Я изо всех сил пыталась понять, почему он сменил тему.

— У них разная кристаллическая структура. Они не сверкают, потому что не преломляют свет. — Его глаза озарились. — Они его поглощают.

Куда он клонил?

— Как вы? Поглощаете жизни Уивер?

Джетро не ответил, печаль исказила его лицо.

— Белые бриллианты — это возможность для света отражаться. Черные бриллианты — души, которые поглощают все вокруг.

Мои руки дрожали, чтобы схватить его. Губы горели от желания соединиться с его губами.

Расскажи мне!

Джетро не смотрел на меня. Он даже не признавал того, что раскрыл. Он говорил не о бриллианте, а о себе.

Он поглощал и проглатывал. Был точным продуктом своего окружения.

— Ты поглотил меня... — выдохнула я.

Мой голос разрушил признание Джетро, и он снова превратился в лед.

— Время уходить. — Убрав бриллиант на место, он закрыл сейф.

Я больше не упоминала камень.

Ни в течение поездки домой с Кесом.

Ни лежа в кровати ночью.

Джетро наконец-то признал правду.

И я понятия не имела, что это означало. 

Джетро

Прошло два дня.

Два дня, в течение которых я избегал Нилу, принимал большое количество таблеток и изо всех сил старался вернуться в ошеломляющий туман.

Встреча на Бриллиантовой аллее с Киллианом и Нилой в закрытом пространстве была просто чертовски непростой.

Они оба были настолько упрямыми и сильными. Когда Килл спросил Нилу, любит ли она меня, и Нила превратилась в частички горя, я почти сломался.

Почти.

Должно быть, она уже догадались, кем я был в настоящее время.

Кажется, я не скрывал этого.

Я был в точке, где, если бы она спросила меня снова, я рассказал бы ей все. Я разболтал бы каждую убогую подробность и чертов диагноз. Я не мог больше скрывать это.

Ночью после того, как ее вернули обратно в «Хоуксбридж», мы с Кестрелом договаривались с одним из наших торговцев на черном рынке. Они хотели больше за меньшие деньги. Мы хотели больше денег за меньший запас. Вековые несогласия между предприятиями.

Переговоры не прошли гладко.

Напряжение между двумя сторонами истощило меня, моей быстро испаряющейся энергии не хватало. К тому времени, как мы вернулись домой, я не хотел иметь ничего общего с людьми и сбежал.

Я скрывался, пока не поднялась луна, и я мог уйти без последствий. Я нуждался в свежем воздухе. И мне это нужно было сейчас.

Я гнал свой байк по длинной дороге, направляясь от «Хоуксбриджа». Повернув направо от поместья, я изменил угол, ускоряясь, пока инерция не стала врагом, пытающимся украсть меня у моего мотоцикла.

Гул мотора успокаивал меня. Прохладный ветер обдувал щеки, давая мне возможность дышать. И мощность двигателя делала меня непобедимым.

Но этого не хватало.

Я скучаю по ней.

Я стиснул зубы.

Ты ни по кому не скучаешь.

Я отказывался признавать, что скучал по своему гребаному коню.

Я не катался на нем с тех пор, как Нила заплатила Второй долг. Я сомневался, что вернусь снова. Не сейчас. Я был идеальным сыном, и жизнь перестала считать меня за дурака.

Каждую милю, которую я проехал, туман нашептывал за моей спиной до тех пор, пока у меня все не прояснилось, впервые за несколько недель. Я вздохнул с облегчением, когда добрался до окраины Бакингемшира и остановился на краю.

Я был недалеко от дома, всего в двадцати минутах. Но стены скал и возвышающиеся деревья в этом загородном краю могли быть такими же столетия тому назад — настолько же удалены от человечества и технологий.

Заглушая мотор, я снял шлем и полез за таблетками в карман кожаной куртке. Я не собирался возвращаться домой без достаточного количества наркотика, блокирующего мой организм.

— Черт возьми! — я рычал, неспособный открыть бутылку в перчатках. Закусив средний палец моей перчатки, я пытался сдернуть ее зубами.

Две татуировки инициалов Нилы сияли в лунном свете.

Это было, как удар под дых.

Бл*дь.

Все, что я пытался похоронить, беспрепятственно воскресло на пустынной дороге.

Ты все разрушаешь.

Я ничего не разрушаю.

Я защищал свою сестру, брата, себя. Я следовал пути, для которого был рожден. Я не мог делать ничего, кроме этого, и если Нила ожидала от меня большего, то хрен ей. Мне было нечего ей дать.

Шелест и хруст раздались в поле позади скалы, возле которой я остановился. Мои уши напряглись, мои глаза пробовали рассмотреть в темноте.

Я ничего не видел.

Я проигнорировал шум, решив, что это барсук или лиса. Я высыпал таблетки в руку и забросил их в рот. И вот в моей голове застучало, и руки затряслись.

Что-то тяжелое и твердое ударило по задней части моего черепа. Я рухнул вперед, хруст носа о руль, хлынула кровь.

— Дерьмо! — Я не знал, какая боль сильнее — в носу или затылке.

— Путешествуешь в одиночку, ублюдок?

Я напрягся. Вот почему мы не выходили на полуночные прогулки. Именно поэтому у меня были телохранители, и я выбирался с гребаной бандой байкеров.

Воры и бродяги.

Я моргнул, превозмогая боль, поднялся с руля и посмотрел в ночь.

Три байкера из мотоклуба «Цепные злодеи» забрались по стене и окружили меня.

Каждый мускул напрягся.

— Ты. — Эти ублюдки в течение многих лет устраивали засады на наши поставки. Они знали, что не должны появляться в Бакингеме, на нашей территории. Их территория Бирмингем — грязное отребье.

— Проваливайте с нашей земли, — огрызнулся я, слизав кровь и вытерев остатки тыльной стороной ладони. Свесив ногу с байка, я встал к ним в круг, медленно разворачиваясь, чтобы изучить каждого. — Вы знаете последствия.

Они были низшими членами клуба, у которых были нашивки, но не было никакой власти.

— Ох, мы знаем о гребаных последствиях. — Бритоголовый парень, чьи костяшки были обернуты красной лентой, усмехнулся.

— Перейти дорогу «Блэк Даймонд» — верный способ умереть. — Я выплюнул кровь со слюнями на землю, желая, чтобы пульсация в моей голове стихла. — Предлагаю вам пойти на хрен. Наша земля — наши правила.

Байкер рассмеялся.

— Ах, но если мы выведем из игры вице-преза «Блэк Даймонд», разве это не сделает это нашей землей.

Это не имело смысла. Проклятым ублюдкам придется убить Ката, чтобы это стало возможным. Но этого не произойдет.

Они продолжали сужать круг, и несмотря на то, что был зажат в центре, я уводил их к середине дороги, подальше от стены и моего байка.

Чтобы одолеть их мне нужно было пространство.

Мне нужна была тишина, темнота и никакого вмешательства.

Я сжал руки в кулаки, похрустев костяшками, готовясь к битве. На протяжении нескольких месяцев я ни с кем не дрался. И мне нужно было это.

Бл*дь, да.

Мне нужно было выпустить пар. Ослабить напряжение. Наконец-то проораться и выпустить гнев и ненависть, которые, казалось, не мог освободить.

Мужчины понятия не имели во что ввязались.

Напряжение, которое наполняло меня всю жизнь, напоминало поводок, но я медленно позволял ему влиять на меня. Впитывая их жестокость и жажду крови, я заражался.

В этот момент под светом луны и звездами я был свободен.

Свободным, как и когда был на поле для поло. Свободным, как и когда находился в теле Нилы.

Бл*дь, я был так жёсток с ней.

Вдали от «Холла» и давления на меня я мог ясно видеть. Не было никакого гребаного оправдания тому, кем я стал.

— Смирился, мужик? — сказал бритоголовый, улыбаясь двум сообщникам с темно-русыми волосами. Они скинули свои куртки, демонстрируя грязные майки и татуированные руки.

Я похрустел шеей, улыбаясь во все тридцать зуба.

— А ты?

Они засмеялись.

Я засмеялся.

Я двинулся первым.

Крик вырвался изо рта лидера, когда я пихнул его плечом в грудь и повалил на асфальт. В момент, когда его спина коснулась земли, я пнул его.