Обычно Алексей улыбался, глядя на освещенные улицы. В этот раз он впервые был расстроен. Предстоял серьёзный разговор, но начинать его не хотелось. Будто неосторожно брошенное слово разрушит всю магию города и вернёт обратно в первобытный хаос.

— На тебе сегодня лица нет, — с беспокойством сказала Саманта. — Проблемы на работе?

— Да и нет, — вздохнул Алексей. — Милая, ты же видишь, что вокруг происходит. А я ещё и слышу.

— Ты о Конфедерации? Но мы ведь всё правильно делаем. Мне так жалко прибалтов. Хартия такая большая, а они совсем крохотные, и тем не менее сражались.

— Прям как мы когда-то, — грустно пробурчал Алексей.

— Что ты мне хочешь сказать?

— Я очень надеюсь, что это всего лишь мои опасения. И тем не менее я боюсь. Боюсь, что когда-то наш привычный мир снова рухнет. Но теперь не внешняя сила станет тому причина, а мы сами. И когда это случится я хочу, чтобы ты была как можно дальше и в безопасности.

— Ты хочешь?...

— …отправить тебя в Америку. Одну. А я, когда всё уладится, тебя навещу.

— Лёша, — Саманта глубоко вздохнула, — мне уже этого не нужно. За долгое время с тобой я поняла, что мой дом и моя родина там, где ты. И я не хочу оставаться одной, зная, что ты в смертельной опасности. Раз ад следует за нами по пятам, то не будем от него убегать, а встретим вместе.

— Ты даже не представляешь, что нас ждёт. У них огромная армия, которой ещё не видел мир.

— Какая разница? — пожала Саманта плечами. — У тебя есть я, а у меня есть ты. А это значит, что никому нас не сломить.

— Не берут его тортуры, не берут и царские муры… Иван Франко. «Вечный революционер».

— Прости?

— «Вечный революционер». Ты мой вечный революционер.

***

Ночной купол проткнуло бесконечное количество белых точек. Полная луна освещала влажную от недавнего дождя дорогу. Асфальт начал зарастать, а металлические конструкции покрываться тонкой коркой ржавчины. Несмотря на полное запустение города, здесь ещё жили люди. Много кто отказался от переезда в столицу и бежал, выбрав свободную жизнь. Рано или поздно рука Хартии доберётся и до них, но они старались об этом не думать.

Эрвин беззвучно шагал вдоль здания, всё время поправляя фуражку и оглядываясь. На первый взгляд могло показаться, что на улице он совсем один, но этом было бы ошибочным выводом. Его опытный глаз заметил двоих, ведущих за ним наблюдение. Эрвин догадался, что это люди из «Отряда сто тридцать семь». Когда не нужно Малыш Отто добросовестно выполняет свою работу.

Эрвин думал, как сбить их со следа. План созрел почти мгновенно. Он свернул в первый же попавшийся подъезд, где едва не столкнулся с дурно пахнущим бродягой.

— Ты то мне и нужен, — прошептал Эрвин, стараясь не принюхиваться.

— Чо надо, белобрысый? — рявкнул бродяга, почёсывая длинную бороду.

— Пуховик не продувает? Не холодно в осенние деньки?

— Терпимо, — отрезал тот. — А тебе какое дело?

— Никогда людей не полюбят за альтруистичные поступки. Я же хочу помочь тебе. Как насчёт обменять твой дранный пуховик на моё пальто? Писк моды. Только начали производить.

— А в чём подвох? — недоверчиво спросил бродяга.

— Как я и говорил, людей никогда не полюбят за альтруистичные поступки. Что же, — вздохнул наигранно Эрвин, — мне пора.

— Постой! Постой, чудак. Хорошо, я согласен.

От пуховика несло дурно пахнущими духами и дерьмом. Эрвин словил себя на мысли, что уже где-то улавливал этот запах. И действительно. Подвалы «Отряда сто тридцать семь» после продуктивного дня обрызгивали духами, чтобы скрыть удушливый запах. Правда, Эрвину казалось, что становилось только хуже.

— Выпей за моё здоровье, — Эрвин кинул в карман пальто горсть монет. — Слышал, неподалёку вы организовали бар.

— Да, — сладко сглотнул бродяга. — Интересное местечко, — сказал он и скрылся во тьме.

Эрвин досчитал про себя до ста и выглянул. Наблюдатели клюнули на уловку и больше не докучали маршалу. Путь был свободен. Благо, нужный дом был уже рядом.

Элизабет кормила хлебными крошками голубей, а те не брезговали столь щедрым жестом доброй воли. Эрвин терпеливо ждал когда его заметят и сел на пыльный диван. Тот жалобно скрипнул и выдал новоприбывшего гостя.

— Ох, — испугалась Элизабет, — маршал. Почему от вас так дурно пахнет?

— Долгая история. По крайней мере удалось избавиться от слежки.

— Решили, что они будут искать вас по запаху?

— Люди всегда прячут своё истинное зловоние, чтобы понравится другим. Отсюда все проблемы.

— А ещё раньше люди почти не мылись, чтобы не гневить Всевышнего.

— А я всё-таки рискну. Как только вернусь в столицу, сразу же прикажу наполнить ванну. Наверняка какую-то дрянь подцепил.

Элизабет улыбалась. Она выкинула остатки крошек и уселась рядом с Эрвином. Оба молчали, не зная с чего начать.

— Почему именно здесь, первая леди?

— Это единственное место в мире, где я могу не бояться за свою жизнь.

— Неужели даже в постели с консулом вы не чувствуете умиротворение?

— Другого за такие слова уже бы ждал трибунал, — грустно улыбнулась Элизабет. — Как успехи в армии?

— Как и всегда: готовы служить во благо дела Хартии.

— Это я каждый день слышу. А теперь честно.

— Если честно, то мне надоело отправлять молодых пацанов на смерть. Надеюсь, после бойни в Прибалтике наш консул поумерит аппетиты.

— Он… — запнулась Элизабет. — Он продолжает верить в покорение Европы. Я не смогла его переубедить.

Эрвин молчал, уткнувшись в пол. Кому как не ему было знать о положении в армии. Да, она оставалась самым сильным формированием в мире, однако бросать вызов всей Европе было сродни самоубийству. Неужели только он это понимал? Но что может сделать человек, когда на каждом шагу вдалбливают мысль о спасении европейских народов, распространении цивилизации и порядка. Иногда он и сам верил, что триумф Хартии возможен. До того момента, пока не изучал очередной отчёт, где потери шли за тысячи. Он даже не был уверен об удержании земель, что раскинулись от Прибалтийского до Чёрного моря. Партизанская борьба и преступная деятельность крепла с каждым днём, а их подавление, казалось, только усугубляло ситуацию. Но Гвин этого не замечал. Он был слишком ослеплён мечтой, которая была так близко.

— Эрвин, нам нужно спасти страну.

— Я с огромным удовольствием. Правда ума не приложу как.

— Мы убьём Гвина.

— Да? — Эрвина не удивили эти слова. — Если это говорите Вы, значит, всё действительно плохо.

— Эрвин, на этом диване я поклялась, что не предам его. Но я понимаю, что если не решусь на это, то мы станем предателями для остальных.

— Но как мы это сделаем? Даже если нам удастся – ничего не выйдет. Слишком много у него сторонников. Я даже не могу с уверенностью сказать, кто ещё на такое согласиться.

— Это не самое сложное. Сложно будет объяснить ребёнку, почему вдруг мама решила убить папу. Остальное не так уж и сложно.

— Да, первая леди. Здесь я с вами соглашусь.

***

Штабная машина расположилась посреди бескрайнего поля пшеницы. Её корпус тонул в золотых волнах. Скоро будет житница и колоски превратятся в хлеб, который накормит миллионы людей.

К штабу подъехало ещё несколько машин. Из них вышли генералы и скрылись за стальными дверьми.

— Ave konsyl, маршал, — козырнул Вольдемар Эрвину и улыбнулся. — Моё почтение, первая леди. Что за переполох, что вдруг понадобилось тащиться в такую даль?

— Твои шлюхи подождут, Каминский, — буркнул Эрвин, сидящий в углу. — Садись.

— Сегодня маршал не в настроении. Понимаю, работа сложная и нервная. А где Отто?

— Отто на встречу не приглашали, — ответила Элизабет.

Генералы сели за стол. Эрвин так и продолжал, насупившись, сидеть в углу. Собравшись с мыслями, Лиза начала:

— Почти десять лет Хартия ведёт бесконечные войны. Сколько было пролито крови и загублено жизней? Мы поклялись консулу служить верой и правдой, но сейчас он утонул в своих иллюзиях. Я прошу у вас помощи. Помощи в убийстве консула и в организации государственного переворота.