— Как ты справляешься? — спросила я тихо, оглядывая детей.

— Мы просто делаем все, что можем. Много веры, любовь моя. Это всегда работает. Так или иначе. Так или иначе, мы сделали из тридцати кроватей шестьдесят. Мы растягиваем еду на невозможные порции. Выживаем на наш невероятно скудный доход. Мы любим их одинаково. Так или иначе.

Я отмахнула свое недоверие, потому что это была правда. Каким-то образом, они делали это.

— Теперь, — начала она весело, — завтрак будет не таким, каким ты ожидаешь, я предполагаю, но, это еда, и ты к ней привыкнешь, — тогда она посмотрела на меня. — Я все время говорю это, не так ли? — она громко рассмеялась. — Бедняжка.

— Я буду в порядке, — сказала я ей искренне, наблюдая за маленьким одноруким мальчиком, который пытался поставить свою чашку.

Внезапно Динган появился из ниоткуда. Я все еще не была приготовлена к встрече с ним, и в моей груди было чувство, будто она поражена атомной бомбой. По всему моему телу прошло тепло, и лицо покраснело. Я наблюдала, как он положил что-то похожее на маленький кусок резины под тарелку мальчика. Теперь она не двигалась с места, и мальчик посмотрел на Дингана, ослепительно улыбнувшись. Мне вдруг невероятно захотелось обнять обоих мальчиков, может быть, Дингана сильнее, чем было приемлемо обществом. Моя кровь в этот момент закипела.

Да, черт возьми, что со мной?

— Садись, дорогая, — сказала Карина, указывая на стул у стола рядом с дверью. — Здесь сидят взрослые, пока кто-нибудь из детей не будет в нас нуждаться, что происходит почти все время, — пошутила она. — Этим утром я принесу тебе тарелку. На обеде просто подойди к окну, и Кейт даст тебе еду.

— Спасибо, Карина.

Я села за стол, и маленькая безрукая девочка подошла ко мне.

— Привет, — сказала она застенчиво.

— Ты говоришь по-английски? — спросила я, сбитая с толку.

— Карина научила меня, — она ответила отрывисто.

— Как тебя зовут? — спросила я ее.

Она коснулась середины груди оставшейся рукой и ответила:

— Мандиса.

— Мне… мне приятно познакомиться с тобой, — сказала я девочке, неловко заикаясь в своих словах.

Я так не привыкла разговаривать с детьми, не говоря уж об инвалидах.

Она улыбнулась мне и взяла руку, которая лежала на моей ноге. Я начала тянуть руку назад, но что-то в ее глазах подсказало мне, что все было хорошо, что она была всего лишь человеческой девочкой, и красивой.

Я неуверенно сжала ее маленькую руку, и она захихикала, посылая теплое, покалывающее ощущение вверх по моей руке и в мое сердце.

— Ты ела, Мандиса? — спросила я ее.

Улыбка упала с ее лица, и она убежала, исчезнув за дверями кухни.

— Что я сказала? — спросила я воздух перед собой, ошеломленная тем, что она сбежала.

— Она не ест, — услышала я голос позади себя. Динган. Моя кровь снова начала кипеть.

Я повернулась к нему.

— Что ты имеешь в виду, что она не ест? Как она живет?

— Она пьет. С тех пор, как она приехала, мы не могли даже заставить ее есть.

— Почему? — спросила я его, когда он сел напротив меня.

— Мы думали, из-за того, что она приходила в себя после потери руки, но позже обнаружили, что это из-за того, что она скучает по маме.

— Что случилось с ее мамой? — спросила я, боясь услышать ответ.

Его глаза встретились с моими впервые за это утро, и его губы сжались. Он пожал плечами в ответ, и мой желудок упал к ногам.

— Мы дополняем молоко различными протеинами и витаминами, но она все еще не набирает вес так, как нужно.

Динган отвернулся от меня и увидел ребенка, который нуждался в помощи. Я наблюдала за ним. Он не посадил мальчика на стул, как я полагала, а помог ему узнать, как сделать это самому.

— Что случилось с ними? — спросила я Дингана, когда он снова сел.

— Есть невероятно злой мужчина по имени Джозеф Кони, который бродит на юге Судана и северной Уганде в поиске детей, чтобы создать свою армию, названную АСГ или Армия Сопротивления Господа. Он вторгается в невиновные деревни, берет молодых женщин по понятным причинам, пытается похитить их детей. Если ребенок отказывается идти с ним, он отрубает ему конечность, чтобы тот не смог вырасти полезным солдатом, который сможет выступить против него позже. Он убивает их родителей, и нам посылают сирот, которые выжили, сломаны или повреждены. И все одинокие.

Я сглотнула ком, который встал в горле.

— Зачем он делает это?

— Я не думаю, что даже он знает. Он заявляет, что борется за мир и безопасность в Уганде, а также за бедных. Это его прокламации, но, на мой взгляд, он работает на дьявола. Он абсолютное зло.

Я осмотрела маленькие лица, которые окружали меня, и почувствовала такую невероятную печаль за них и их судьбы. Я хотела ответить на все, что Динган открыл мне, но не смогла. Нечего было сказать.

После завтрака Динган сказал, что мне нужно идти за ним.

— Дети обычно получают свои школьные принадлежности прямо сейчас. Карина, Кейт и я обучаем их с восьми до двух, пока Чарльз, и временами я, ремонтируем или готовимся к мероприятиям. По средам я отвечаю за ведение своего рода мероприятий на воздухе в течение школьных часов. К сожалению, тебя приписали ко мне по настоянию Карины, так что ты будешь сопровождать меня весь день, каждый день.

— Да, так неудобно, — я фыркнула с сарказмом.

Динган резко остановился между баобабом и нашими хижинами.

— Ты мне не нравишься. Это такой сюрприз?

— Честно, да, — я сказала я ему откровенно. — Ты не знаешь меня.

— А, видишь ли, я знаю. Я знаю тебя довольно хорошо. Я знаю, что ты здесь, потому что тебя поймали дважды с кокаином. Я немедленно узнал, каким ты была человеком, даже до того, как ты приехала.

— Меня поймали с кокаином. Я признаю это, честно. Я не горжусь этим. Бог знает, я также знала, что каждый здесь будет знать, почему меня заставили находиться здесь…

— Заставили, — повторил он, остановив меня в середине предложения. — Другая причина, почему я был бы также удовлетворен, если бы ты запрыгнула обратно в этот самолет. Каждая душа присутствует здесь, потому что хочет. Ты всего лишь отбываешь наказание.

Я тяжело дышала из-за гнева.

— Нет никакой разницы. Я была бы признательна, если бы ты сошел со своего пьедестала и вернулся на землю. Я здесь для того, чтобы работать. Так что давай работать.

В этот момент я поняла, что мое отношение к тому, что послать меня в Масего было самым несправедливым наказанием в мире, исчезло с той секунды, как я увидела Мандису.

Если честно, это удивило меня, шокировало, но это не значило, что я собиралась наслаждаться работой в Масего. Это только значило, что пока я была там, я не буду считать, что по отношению ко мне была проявлена вопиющая несправедливость. Все, что должна была для этого сделать я, так это напомнить себе историю Мандисы.

— Идем со мной, — приказал озлобленный Динган. Он повел меня к своей стороне хижины, и я пошла за ним внутрь.

Его кровать была простой и едва могла вместить его. На стенах висели рисунки детей и акустическая гитара.

Он вытащил большой тазик из-под своей кровати и взял кучу бумаг, которую я видела в багажнике его джипа, когда он забирал меня из аэропорта.

— Что это? — спросила я.

— Рабочие листы. Каждый раз, когда я в городе, я стараюсь приобрести их как можно больше.

Мы пошли к кабинетам, и мое сердце начало беспорядочно стучать. Я нервничала, действительно нервничала.

Мне стало интересно видят ли меня дети насквозь, знают ли они какая я фальшивая, что мне нет никакого дела до помощи им, потому что я худший человек из тех, кого знаю.

Дверь открылась, и я увидела двадцать улыбающихся лиц, счастливых и хихикающих. Они притихли, когда мы с Динганом вошли в класс. Я сглотнула. Громко.

— Ученики, вы видели мисс Прайс…

— Софи, — перебила я. — Они могут называть меня Софи.