Перекрикивать их мне не хотелось, поэтому я сделал вид, что неосознанно сконцентрировал в руках сгусток мрака, и принялся перекатывать в ладонях этот «черный снежок» проклятой силы. Похоже, что её концентрация была достаточной, чтобы заметить его в моих руках без каких-либо дополнительных приспособлений (если таковые вообще существуют «в природе»).
Мамашка охнула, толкнула дочу локтем в бок, и они обе заткнулись. Кто-кто, а она прекрасно понимала, что не стоит злить только-только «народившегося» ведьмака, у которого психика еще нестабильная и чердак на раз сносит. В общем, абсолютно я непредсказуемый теперь чел.
Я стоял и просто наслаждался благословенной тишиной, поглядывая то одну, то на другую. Первой не выдержала Акулинка.
— Ну, чего ты, Ром… товарищ Чума? — поправилась она.
— И вправду, что случилось? — поддержала дочь Глафира Митрофановна.
Вот как они спелись за довольно короткое время. А буквально недавно жили как кошка с собакой.
— Что случилось, говорите? — поддав немного ведьмовского промысла в голос, принялся распекать я своих хозяек теперь уже я.
В основном за самовольное оставление поста, в результате которого приближающихся немцев никто и не заметил. Ну, и за всё «хорошее» — тоже. Так сказать, на будущее, чтобы жизнь малиной не казалась. А вот после взаимных обменов «любезностями» мы уселись за стол, где я подробно и обстоятельно рассказал обо всём, что со мной произошло. Не став больше утаивать информацию ни о Лихоруке, ни о лешем.
— Так вот, значит, в чём проблема была? — с облегчением произнесла Глафира Митрофановна. — Новый жилец у нас, оказывается, появился? Да еще и злыдень. А я всё понять не могла, отчего мы вот уже третий день постоянно собачимся и друг на друга орём? А теперь всё ясно стало… В общем так, товарищ Чума, — даже с каким-то вызовом заявила мамаша, — ты своего приспешника-вредителя подальше от дома держи, а то мы скоро совсем друг на друга бросаться начнем, а то и покусаем! А оно нам надо?
— Нет, — согласно мотнул я головой, — нам такого «счастья» и даром не нать! Да и с деньгами тоже не нать. Я ему прикажу, чтобы он промысел свой при вас придерживал, и волю ему не давал.
— Э, нет! — возразила Глафира Митрофановна. — Не получится у тебя, паря, ничего.
— Это почему же? Он мне клятву абсолютной верности дал и выполнит всё, что я прикажу.
— Выполнить-то он выполнит, и специально свои «силки» на нас расставлять не будет. Но вот только свойство у злыдней такое, что рядом с ним люди всё равно сильно раздражаться начинают и конфликтовать друг с другом, даже если он сам никаких усилий к этому прилагать не будет. Если сказать научным языком — физиология у него такая.
— Слышал, Горбатый? — бросил я в пустоту, чувствуя, что Лихорук крутится где-то рядом. — Чтобы в избу больше ни ногой! Не хочу я с нашими милыми, да красивыми хозяйками ругаться…
При этих словах расцвели обе моих женщины. Вот прям, ей-ей майские розы, которые с мороза.
— Ой! А он что, сейчас здесь, товарищ Чума? — Не сумела сдержать удивленного возгласа Акулинка. — А можно хоть одним глазком на настоящую нечисть посмотреть? А, Рома? Ну, пожалуйста? — Захлопала она своими пушистыми ресницами.
Ну, и как я мог отказать такой красавице, да в сущей мелочи?
— Покажись, Лихорук, — распорядился я, и злыдень мгновенно проявился в дальнем углу избы.
— Ох! — Акулика прикрыла рот ладошкой, чтобы еще раз не закричать. Так-то видок у нечисти тот еще — не только детей по ночам пугать можно, но и некоторые взрослые с перепугу в штаны наделают.
— Лих-хорук. С-слыдень, — со всевозможной слащавостью, прошепелявил Горбатый, засветив в широкой улыбке набор зубов, которым обзавидовался бы и сам Гена крокодил.
— О-очень п-приятно… — заикаясь от волнения, произнесла девчушка. — Спасибо вам, что помогли Роме с фрицами разобраться! — наконец, взяв себя в руки, поблагодарила она злыдня.
Представляете? Поблагодарила! Кого? Злыдня! Нечисть, предназначение которой — вредить людям! Ну, не это ли самый настоящий разрыв всех шаблонов? А самое смешное, знаете что?
Злыдень застеснялся! Засуетился, ковыряя деревянные половицы носком ноги. А затем попытался ввинтить свой кривой указательный палец правой руки в ладонь левой! Представили? Получился этакий Карлсон перед домомучительницей Фрекен Бок. Осталось только произнести «а мы тут плюшками балуемся» для полноты картины.
— Ладно, свободен! — Я решил больше не «мучить» моего зубастика, чай, не зоопарк. — И помни, к дому близко не подходи!
— Да как ты можешь так с челов… — запнулась она, видимо вспомнив, что Лихорук, вообще-то, ни разу не человек. — С ним… Да, пусть он не человек, но он — настоящий герой! В одиночку уничтожить целую ягдкоманду — это… это же настоящий подвиг!
Ага, а давайте ему, чего уж мелочиться, сразу звезду героя ему дадим! Представляю себе эту картинку, как сам товарищ Сталин цепляет к лохмотьям моего злыдня высшую государственную награду… Первая русская нечисть, удостоенная подобной чести…
Вслух, конечно, я этого не сказал, но едва сдержался, чтобы не расхохотаться в голос. А если серьёзно, не будь злыдня, неизвестно еще, как дело бы повернулось. Могло так статься, что промухали бы мы фрицев, и повязали бы они нас одним махом… Так что, Акулинка в чем-то права — надо бы его отблагодарить, как следует.
— И что предлагаешь? — миролюбиво произнес я, стараясь погасить возникшую между нами агрессию. — Оставить его дома? Так ты же первая мне в глотку вцепишься. Такое у него влияние на людей. Физиология, как твоя мама говорит.
— Доча, Рома прав, не можем мы его пока с нами оставить — поубиваем мы друг друга, как те фрицы!
— Так что же делать? — едва не плача, произнесла Акулинка. — Неужели и выхода никакого нет?
— Выход-то есть, — немного подумав, ответила Глафира. — Амулеты нам специальные нужны, чтобы от его вредоносного влияния защитить. Бабушка такие делать могла…
— Рома, а ты сможешь? — С надеждой взглянула на меня девчушка.
— Не сможет он, — отрезала мамаша. — Только после третьего чина нужный раздел в веде откроется… А Роман едва через первый переступил…
— Второй у меня, — сообщил я Глафире. — Чуть-чуть до третьего не хватает…
— Это невозможно… — ахнула тёщенька.
— Ну, — развёл я руками, — виноват, что не оправдал ваших ожиданий.
— Подожди! — воскликнула мамаша. — Если чуть-чуть — материна настойка поможет! Там на донышке осталось еще!
— Эх! — махнул я рукой. — Раз пошла такая пьянка — режь последний огурец!
«А ты сгинь пока, Горбатый!» — Мысленно просемафорил я злыдню, и тот мгновенно растворился в воздухе.
— Куда это он? — переполошилась Акулинка.
— Место пока себе присмотрит, пока я амулеты для всех нас не смастерю, — ответил я. — Пока лето на дворе, он с радостью и на улице поспит.
Хотя, хрен его знает, спит ли вообще нечисть по ночам?
Глафира уже притараканила уже знакомую мне зеленую настойку, которой в бутыли осталось совсем на донышке.
— Должно хватить на один маленький шажок в чинах, — вылив остатки в стакан, «на глаз» прикинула она.
— Опять вырубит? — поинтересовался, подвигая тару к себе.
— Наверняка, — не стала она темнить. — Но рост веды сразу почуешь!
— Закусить есть? — спросил я, примеряясь к стакану.
— Акулинка, на стол накрой! — толкнула она дочку плечом. — Не сиди, как на поминках! Всё будет хорошо с нечистью твоей!
— Не моя она, но нельзя так поступать с людьми… Ни с кем так нельзя, — сказала она напоследок, доставая из печи еще теплый чугунок с резваристой пшённой кашей, щедро сдобренной мясом.
— Ух, ты! — удивленно присвистнул я, сглатывая слюну — время обеда уже давным-давно прошло. — Откель такое богатство?
— Так трофеи ж, — усмехнулась Глафира. — Ты же сказал, что проклятие больше не действует, вот я и набрала…
— Ну… — произнес я, поднося стакан ко рту. — За единение! — И всадил залпом остатки бабкиной настойки.