Он был терпелив и добр, и мы легко нашли общий язык. Будучи с ним рядом, моё сердце оплакивало Вона. Лёгкость, с которой мы общались с Кесом напоминала о моём близнеце и наших с ним отношениях.

Моё сердце также плакало из-за другого.

При малейшей мысли о Джетро, меня будто накрывала чёрная туча.

Он должен учить меня.

Он должен быть здесь со мной: смеяться, шутить и целовать меня, лёжа здесь, на сене.

Сегодня я не видела Джетро и эта тоска, мучавшая меня при мысли о нём, как кинжал в груди, который невозможно вынуть.

Как я могу любить того, у кого столько «демонов»?

Как я могу любить того, кто не хочет поделиться своими «демонами» со мной?

У меня нет выбора.

Если бы был, я бы выбрала Кестрела. Он добр и отзывчив. Он заставил меня чувствовать себя лучше вместо того, чтобы осуждать за страх.

— Кто ты, Кестрел? — спросила я, прежде чем смогла бы запретить себе этот вопрос.

Он притих, крепче сжимая в руках поводья.

— Что ты имеешь в виду?

— Ну, кажется, что у тебя дар прятать свои мысли, прямо как у старшего брата. Тем не менее, в отличие от него, похоже, тебя это не волнует. Он отвечает тебе. Он слушает тебя, когда возникает напряжение и ищет, когда нужна помощь, — прищурилась на него из-под шлема. — Почему так?

Улыбка Кеса погасла, лицо стало серьёзным.

— Ты уже знаешь, кто он?

Его вопрос обескуражил меня.

Я знаю о чёрных бриллиантах и поглощении. Знаю о чувствах и боли.

— Начинаю понимать, — Мотылёк дёрнулась подо мной. — Впрочем, не знаю, как называется его состояние. Ты знаешь?

— Знаю, но я не в праве говорить об этом, — он тихо засмеялся. — Возвращайся, когда всё выяснишь. Когда Джетро расскажет, кто он, я расскажу, кто я. Идёт?

Нет, не идёт. Сомневаюсь, что он когда-либо расскажет.

Отсалютовав из-под козырька своего шлема, он скромно добавил:

— На самом деле, обо мне особо нечего рассказывать. Я — открытая книга.

Подгоняя пятками Блэк Плейг, он двинулся вперёд. Мот автоматически последовала за ними и клацанье копыт эхом отразилось от стен псарни, когда конюшни остались позади.

Раскачивающаяся походка Мотылька и абсолютная сила её мышц отправили ползучую волну страха вдоль позвоночника. Что если у меня случится приступ «вертиго» и я упаду? Что если я не справлюсь с управлением лошадью, и мы врежемся в дерево?

— Ух, Кес... возможно, это не слишком хорошая идея, — мои ноги дрожали от напряжения. — Может, мне следует поучиться ездить верхом на чём-то поменьше?

Кес развернулся, положив руку на круп Блэк Плейга и игнорируя мою обеспокоенность, ответил:

— Помнишь, я сказал, что не являюсь среднестатистическим тренером?

Медленно кивнув, почувствовала, как в груди разрастается клубок беспокойства.

— Да...

— Ну, вот твой ускоренный курс по верховой езде. Держи поводья крепко, но не слишком. Не дёргай удила. Представь, что между твоей задницей и седлом находится двадцатифунтовая купюра, и ни при каких обстоятельствах она не должна улететь. Пятки вниз, а спину прямо, и если свалишься откатывайся и не держи поводья.

Чем больше он говорил, тем быстрее стучало сердце.

— Поняла?

Всё, что он только что сказал влетело в одно ухо и вылетело из другого.

— Нет. Не поняла. Ничего.

На лице Кеса появилась злобная ухмылочка.

— Очень плохо, — поднимая хлыст, пятками он пришпорил Блэк Плейга и звук хлыста, словно выстрел, разнёсся, будто на Чемпионате Дерби. — Держись, Нила!

Я потянула за поводья, почувствовав, как Мот сгруппировалась и подобралась подо мной.

— Нет... ты не последуешь за ним, проклятая лошадь. Мне нравится, когда моя шея крепко прикреплена к телу.

Мотылёк тряхнула головой, вырывая поводья из моих рук.

— Нет. Стой!

Секундой позже, из положения стоя, я сорвалась в полноценный галоп.

Я стала серым пятном.

Я стала девочкой из моего прошлого, которая верила в единорогов.

Я стала... свободной. 

Джетро

Несколько прошедших дней я ничего не делал, кроме как размышлял о том, как покончить с этим чертовым беспорядком. Я играл свою роль, пил таблетки и избегал любви всей своей гребаной жизни.

Каждый раз, когда я придумывал план, я рассматривал его под разными углами и размышлял. Но каждый раз находились недостатки, которые вгоняли меня в уныние. Чем дольше я не мог решить свою проблему, тем дольше я избегал Нилы.

Я был так близко, чтобы разрушить все.

Я скучал по ней. Очень.

Так сильно, что я придумал одиннадцать разных способов, чтобы убить своего отца.

Способ четвертый: пригласить его на охоту. Выстрелить в него и обставить это, как «несчастный случай».

Недостатки: слишком рискованно. Свидетели. У него будет оружие, чтобы принять ответные меры.

Способ номер семь: пригласить его на обед. Отравить ублюдка, подсыпав в его еду цианид — поступить с ним так же, как он поступал со мной всю мою жизнь.

Недостатки: доза может быть рассчитана неверно. Могут пострадать другие.

Вариант девять: организовать наемника, чтобы атаковать среднюю отгрузку, отправить его и освободить руки от убийства.

Недостатки: Кес может быть с ним и попасть под перекрестный огонь.

Каждый план казался достаточно правдоподобным до более глубокого анализа. Но все это разлетелось на осколки, когда после обеда он позвал меня в свой кабинет.

И снова он как-то узнал.

Как, черт его возьми, он всегда знал?

Было ли это его сверхъестественное шестое чувство? Или постоянный мониторинг моего поведения?

Как?!

Что меня выдало? Взгляд с отвращением, которое я никогда не мог скрыть? Ухмылка с ненавистью, которую я никогда не мог стереть?

Как бы то ни было, меня снова загнали в угол.

В его кабинете дождь барабанил по стеклам, он показал мне свою ценную и защищенную последнюю волю и завещание.

Это был том, размером с Королевский указ. Страница за страницей нотариальных изменений и приложений. И спрятанные мелким шрифтом две выделенные части.

Право перворожденного: раздел, непосредственно обо мне, моей роли, как первенца, и о том, что я наследую. Эта часть растеклась на много страниц.

Его смерть: самое главное — его безвременная смерть.

Кат был бизнесменом. А также хитрым, безжалостным и умным.

В условиях говорилось, что любая неестественная смерть, будь от укуса пчелы или утопления, падения с лошади или аварии — даже смерть во сне — означала, что его завещание будет считаться недействительным.

И не только для меня, но для всех нас.

Мои братья и сестра будут выброшены. Жасмин отправят в дом инвалидов против ее воли. «Блэк Даймонд» распустят. Кестрела выгонят без единого пенни.

Что это означало?

Все просто.

Кат отметил, что если он умрет от чего-то, кроме рака или любого медицинского диагноза, «Хоуксбридж» будет снесен. Из-за любой смерти, что может вызвать подозрения в фальсификации, наши шахты будут взорваны. Наше богатство будет пожертвовано на цели, которые не имели право на благотворительность.

Это стало бы концом нашего образа жизни.

Это была его гарантия, чтобы мы оставались преданными.

В отличие от него я не заботился о деньгах или древних камнях. Если это означало, что я смогу быть свободен, так тому и быть. Но никакое количество наркотиков не подавит во мне желание заботиться о моем брате и сестре.

И Кат знал это.

Он показал мне свой козырь.

Наряду с тем, что Жасмин будет заключена в дом инвалидов, а от Кеса отрекутся, я стану подопечным психбольницы, облаченный в психиатрическую рубашку.

У Ката был документ о моем психическом состоянии. Разные документы, указывающие на то, что я не мог самостоятельно принимать решения. Все они исходили от моих лечащих врачей, которые были подкуплены и запуганы, и знали о моем прошлом. У меня не осталось бы силы, никакой возможности спорить.