Пару раз нервно сглотнула, прежде чем тихо произнести:

— Я была не права…тогда. Ты. Я. Осознала…с годами. Давай не будем винить друг друга. Ты сказал забыть, и я…

— Мало ли, что я сказал! Невозможно забыть! Я ПЫТАЛСЯ. Ни год. И ни два! — Не отдавая отчета своим действиям, повысил голос. — Помню я! И ты помнишь.

Хотел на ноги вскочить, да отойти подальше, дабы не навредить нечаянно, — нервы ни к черту — но, Лера не позволила.

Вцепилась, что было сил.

— Пожалуйста, Герман, — уткнулась носом в его ключицу. — Поговорим? Просто, поговорим!

И как тут отказать? Вот как?

Еле заметно кивнул, соглашаясь. Девушка едва ощутимо гладила по спине, посылая нервные импульсы в мозг. Расслабляя. И возбуждая, одновременно. 

Вообще не соображает, как действует на него? Сумасшедшая!

Как есть, сумасшедшая!

Давыдов едва не взвыл.

— На тот момент, — произнесла она мягко, — все происходило по любви. Я очень-очень сильно тебя любила! И если бы можно было повернуть время вспять, боюсь…поступила бы точно так же. Я снова бы тебя соблазнила. Называй, как хочешь. Только не ошибкой…

П*здец! Все таки, добила его! Окончательно!

Резко оторвав от себя, швырнул на мягкие подушки. Сам же, рванул в другой конец комнаты. Сжал зубы до противного скрежета. До одури курить захотелось. Сдержался, каким-то чудом. Лишь когда отдышался, заговорил.

Холодно и грубо.

Чтобы поняла, наконец! Чтобы осознала!

Безумная. Сумасшедшая. Родная!

— На тот момент, ты была слишком юна! Слишком! Какая, бл*дь, может быть любовь в этом возрасте? До сих пор не понимаю, как мог поддаться чувствам, провокациям и уговорам? Ведь всего пару-тройку рюмок выпил, за упокой твоей матери. Почти трезвый был. Чем думал, и думал ли вообще?

— Герман…все в прошлом. Не злись. Хватит уже наказывать меня за это!

— Не злится? — Полоснул ее взглядом. Острым и предостерегающим. — Девочка, я прошел через Ад! И по сей день за это расплачиваюсь!

Леру затрясло. Она проворно сползла с кровати. А секунду спустя, тяжело дыша и сжимая ладони в кулаки, предстала перед ним.

Такая маленькая. Такая грозная.

Невольно залюбовался, хоть и взбешенный был до крайности.

— Ах, это ты через Ад прошел? — Закричала на него так, что Герман, потихоньку ох*реваяя, по струночке вытянулся. — Хоть на секунду подумал, «как замечательно» было мне? Я ведь любила тебя! Любила! А ты жестоко наказал, за желание быть твоей. Взял, и вычеркнул из жизни. Я ждала тебя, как дура! На каждый праздник. На каждые каникулы. Только приезжал не ты, а Глеб. И передавал приветы, которых в помине не существовало. В той конкретной ситуации, тебе было проще. Так что, хватит, Давыдов! Хватит!

Ах, ты с*чка!

И сам не понял, когда успел притянуть к себе, схватив за шкирку. Лера на носочках стояла.

Но, черта с два эта фурия испугалась!

— Мелкая, ты не в состоянии представить, сколько лет я считал себя педофилом!

Вот и злость испарилась из изумрудных глаз. Лишь изумление и растерянность.

И пухлый ротик, застывший в форме буквы «о».

— Почему? — Прошептала севшим голосом. — Почему ты так считал? Это же…не правда.

— Тогда мне казалось совсем иначе. Мало того, что с тобой переспал, так еще и забыть ту ночь никак не мог! Желая вырвать тебя из мыслей с корнем, трахал все, что только движется. Доказывал самому себе, что нормальный, выбирая дамочек постарше. И, знаешь что?

Сглотнув, Лера отрицательно покачала головой.

— Не доказал! — Голос стал холоднее арктических льдов. — Один хрен, не мог кончить, пока на их месте тебя не представлю! И так…несколько лет.

Господи! Как же сильно она в него вцепилась. Ни оторвать. Ни сдвинуть.

Передернуло всего, когда кожи коснулось что-то влажное.

Только не это!

— Прости! — Шептала бессвязно. — Прости, пожалуйста! Я же не знала…не думала, что…прости! Прости.

— Ш-ш-ш-ш! — Герман осторожно вытер ее щеки. — Не получается у нас, просто поговорить, да? Постоянно до слез тебя довожу.

— Я не должна была…но, я так тебя любила!

Любила!

Почему же, так за ребрами ноет, от этого слова, в прошедшем времени?

Лера отстранилась, проникновенно вглядываясь в лицо.

— Ты сказал, по сей день расплачиваешься…это как?

Ну, и что ответить? Что, твою мать, говорить?

— Я пытался избавиться от тебя в моей голове…разными методами. Разными способами. Некоторые из них имеют определенные последствия.

— Что за последствия?

— Не важно. Я изменился, и прежним не стану.

И должен ее отпустить. Просто обязан!

— Я понимаю! — Вновь ласково прильнула к его груди. — Некоторые события, и меня изменили…

— Не до такой степени, Лера.

Она что-то говорила, но Герман более и половины слов не слышал.

Душа кровоточила. На лоскуты рвалась.

Как он сможет отдать ее другому? Свою малышку. Как?

…твердо решила, что не стану прятать голову в песок…

И условием этим безумным, ее же оберегал. Чтобы воздушных замков не строила. И виноватой себя не считала. И уйти в любой момент могла. Когда сама захочет.

…не дождутся! Я бороться буду…

А она захочет! Рано или поздно.

И он отпустит, даже загибаясь от боли. Снова.

Лишь бы счастлива была.

Его Мелкая…его малышка, которую ему никогда, НИКОГДА не сделать матерью!

Прошлое...

Глубокая ночь и тишина. Гробовая. Выматывающая.

Кажется, слез не осталось. Она выплакала все!

Веки нещадно жгло, глаза резало, точно ведро песка в них насыпали, но лицо оставалось сухим. Наверное, это и называется шоком. Хотя, все гораздо проще.

Так человек сходит с ума.

Ее агония не прекращалась с момента трагедии, и до самых похорон.

Не ела. Не спала. Только рыдала. Горько и безутешно.

Когда прибыли Давыдовы, (прилетели ближайшим рейсом, спустя три часа после происшествия), дядя Стас спешно вызвал скорую помощь — тетя Рита падала в обмороки, не в силах поверить в реальность случившегося. Ее напичкали различными успокоительными препаратами, разрешенными во время беременности.

Лере тоже сделали укол, дабы окончательно не обезумела. Сказали: такая доза, и лошадь с ног свалит — проспишь не менее суток.

Бред!

Всего-то пару часов подремала. А теперь, уткнувшись безжизненным взглядом в потолок, отсчитывала удары собственного сердца, под монотонный звук секундной стрелки будильника.

Мама! Мамочка…услышь. Вернись, пожалуйста. Мне ничего не нужно. Только вернись!

Не вернется. Отныне у нее новый дом. Под землей.

Теперь Лера знала, как выглядит Ад. Он там, где более нет ее — самого близкого человека, на целом белом свете.

В ту страшную минуту, они с матерью разговаривали по телефону.

Девушка слышала ее крик. Пронзительный визг тормозов. И стон. Последний…предсмертный.

А потом уже выла в голос, не помня себя от горя. Рыдала без остановки, находясь во власти истерики.

Запутавшаяся во времени. Потерявшаяся в пространстве.

Кто-то, дорогой сердцу, постоянно находился рядом. Поддерживал. Никого к ней не подпускал. Насильно пичкал едой, и заставлял пить больше жидкости.

Герман!

Ее тайная…безумная любовь, о которой не догадывался никто! Даже он сам…иначе, не воспринимал бы как младшую сестру. Но мама знала. И к счастью, выбор ее сердца не осуждала. Она не раз говорила, как хорошо относится к Герману, словно к родному сыну. А за несколько недель до смерти, и вовсе, сказала очень странную вещь:

— Хорошенько запомни — ты обещана ему. Только ему! Наступит день, когда ты станешь Давыдовой. И каждый волосок на твоем теле станет принадлежать ему! Ты — его женщина. Хранительницей домашнего очага. Будущая жена! Так что, будь добра, соответствуй своему статусу. Достойной будь!