— Касаться-то ее теперь можно? —  Не упустил возможности съязвить, намеренно поддев родственничка. — Или у тебя всякий раз разрешения спрашивать?

Давыдов на выпад младшего усташающе оскалился:

— Ну, попробуй. — Надменно хохотнул. — Только, предварительно убедись, что  я  хорошем расположении духа!

Заносчивый! Бесспорно. Но другого у нее не будет!

— Как интересно, — задумчиво протянул отец, наблюдая за Германом. —  И по какой же такой причине, Глеб должен спрашивать у ТЕБЯ разрешения, чтобы приблизиться к МОЕЙ дочери?

— Ах, так вы женитесь? —  С обманчивой нежностью в голосе подытожил отец немногословное, но довольно четкое заявление Германа.

И надо же было тому ляпнуть прямо в лоб, без предварительной подготовки всю правду-матку.

Мол, была она, батенька твоею доченькой, а очень скоро станет моей любимою женой. Спасибо, что вырастил красавицу, да воспитал!

Лера съежилась от насквозь пропитанного иронией голоса родителя.

Правда, только внутренне.

Внешне же, упрямо вздернула подбородок, и сильнее расправила плечи, попутно пихнув Глеба локтем в бок за гнусную провокацию. А судя по бесенятам, отплясывающим «джигу» в глубине его кофейных глаз, задал брату подобный вопрос он именно с этой целью. И теперь с наслаждением наблюдал, как Герман отдувается перед «старшими».

Вот ведь…зараза!

— Чисто из уважения к возрасту, и к тебе, Константин Владимирович, — не менее язвительно отозвался Давыдов, с трудом сохраняя вежливую улыбку на лице, — могу повторить!

Ой, зря…зря.

Константин Спирин —  истинный лев. И по гороскопу, и по жизни. И по призванию.

Любой вызов принимает. Любой бунт подавляет. Свое защищает.

— Не утруждайся! —  Вот теперь от стали в его голосе, даже Лере захотелось превратиться в обои. А Герман ничего. И бровью не повел. Достойные друг друга противники, ничего не скажешь. —  Ты «Кавказскую пленницу» давно смотрел, сынок?

— Придаваться ностальгии времени нет! —  Ответил, как отрезал ее мужчина, чеканя каждое слово. —  Давненько.

— Напрасно! —  Хмыкнул отец. — Ведь ответить тебе я планирую фразой одного из героев этой гениальной киноленты.

— …?

— Свадьбы не будет!

— Костя!

— Папа!

Возмущенный возглас Леры и Станислава Юрьевича, прозвучавший в унисон, эхом отразился от стен.

— Тихо!

— Цыц!

Так же, одновременно, рявкнули на них участники «задушевной» беседы.

— Похоже, я здесь лишний! —  Явно забавлялся друг. —  Но, мне пофиг! Хочу драку.

— Сплюнь, придурок!

Тем временем, Герман вновь сосредоточился на госте:

— Знаешь, Константин Владимирович, я давно уже вышел из того возраста, чтобы нуждаться в родительском благословении. Наставления, пожелания, указания, рекомендации…смело оставляй при себе. А дочь твоя…моя она! С потрохами.

— Ты ее не достоин.

— Я и сам это знаю!

— Тогда, мужиком будь. Отпусти.

— Нет!

— Почему?

— Люблю.

Отец загоготал. Зловеще. Устрашающе. И от этого смеха у нее поджилки затряслись, а сердце едва из груди ни выпрыгнуло.

— Полагаешь, этим все сказано?

— Полагаю.

— Ты отсутствовал в ее жизни десять лет! —  Припечатал Спирин ледяным тоном. —  В самые тяжелые моменты. В самые счастливые. Где ты был? Твоя холеная любовь зародилась в груди? В голове…или в чл…чуточку ниже?

— Во всем теле! —  Процедил Давыдов сквозь зубы, словно теряя терпение. —  От разлуки с ума сходил. Глеб соврать не даст —  до сих пор то безумие мне припоминает. Обиду твою понимаю, но решать за нее ты не будешь!

— Посмотрим.

— В чем дело? Сами же мечтали породниться. Что изменилось?

— Это было до того, как ты от нас…

— Не мог я приехать. —  Перебил мужчину. — Не мог!

— Почему?

— На то были причины!

— Так озвучь их, пока не поздно!

— Из-за меня, — закричала, надрывая голосовые связки. Складывалось впечатление, что еще миг, и эти двое точно схлестнуться в жестокой битве. —  Папа, я все скажу. Но, выслушай…пожалуйста, спокойно!

Видимо, что-то надрывное ощущалось в ее тоне. Напряженной позе. Болезненно сверкающем взгляде. В общем, родитель поспешил усесться на ближайший стул, и с интересом уставился, ожидая развязки.

Собирая волю в кулак, тяжело дышала. Естественно, озвучивать всю информацию Лера не собиралась. Но, даже той допустимой малости оказалось достаточно, чтобы кровь прилила к щекам.

— Ко…когда Герман гостил у нас, в последний раз. Я…я. В общем, я пробралась к нему в спальню ночью, и попыталась соблазнить! Не знаю, чем думала в тот момент. Он страшно разозлился. Отругал, и выгнал. Утром уехал, и сказал, что не вернется, пока мне не стукнет восемнадцать. Правда, к тому времени Гера окончательно вырос, и планы…поменялись. А когда я приехала в Москву, и поселилась в его доме, чувства вспыхнули вновь. Вот и…все.

Ложь так легко сорвалась с губ, что девушка сама своим словам искренне поверила. К тому же, поверила далеко не одна она. Станислав Юрьевич и отец оказались столь шокированными ее откровениями, что застыли, посерев до состояния мраморной глыбы. Помрачнел и Герман, прекрасно понимая, что она приняла удар на себя.

— Мелкая…какого?

— Потом!

А «потом», из оцепенения вышел ее родитель:

— Но, доча…тебе тогда было…всего четырнадцать.

— И я уже его любила! —  Твердо выдержала тяжелый взгляд родных глаз. —  Уже!

Спирин заторможено кивнул, обращаясь к Герману:

— Поступок…достойный уважения! Далеко не каждый, удержался бы от такого…соблазна. Дай обнять тебя за это!

Давыдов стрельнул в нее странным взглядом, после чего заявил:

— Обними, просто так. А «за это», хочу ее себе! Отдай Леру за меня.

Отец улыбнулся:

— Ты сказал недавно —  она моя, с потрохами! Теперь я это вижу. Забирай! И счастливой сделай.

— Ты спятила?

Неподдельный ужас, отразившийся на лице Глеба, заставил парнишку, даже не глядя на удивленных его реакцией мужчин, подорваться из-за стола прямо посреди мирной беседы о предстоящей свадьбе, и направиться к выходу. Пока, так сказать, не поздно.

Но…в том-то и дело —  поздно!

Она всегда была проворнее. Вот и сейчас, с готовностью преградила путь к отступлению.

— Отказа не приму!

— Даже не проси меня об этом!

— А кого прикажешь об ЭТОМ просить?

— Специалистов! Рекламщиков! Черта лысого! Только. Не. Меня.

— Глеб, — взволнованно обхватила лицо молодого человека ладошками, — пожалуйста!

— Лера, я все сказ…

— До регистрации проекта три дня, — настойчиво прервала его, пытаясь донести свою истину, вдолбить в подкорку, — понимаешь? Всего три, родной. Да на одни только переговоры с рекламщиками уйдет куда больше времени! Проект для тендера готов —  мы с твоим братом успеем довести его до ума. Но…у нас нет презентационного ролика! И взять его негде.

— Я-то тут причем?

Девушка даже зарычала негодуя:

— Мы же общее дело делаем! Это и…и твоя компания тоже!

— Никогда в жизни!

— Почему?

— Ах, почему? —  Окончательно вспылил друг, повышая голос. Оказался явно не в силах совладать с эмоциями. — Потому что ТЫ —  моя сестра, мой соратник, та, которая всегда поддерживала и понимала — теперь на их стороне! Тоже хочешь заставить меня, плясать под отцовскую дудку, и приобщить к семейному делу! Думаешь, я идиот? Сегодня — ролик сними, а завтра — в коммерческом отделе посиди, и отчетами займись. Да? ДА?!

Из Валерии словно весь воздух выкачали. Единым махом.

Плечи поникли, а руки безвольной плетью повисли вдоль туловища. Понимала —  отчасти прав…но, так обидно стало вдруг. Глеб крайне редко на нее кричал. И уж точно, никогда ни в чем не обвинял. Даже если было за что. А случалось у них за эти годы…всякое.

Словом, тот чувственный смерч, бушующий глубоко внутри, не поддавался уже никакому контролю. Она чудом не плакала. Из последних сил сдерживалась. Однако прилично прослезилась, и скрыть этого не смогла. Спешно натянув на лицо фальшивую улыбку —  искренней не получилось —  тихо ответила: