Впрочем, ни для кого ни секрет какие натянутые отношения были у новоназначенного главнокомандующего с императором. Александр до сих пор не мог простить ему поражения под Аустерлицем. Говорят, что, когда на очередную претензию государя, Кутузов возмутительно объявил при всех о своих попытках удерживать того и не раз, от приснопамятного боя, самодержец на то упрямо заявил: «Значит слишком мало удерживал».
Тем не менее, других вариантов у российского императора всё равно не было.
Ученик Суворова, Михаил Илларионович к тому моменту готовился разменять седьмой десяток. И вот он встречал марширующие перед ним войска на коне, хотя было заметно, что с большим удовольствием главнокомандующий делал бы это в кресле.
Однако, в войсках Кутузова любили. Конечно, не так, как его учителя… который мог ходить зимой по лагерю в одной рубашке, раз его «солдатушкам» не привезли тёплое обмундирование. Но по-своему. В последствии я была свидетелем, как по-простому светлейший мог беседовать с нижними чинами, не высказывая высокомерия. Иногда даже используя «народные» словечки.
Меня с Павлом, группа штабных офицеров Багратиона пригласила расположиться поближе к Кутузову. В этот момент к нему как раз подносили смоленскую икону для благословения. Несколько священников, присоединившиеся к обозу, так и несли её весь путь на руках, сменяясь.
— Мария, что ты здесь делаешь? — возмущённо спросили, обращаясь явно ко мне, так как говоривший взял за локоть.
Пришлось повернуться. Рядом стол высокий штабс-капитан, в котором угадывались родственные черты.
— Луиза, ma chère, ты могла бы представить нас, — поспешил мне на помощь Павел, заметив мою заминку.
— Малышка Луиза? — ошарашенно переспросил мужчина.
— Oui, oncle Michelle (*Да, дядя Мишель) — наконец пришла в себя, чтобы ответить. Потому как по возрасту это мог быть только он.
— Ну, конечно. Матушка писала, что ты приехала. Хотя был уверен, что ты отправилась вместе с ней к дяде в Тверь. О… Боже, как ты похожа на Марию! Я прямо обмер, когда увидел. И тем не менее… почему ты здесь?
— Получила чин лекаря при армии, — только и смогла сказать, разглядывая родственника. Через несколько дней ему предстоит погибнуть на Багратионовых флешах[45], и я с отчаянием пыталась найти аргументы, чтобы уговорить его не идти связным офицером к Петру Ивановичу.
— Позволь представить тебе моего жениха, Павла Матвеевича Рубановского, — наконец произнесла, почувствовав, как тот сильно сжал мою ладонь.
Мужчины обменялись поклонами, и «дядя» стал с интересом рассматривать «провидца». Судя по выражению его лица, он был очень недоволен разрешением примкнуть мне к армии. Думаю, скоро, наедине, Павлу выскажут всё, о чём сейчас думают.
Других претензий у него не было, так как он видел бричку с моими подопечными и Ольгой, которая в паре со Степанидой, зорко за мной следили с высоты.
Михаил находился на последней войне с османами вместе в Кутузовым, а потому был им вызван даже ещё до получения назначения государя. Старый интриган уже давно всё рассчитал. По словам «дяди», светлейший был искусным стратегом и с лёгкостью манипулировал людьми. Приближённые слишком хорошо знали об этом его пристрастии.
Нас пригласили в просторный дом, но желающих попасть внутрь было намного больше, чем тот мог вместить. Устроившись втроём в пределах видимости главнокомандующего, Михаил сначала расспрашивал Павла о делах в Могилёве и Смоленске, а затем сам поведал о произошедшем в Москве.
В середине июля Александр находился в первопрестольной. Аракчеев[46], увозя государя от наступающих французов, не придумал лучшего повода, как перед возвращением в столицу, узнать о готовности Москвы к отражению неприятеля, «буде в том появится нужда».
Весь «мир» — дворяне, купечество, мещане — «объединились для помощи отечеству в час годины». К приезду российского императора собрали огромную сумму пожертвований. Купечество подготовило более десяти миллионов рублей. Дворянство тоже решило не мелочится. Было отделено восемьдесят тысяч крестьян для армии и собрано порядка трёх миллионов серебром. Многие меценаты выступили с отдельным почином. К примеру, Мамонов предложил полностью одеть собранное московское ополчение за собственный счёт. В итоге было подготовлено почти сто шестнадцать тысяч человек.
И всё было бы превосходно, если бы для организованного ополчения нашлись ружья. Как оказалось, всё, чем могла вооружить собранных людей империя — пики. Посылать подобное «воинство» против наполеоновских пушек — верх нелепости.
В конце концов было составлено прошение, чтобы из губерний присылали только охотников, со своим огнестрелом.
Рассказ дяди прервал неожиданный смех, и мы повернулись к углу, в котором устроился Кутузов. Офицер штаба Данилевский, «дядя» тихо сообщил нам его фамилию, громогласно высмеивал Наполеона, считая, что Михаил Илларионович наверняка сразу же соберётся дать бой преследующим нас французам.
— Молодой человек, кто дал вам право издеваться над одним из величайших людей? Оставьте сейчас же неуместную брань! — осадил зарвавшегося молодца светлейший, уставившись в того, своим единственным глазом.
Воздух в комнате стал каким-то тяжёлым и многие предпочли поскорее ретироваться. И вот когда количество «просителей» уменьшилось, «дядя» представил нас Михаилу Илларионовичу. Моя официальная история того очень удивила. Находящийся здесь же Виллие меня всемерно хвалил, рассказывая не только об медицинских успехах, но и о прошедшем экзамене, который, по его словам, я выдержала блестяще. Но, вот стоять под изучающим взглядом светлейшего было довольно неуютно, несмотря на то, что князь выглядел довольно уставшим. Потому мы скоро откланялись, и Михаил отправился с нами, дабы убедится, как именно устроена его «племянница».
Степанида, давно заприметив хозяина, уже вовсю что-то собирала на стол из наших небольших запасов. Рассмотрев внимательно дормез, а также познакомившись с моей компаньонкой, подопечными и татарами, «дядя» скрепя сердце промолчал. Достаточную охрану для моего сопровождения в Тверь он найти тут не мог, а потому предпочёл более не настаивать, взяв с Павла обещание о моей сохранности.
Тут я наконец заметила Ефимку, который мялся сбоку от брички, прижимая к себе одной рукой Непоседу, а другую пряча за спиной. Было заметно, что он хотел подойти ко мне, но страх перед Михаилом не давал ему это сделать. Пришлось подозвать.
Последние дни в Смоленске парнишка изо всех сил помогал инвалидной команде. Хоть ему и было очень страшно, подросток старательно скрывал чувства, только по ночам не отходил от Егора, упросив того, иногда давать ему один из пистолетов.
Хвостатый же во время последнего пожара исчез и уезжая из города я даже опасалась, что мы его более не увидим. Но уже к вечеру Непоседа восседал в корзине у Ефимки, что я заметила в полудрёме.
И вот сейчас, полосатый охотник опять принёс явно что-то интересное, что было отнято и пряталось за спиной парнишки.
«Добыча» удивила всех. Во-первых, это оказалось не провиант, а небольшая сумка. Сшитая из добротной кожи, она носила следы попытки кота её вскрыть. Изнутри доносился сильный запах копчёной рыбы. Скорее всего именно это и привлекло усатого охотника.
Во-вторых, кроме еды, внутри было много различных бумаг и писем.
Мужчины тут же начали разбирать их, пытаясь понять, что именно притащил Непоседа. Ёрзавший на руках кот получил наконец свой трофей — рыбу, которую тут же начал, урча поедать. И что не удивительно, половина была потом оставлена для смущённого Ефимки.
Голос Павла отвлёк меня от колоритной парочки. Жених передал мне одну из бумаг, указав, откуда мне стоит читать на французском, замусоленный листок.
«… наш «благодетель» опять сегодня писал матушке. Его уже удивляет, что столько посланных писем так и осталось без ответа. Не понимаю, как штабной офицер не может понять, что, если не возвращается посланец, то есть какие-то проблемы. Как удачно мы зашли в это старое имение, перед отъездом старушки…»