Он улыбнулся, но усмешка не затронула его глаз. Он засунул руки в карманы.

— И это все, кем я буду для тебя.

Мои плечи вжались немного в дверь машины.

— Спенсер, пожалуйста…

— Шшш, — сказал он, нажимая подушечкой своего большого пальца на мои губы. Его пальцы слегка задели мою щеку, когда он отстранился. — Абсолютно никаких беспокойств, Софи Прайс. — Он искренне улыбнулся, и мое сердце упало.

— Я буду очень сильно по тебе скучать, — призналась я своему единственному настоящему другу, который когда-либо у меня был, но поняла я это очень поздно.

— Я тоже буду скучать. Я только сейчас понял, что ты такая же потерянная, как и я, и теперь ты уезжаешь.

— По приговору суда, — пошутила я, что сделало его улыбку еще шире.

— Я дам тебе это, — вздохнул он. — Даже если мы думали найти наш путь вместе.

— Я все еще буду потерянной, когда вернусь. Мы можем продолжить оттуда, Спенс.

Спенсер взял мои сумки и положил их на тележку, которую принес носильщик.

— Я увижу тебя через шесть месяцев, — сказала я ему.

— Я буду прямо там, — сказал он, указывая на тротуар. — Ждать.

Я коснулась его щеки и до боли зажмурила свои глаза.

— Не жди меня, Спенсер, — прошептала я, приказывая.

Спенсер оттянул меня от себя.

— Я сделаю так, как, черт возьми, захочу, Прайс. Теперь иди.

Я улыбнулась ему и последовала за носильщиком. Когда я обернулась, чтобы помахать ему, он уже ушел.

Двадцать часов полета, несмотря на ночевку в Палм, все еще чувствовались как двадцать часов полета. Когда я прибыла в Африку через Найроби, у меня не было шанса рассмотреть континент, так как у меня было только двадцать минут до посадки в Сессну, но, когда мой небольшой чартерный самолет приземлился и был подан трап, дверь открылась, и я взглянула на самый удивительный, захватывающий дух вид.

Вид густой зеленой растительности, обширного голубого и захватывающего дыхание озера Виктория. Это было невероятно красиво.

Я спустилась с лестницы и меня вместе с моим багажом встретил веселый молодой африканец с темным лицом цвета мокко и ослепительно белыми зубами.

— Добро пожаловать в Африку, мисс, — весело поприветствовал он меня. — Я так понимаю, это Ваш первый визит?

— Да, спасибо.

Он улыбнулся самой широкой улыбкой, какую я когда-либо видела, и я удивилась, что сделало этого парня таким счастливым.

— Идите за мной, мисс.

Я порылась в своей сумке, чтобы найти десять долларов. Парень в Дубае сказал мне, что они предпочитают американскую валюту, поэтому я не обменяла сотни, которые Пэмбрук дал мне.

Мы подъехали к аэропорту и, когда я посмотрела на него, я могла думать только о том, что у входа погибло тысяча девяносто человек. Когда думала об этом, моя кожа заледенела.

Перед отъездом я прочитала об Уганде и обнаружила, что тот самый аэропорт, куда я полечу, был также местом самого опасного положения заложников, включая террористов. Я задрожала, думая о деталях, и это было самым точным знаком. Это напомнило мне, где я находилась и что было настоящей целью моей поездки.

Когда энергичный портье уложил мои сумки, он посмотрел на меня с сияющей улыбкой, и я чуть не засмеялась над его оптимизмом.

Я не смогла удержаться.

— Вы довольно оживленный. И почему Вы так счастливы сегодня?

— Я счастлив каждый день, мисс. Я живой, и я работаю. У меня есть крыша над головой. Я могу прокормить своих братьев и сестер. Я очень, очень счастлив.

Мое сердце сжалось, и я нашла в своей сумке еще ​​десять, подумала дважды, и схватила пятьдесят, прежде чем вручить наличные в его руку. Его глаза расширились до невозможных пропорций, и я покачала ему головой, заглушая протест, формирующийся на его губах.

— Не думайте об этом, — огрызнулась я и прочистила горло. — Простите, — сказала я ему, и поспешно схватила свои сумки, прежде чем пойти по коридору к тому, что я приняла за главный вход.

Я старалась не думать о том, что пятьдесят долларов значили для этого мальчика и его семьи.

Я также старалась не думать о глупых браслетах, завязанных вокруг моего запястья, которые стоили пятьсот баксов.

Я остановилась там, где стояла и собравшись с мыслями, вспомнила про блокнот и достала его из пакета. Я листала страницы и искала имя, которое Пэмбрук велел мне не забыть, но я все-таки забыла, потому что это было такое необычное имя.

— Динган, — я повторила вслух. — Что это за имя такое?

— Это Дин-Джон-E, — вмешался глубокий голос, и моя голова резко поднялась.

Пораженная. Онемевшая.

Глубокое, пробивающее ощущение накрыло мое тело целиком, и я практически упала на колени от сильного впечатления. Мое дыхание стало затрудненным, и я боролась за ясную голову. Ароматное, обжигающее, но невероятное, приводящее в восторг ощущение проскользнуло по моему телу. Опьяняющая, приятная дымка опустилась надо мной и ним… Испепелила. Так.

Хорошо. Это было ощущение осознания. Я стояла там, наслаждаясь впечатлениями.

Я помню Сара Прингл рассказала мне однажды о мальчике, которого она встретила во время отпуска в Европе. То, как она описала его заставило меня усомниться в ее вменяемости.

— Я не могу описать его, Софи, — сказала она, накрывая руками щеки в отчаянии. — Похоже, что все мое тело сразу же поняло, что он был моим, а я его.

— Ужасно примитивно с твоей стороны признать это, Сара, — усмехнулась я, заставляя всех вокруг рассмеяться.

Но сейчас я поняла, что она имела в виду. Сейчас я поняла, что она пыталась передать мне.

Парень, стоящий передо мной, был на грани становления мужчиной. Подтянутый, худые мышцы, узкий в тех местах, где нужно быть парню и широкий, где надо.

Я никогда не знала человека, который мог бы так привлечь другого человека, особенно совершенно незнакомого. Его лицо пленило меня, лишив возможности говорить. Я почувствовала, как моя грудь захватила воздух, но была не в силах разместить свое лихорадочное требование, так что я тупо подавила частое дыхание, как собака после бодрой пробежки.

Он склонился надо мной, руки засунуты в передние карманы джинс, туго натягивая ткань его рубашки прямо на мускулах рук и плеч и отправляя меня глубже в прямую одержимость. Я сглотнула недостаток воздуха и изучила его. Он был полной противоположностью тому образу, к которому, по моему мнению, меня тянуло.

Прямые черные волосы до подбородка, но убранные за ушами, небесно-голубые глаза странно пялились на меня, его полная нижняя губа отделилась от верхней в вопросе. Он смотрел на меня правильным с римским носом, а его квадратная челюсть была плотно сжата.

— Ты та, кого они называют Софи? — спросил он сухо, мне казалось уже раздраженно.

— Да.

— Я Динган, — его сильный акцент повторился.

Когда он говорил, мои глаза закатывались к затылку. Его глубокий, шелковистый голос омывал меня как теплая вода в прохладный день, и я охотно наклонилась ближе к нему. Близость была похожа на топливо к моему и так уже вышедшему из-под контроля пламени. Я отстранилась от него, чтобы собрать остатки разумных мыслей и покачала головой.

— Но ты белый, — я ляпнула глупость, от чего мне захотелось уползти под что-нибудь.

— Ты невероятно проницательна, — сказал он.

— Простите, я-я просто ждала африканца, — пробормотала я.

— Меня зовут Ян. Динган — прозвище, но я африканец. Мои предки переехали из Англии в Южную Африку в семнадцатом веке, — объяснил он, хотя казался раздраженным, как будто я не заслуживала такой вежливости.

Его акцент звучал как сочетание официального английского, австралийского и немецкого. Только так я смогла описать его. Я никогда не слышала такого сочетания. Оно было таким невероятно красивым и уникальным.

Каждый просмотренный мною фильм, который характеризовал Южно-Африканский акцент полностью искажал его. Слушать его было как слушать бархат.

— О, — произнесла я вежливо. — Что, что значит Динган? — пролепетала я, все еще не способная отвести взгляда от его лица.