— Там есть раненые, дорогой. Это… не по-христиански. — тихо обратилась к Павлу.

— Я попробую поговорить. — вздохнув ответил он, и вылез из коляски.

Направившись в рядом стоящий дом, жених отсутствовал там минут пятнадцать. Наконец господин Рубановский вышел в сопровождении подтянутого прапорщика, выглядевшего довольно усталым. Жених представил меня ему как врача из госпиталя.

— Мадмуазель, — прикоснулся он к головному убору, — я не имею распоряжения на лечение пленных, и тем более не могу доставить их в госпиталь. Я пытаюсь уже который день сдать всех коменданту, но начальству видимо пока не до меня.

— Но уважаемый…

— Пётр Анатольевич. — представился он.

— Пётр Анатольевич… это же всё-таки люди. Они ранены и явно голодны. Мы же христианская держава…

— Я уже объяснял Павлу Матвеевичу, у меня нет возможности ни кормить их, ни лечить. Да у меня солдаты… — тут он махнул рукой и отвёл взгляд.

— Пётр Анатольевич… разрешите мне осмотреть их. А еда… думаю мы сможем немного поделиться, — при этом я посмотрела на Павла очень просительно.

Тот в ответ только тяжело вдохнул и покачал головой, явно про себя выговаривая что-то несогласное. Но вслух только подтвердил моё предложение.

Когда мы вернулись на наше подворье, призванные мною помощники совершенно не обрадовались моей идее, но послушно стали собирать всё необходимое.

Гаврила Федосеевич и ещё несколько человек из инвалидной команды решили нас сопровождать. У Степаниды, когда она узнала, для кого именно собирают еду, лишь с боем удалось её вырвать. Пришлось сообщить, что часть идёт нашим солдатам в охранении.

Обратно возвращались в сопровождении телеги, полной людей и собранного добра. Вышедший нам на встречу прапорщик дал разрешающий знак. Под удивлённым взглядом солдат, инвалиды помогли не прекращающей ворчать Степаниде соорудить костёр и подвесили над ним котёл, из которого сразу вкусно потянуло копчёностями.

Пока готовилась похлёбка, мы с девочками приступили к осмотру ран. Дарья помогала мне, а Ольга служила переводчицей Марфе и Екатерине. Некоторые раны показались мне очень странными.

— Comment as-tu eu cette blessure? (*Как вы получили это ранение?) — спросила, удивлённо осматривая пациента.

— Ох, мадмуазель, — отвечал он мне по-французски, — вы не поверите, но на нас напали крестьяне. Эти дикие люди стреляли в нас из самодельных луков! Вы бы видели их стрелы, мадмуазель. Они совсем обезумели…

Вступать в дискуссию о степени безумств разных народов не стала, да и говорить о том, как выглядят их поступки в глазах местного населения. Просто занялась привычным делом.

Когда мы закончили, всем раздали еду. Конечно, первыми были накормлены солдаты, охранявшие пленных. Без знака своего начальства они так и не приблизились к Степаниде. Прапорщик первым с удовольствием принял миску с похлёбкой и не чинясь быстро поглощал содержимое.

Двоих из французов, пришлось предварительно лечить от поноса. Они боялись что-либо есть и сильно ослабли. Тут и понадобились наши новые закупки.

— Пётр Анатольевич, мы оставим вам припасов, и немного для пленных… но…

— Не беспокойтесь, я запрещу отнимать у них еду.

— А как они вообще у вас оказались, так далеко от своих? — вступил в беседу «провидец».

— О-о-о, это довольно смешная история.

Как мы и подозревали, французы оказалась фуражной командой. Закупившись в Польше большим количеством продуктов для своего отряда, бравые солдаты бросились нагонять ушедшую далеко вперед армию. Но сильно гружёные, просто не поспевали.

Не видя никаких сражений и находя жителей, мирно занимающихся своими делами, они решили продать товар, нагнать своих и уже там, в округе, закупиться опять. В ближайшем городе они быстро смогли реализовать почти всё, сразу же подсуетившимся евреям. Почему почти? Те на отрез отказались брать мясо. Пришлось сбывать его очень дёшево и быстро, товар на такой жаре портился просто стремительно.

Налегке, оставив только коней, группа скоро догнала французские войска и приступила к выполнению своих обязанностей. Естественно, не найдя ничего ни в городе, ни в округе, они попросили ещё денег из полковой казны и выдвинулись на розыски.

С большим трудом им всё-таки удалось купить немного зерна и овощей, отвратительного качества. Посему, бравые молодцы собрались проехать чуть дальше, где, по их мнению, мирный житель ещё не пуган, и благодаря тому более щедр и спокоен. Но им не повезло, сначала их встретили стрелами селяне, а затем они наткнулись на небольшой русский отряд, следующий с поручением в Смоленск.

И вот сейчас обе группы находились здесь. Наши, обременённые пленными, не имели возможности вернуться. Что было можно, из еды, давно съедено, но… захваченную продовольственную казну прапорщик потратить не решился.

— Не смею вам советовать, — выслушав историю начал разговор Павел, — но ведь возможно оставить пленных только с парочкой караульных. А вы, Пётр Анатольевич, сможете вернуться.

— Я думал об этом, но…

— Не хотите оставлять их без «пригляду»?

Прапорщик только как-то устало кивнул.

— Наш госпитальный обоз остановился в небольшом подворье, рядом есть место, где можно разместить пленных, правда на улице. Там ваши люди смогут дождаться решения коменданта. Да и голод им не грозит.

Пётр Анатольевич даже не пытался скрыть свою радость от такого предложения. В течении получаса всё было готово и отобранные им солдаты повели французов в нашу сторону.

Заводить их в подворье я боялась из-за возможного наличия вшей. Поэтому баня также была отвергнута для помывки. Конвоиры, усиленные инвалидами и парочкой татар из осторожности, погнали французов к ближайшей реке. Там, опытные госпитальные помощники быстро помогли им помыться специальным средством и постирать с ним же всю одежду. Только после этого им разрешили расположиться рядом.

Степанида, у которой часто находилось «на добавку», вдруг разучилась готовить побольше. Еды почему-то стало хватать впритык, только для присоединившемся к нам конвоирам. На французов, благодаря её «усилиям» горячего не оставалось.

Решив с ней не ругаться, просто распорядилась выдать пленным маленький котелок, а также крупы и овощей. Чуть позже, один из них окликнул меня и спросил, могу ли поделиться хоть немного мукой. Оказывается, они наловчились печь тонкие лепешки прямо на углях, замесив пресное тесто из муки и воды.

Стояла невероятная жара. Вынужденное безделье превращало дни в тягучую патоку. Радовали только мои пациенты. Их выздоровление шло просто отлично. Некоторые из вылечившихся, так и не дождавшись прихода обещанной Павлом армии, всё-таки решились небольшой группой отправиться к ней навстречу. Удерживать не стала.

Странным развлечением оказалось прибытие местных дам. Не знаю откуда они о нас узнали, но назвавшись местным «благотворительным обществом», начали совершенно беспардонно всё осматривать. И если к раненым они потеряли интерес довольно быстро, то свободно перемещающиеся по подворью татары оказалась для них весьма «привлекательны». Подобное вызвало у Ольги глухое раздражение и повинуясь моему знаку, «охрана» вдруг незаметно исчезла, при чём вся. Вскоре «общество» наконец нас покинуло, оставив приглашение на приём к губернатору.

Павел подобным не впечатлялся, а потому планов не поменял и уехал по делам, заверив, что вернётся к началу августа.

Идти в местный «серпентарий» желания не было, но всё-таки следовало. Даже отговориться отсутствием надлежащего туалета не получилось, запасливая Степанида, наверняка наученная Ольгой, захватила наши последние наряды.

Приём, устроенный губернатором — бароном Ашем[27] в дворянском собрании разительно отличался от того, каким был последний у графа Толстого.

Казимир Иванович кажется собрал здесь какую-то «административную» ставку, разбавленную женским обществом. Танцы не устраивались, гости просто переходили от одной группы к другой, переговаривались и продолжали движение.