— Убери ее, — сказала я ему, крепко зажмурив глаза. Я услышала, как дверь открылась и закрылась, и, когда я открыла глаза, Динган стоял, смотря на меня, как на дуру. — Прекрати осуждать меня.

— Кто сказал, что я тебя осуждаю? — протянул он лениво. Широкие, мозолистые руки лежали на его узкой, обнаженной талии. Я изо всех сил старалась не смотреть.

— Я вижу, когда кто-то осуждает меня. Я могу читать людей с безупречной точностью. Ты думаешь, что этот избалованный ребенок не может справиться даже с насекомым. Как она справится с Африкой?

— Это не насекомое. Это членистоногое, — сказал он с невозмутимым видом.

— Тогда тупица. Великолепно. Рада, что мы доказали это.

Он прищурился.

— Да.

— Что?

— Да, я думаю, что ты избалованный ребенок, который не продержится здесь и двух секунд.

Мои глаза расширились от его искреннего ответа. Я была ошеломлена. Мой рот раскрылся.

— Я покажу тебе, — пригрозила я, но выдохлась к последнему слову от того, как он сурово посмотрел на меня.

Динган бросился ко мне, и движение забрало мое дыхание. Он навис надо мной, и я старалась держать рот закрытым.

— Девочка, да ты воплощение испорченности. Я могу почувствовать это по твоим дорогим духам, по качеству твоей забавной одежды, по браслету, обернутому вокруг этого тонкого запястья. — Он устранил пробел между нами, и весь воздух пропал из комнаты. — Ты не продержишься здесь. Ты останешься слепой по отношению к окружающей нас обстановке. Ты будешь жить в своем чистом, безупречном пузыре и вернешься к своей шикарной жизни через шесть месяцев. Ты… ты. Я знаю таких, как ты. Я видел все это раньше. Ты никогда не придешь в себя. Не совсем, — пояснил он, перед тем как попятиться и снова оставить меня в комнате.

Я почувствовала жгучие слезы, но сдержала себя. Крепко сжала браслет, стянула его пальцами и позволила ему упасть. Я дернула сумку, в которой находились мои постельные принадлежности на матрац, расстегнула его, вытаскивая все содержимое, которое мне было нужно.

Один наматрасник с гусиным пухом.

Одно одеяло с гусиным пухом.

Одна подушка с гусиным пухом.

Одна высококачественная москитная сетка.

Одна простыня из Египетского хлопка в тысячу нитей.

Я посмотрела вниз на свои постельные принадлежности и почувствовала сильное желание разрыдаться. Я подавила его, прикрыв рот рукой. Я стряхнула его прочь и встала на матрас, подвешивая мою москитную сетку к крюку на потолке, перед этим разворачивая свернутый наматрасник.

Я разложила все так, как должно было быть, сняла с себя одежду, надела свою пижаму и легла на кровать. Вспомнила, что леди в магазине советовала мне подоткнуть сетку под матрас, так что я сделала, как она проинструктировала меня. Я расслабилась на невозможно мягкой постели и закрыла глаза, но все, что я могла видеть, — это маленькая девочка с отсутствующей рукой.

И расплакалась.

Я ужасно спала. Кошмарные мысли кишели в моей голове, и было холодно. Ужасно холодно.

По-видимому, Африка не получила напоминание о том, что сейчас август, и ночи должны быть теплыми. Я выкарабкалась из постели, вытряхнув жуков, которые умерли на моей простыне за ночь. Я выглянула за дверь и увидела, что солнце только что встало.

Не думаю, что когда-либо видела рассвет, поэтому понаблюдала за тем, как розовые и зеленые, желтые и оранжевые цвета танцевали и исчезали в невероятном пейзаже.

Потом взяла свою сумочку для душа и одежду и направилась к душевым кабинкам, справа от моей хижины. Чувствовала я себя здесь невероятно одиноко.

Я всегда чувствовала себя одиноко. Фактически всю свою жизнь. Но это одиночество было невыносимым. Я знала, что всегда смогу найти утешение у Карины, но мне было интересно, будет ли она слишком занята, чтобы быть другом, в котором я нуждалась, хотя в действительности его не заслуживала. И я знала это.

Динган был прав. Я была испорченным, омерзительным ребенком, но мне никто не говорил этого раньше в лицо. Это было как пощечина, но я почувствовала облегчение. Странно, этого я не ожидала.

Мне никогда раньше не говорили правду с такой жестокостью, и это было освобождением, но я не скажу этого Дингану. Несмотря ни на что, он был груб со мной, и это выводило меня из себя.

Никого не было видно, и я была рада, что у меня будет немного времени для себя перед тем, как я попаду в какую-нибудь устрашающую ситуацию, а я обязательно в нее попаду.

Я приняла душ и накинула одежду как можно быстрее, готовая тащить свою задницу обратно в хижину, когда заметила, что в поле зрения нет ни одного насекомого или членистоногого. Ха, это все, что пришло мне в голову в этот момент.

Вернувшись в комнату, я надела джинсы и ботинки, готовая к работе. Я заплела волосы в две французские косы с двух сторон, оставляя челку высохнуть.

Я убралась, как смогла, застелила постель покрывалом и встала у двери. Моя рука замерла на дверной ручке, и я застыла в абсолютном ужасе.

Я не знаю, как долго стояла там, прежде чем услышала голос Карины, напевающий нежную мелодию. Я выглянула через трещину в двери и увидела, что она идет ко мне, держась за руки с маленькой девочкой с отсутствующей рукой. Я изучила девочку, наконец, готовая реально посмотреть на нее. Ей было не больше трех лет. У нее были большие, круглые, красивые карие глаза, идеально белые, ровные зубы и улыбка шире, чем Нил. Они беззаботно пели и смеялись. Когда они подошли ближе, я попятилась, упираясь ногами в ножку кровати.

Карина тихо постучалась.

— Софи, дорогая, ты встала?

— Д-да, — ответила я после некоторого колебания.

— Мы здесь, чтобы проводить тебя на завтрак! — сказала она радостно.

— О, хорошо, — сказала я через дверь. — Я выхожу.

Я встала перед маленьким квадратным зеркалом, которое висело над раковиной, и осмотрела себя. Легкий макияж, просто уложенные волосы. Никогда я не выглядела настолько забавной. Мне захотелось смеяться над собой. Я бы не осмелилась появиться вот так в обществе, когда вернусь домой.

Я открыла дверь и вышла к ним.

Карина ахнула.

— О, Господи, Софи. Ты напугала меня. Я не думала, что ты встала и готова так рано, — она рассмеялась. Она осмотрела меня и ее руки остановились на бедрах. — Хорошо, ну и вид у тебя! Дорогая, ты потрясающая девушка.

— Спасибо, — сказала я ей, зная, что она просто была доброй.

— Идем? — спросила она, взяв меня за руку.

Она повела нас ко второму, самому большому зданию в имении, справа от главного.

Справа от кухонь были бани. Как раз слева от главного здания и справа от остальных жилых помещений, я вычислила, был дом Чарльза и Карины.

Я могла сказать это, потому что он выглядел намного лучше, чем остальные хижины, у него была нормальная крыша, по сравнению с соломенными крышами других зданий.

Слева от их дома был, как я подумала, дом Кейт и удвоенные хижины других рабочих, и слева от них была моя хижина и Дингана. В центре имения находилось самое большое дерево, которое я когда-либо видела за всю жизнь.

— Что это за дерево? — спросила я Карину, удивленная тем, что я только сейчас заметила его.

— Это баобаб, — она мило улыбнулась мне.

Он был похож на гигантский бонсай: толстый ствол, двадцать корней у основания и достигал невероятной высоты.

— Красивый.

— Я знаю, — сказала она, погладив его по стволу, когда мы проходили мимо.

— Он всегда был здесь. Всегда.

— Стойкий, да? — спросила я.

Карина улыбнулась мне.

— Да, так же как мой Чарльз.

Я легко улыбнулась в ответ и почувствовала, как мое небольшое беспокойство начало таять.

Кухни были маленькими, и я удивилась, как они кормили всех такими скудными порциями. Я осмотрелась и увидела столы, переполненные смеющимися детьми.

— Сколько их здесь? — спросила я.

— Пятьдесят девять, — сказала она кратко. — Мы оборудованы, чтобы справиться с двадцатью.