полуфабрикаты. Там же был и громадный камбуз, где готовились бесплатные обеды для персонала. Вахты и бригады насыщались посменно, тоже по графику, частично в столовке в подземелье, частично еда подавалась в судках в небольшие едальни, которые были на каждом этаже.

У эскалатора теснились шушукающиеся девчонки, вроде меня заявившиеся по объявлению. Когда нас набралось с десяток, симпатичный парнишечка в потрясной зеленой униформе комбинезонного типа (младший менеджер-консультант, как явствовало из пласткарты на кармане) повел нас по маркету. Нам сразу же показали учебный класс в мансарде выше офиса, где стояли две точно такие же компьютерно-электронные кассы, что и в торговых залах, и где учат всем торговым премудростям и даже читают краткий курс по началам рекламы, маркетингу и основам психологии покупателя.

Потом парнишка завел нас в какой-то офисный предбанник перед кабинетом и заставил заполнять анкеты. Сказал, что теперь будут смотреть нашу внешность.

Насчет этого я была абсолютно спокойна и спросила его шепотом:

— А кто тут самый главный хозяин? Он тоже примет участие в отборе?

— Очень вы ему нужны, метелки! — ухмыльнулся парень. — Его никто и не видел никогда. Он в своей Греции живет. Финиками закусывает. И не один он, их там целая компания. Даже немец есть. Этот наезжал с инспекцией. Только до бога далеко, а у нас тут своя королева. Вот к ней вас и поведу…

Парнишке, которого звали Гена Кондратюк, я приглянулась, и он начал намекать, как бы встретиться. Я никогда никому ничего не обещаю, но тут сделала глазки. Всегда выгодно иметь знакомого, который знает все уставы в монастыре, куда ты лезешь. Из предбанника офиса на уровень выше вела мраморная лестница с медными перилами, которая упиралась в белую дверь с табличкой «Гендиректор». Гена собрал анкеты, унес за дверь и выглянул оттуда почти через час, когда все девчонки уже дошли от ожидания.

— Прошу вас! Проходите, — сказал он.

Кабинет был здоровенный, с ковром на паркете и красивым гобеленом на стене, верхнее освещение было выключено, горела только рабочая лампа над столом, и в ее свете курился табачный дым. За столом сидела крупная женщина в обычной непрезентабельной и даже грязноватой торговой куртке, смолила беломорину и протирала платочком очки с толстыми стеклами. Ее было много, этой тетки, этакая оплывшая грузная бегемотиха, с плоским широким загривком, в серых седых кудельках, с прозрачно-ситцевыми глазками.

Гендиректорша рассматривала нас, выстроившихся в ряд перед ее столом, без особого интереса. Скользнула глазками и ухмыльнулась:

— Господи, откуда вы только беретесь, кривоногие?

Девахи кривоногими отнюдь не были, но возражать не осмелились.

Тетка полистала папку с нашими анкетами, помечая что-то карандашиком.