— Я сейчас не настроена продолжать дискуссию. Пойду к себе. Ты мне больше не нужна. Возвращайся в гостиную. И никому ни слова — понятно? Ни единой душе. Если через десять минут я не спущусь, зайди ко мне. Но я уверена, что приступов больше не будет. Просто мне нужно привести себя в порядок.

Действительно, не прошло и десяти минут, как дверь отворилась и Лоис в струящемся белом платье вошла в гостиную. Щеки ее слегка розовели. Джимми и Элли не заметили в ней никакой перемены: она выглядела точно так же, как и во время ужина. Даже Минни с трудом могла уловить следы недавнего приступа, которому сама была свидетельницей. «До чего же хороша, черт ее возьми!» — подумала Джулия.

Только Энтони проводил ее пристальным, испытующим взглядом. Он готов был поклясться, что она нарумянилась. Но ведь за ужином цвет ее лица был вполне естественным. «Странно!» — мелькнуло в его голове…

Джулия погасила свет, подождала, пока глаза привыкнут к темноте и, уверенно ступая, подошла к широкому, во всю стену, окну. Раздвинув шторы, она устремила взгляд в темноту. Над опущенными рамами вливался в комнату пьянящий ночной воздух. Лупа еще не взошла на ясное небо. За небольшим садом все скрывалось в таинственной тени деревьев. Все замерло под безоблачным небом, погрузившись в безмолвие.

Джулия подошла к кровати, легла рядом с Элли, подоткнув под спину подушки. Обе они уже давно ждали этого момента: Элли — чтобы все рассказать, а Джулия — чтобы выслушать. Рука Элли тотчас легла на ее руку.

— Наконец-то, Джулия! — со вздохом невыразимого облегчения произнесла Элли и неожиданно разразилась рыданиями.

Уже давно удерживала она в себе холодный, тяжкий груз своего горя, не позволяя слезам пролиться даже ночью, боясь, что потом уже не сможет снова взять себя в руки. Но теперь, когда Джулия наконец-то была рядом, Элли могла расслабиться. Теперь ей можно поплакать вдоволь. Джулия знает, когда ее остановить.

И Джулия дала ей выплакаться. Не дотрагиваясь до Элли, не пытаясь ее успокоить. Она просто лежала рядом, держа ее руку. Джулия была рядом всю жизнь, всегда была вожаком в их маленьком союзе. А Элли покорно следовала за нею. Джулия вовлекала сестру во всякие авантюры, но лишь она одна всегда, словно чудом, вызволяла ее из любых бед. И теперь в глубине ее души жила отчаянная, совершенно безосновательная надежда, что и на этот раз Джулии каким-то образом удастся ее спасти. Хотя время детских игр прошло. И теперь беда была настоящей. И настоящая угроза нависла надо всем, что было дорого Элли в этой жизни… Подушка ее уже вся промокла от слез, когда присутствие Джулии наконец начало оказывать свое благотворное воздействие.

— Ну полно, Элли, ты уже наплакалась достаточно, — Послышался ее ласковый грудной голос.

— Угу.

— Тогда прекращай. Платок есть?

— Есть, — всхлипывая, пробормотала Элли. Отпустив руку Джулии, она достала из-под подушки платок и высморкалась.

— Перестань рыдать. Лучше расскажи, что стряслось.

Элли прерывисто вздохнула, готовая снова расплакаться.

— Это из-за Ронни! — всхлипнула она.

— Ронни остался жив, и это главное. Подумай об этом и перестань плакать.

— Я знаю. Скверно я себя веду, да?

— Да. На редкость глупо.

Элли почувствовала облегчение. Удивительно, какой покой воцаряется в душе, когда твои страхи называют «глупостью». Она снова коснулась руки Джулии, такой падежной и сильной:

— Наверное, ты права. Но старшая медсестра считает, что в больнице Ронни не удастся снова почувствовать себя полноценным человеком. А я боюсь, что Лоис ни за что не разрешит ему жить в этом доме.

— Если будешь бояться, так оно и выйдет. Лоис так устроена: чем больше перед ней робеешь, тем больше она тобой помыкает.

Элли снова прерывисто вздохнула.

— Знаю. И все равно не могу ничего с собой поделать. Я действительно ее ужасно боюсь.

— Тогда ничего хорошего не жди.

— Перестань так говорить! — воскликнула Элли, судорожно стискивая руку Джулии. — Я ничего не могу с собой поделать — так я устроена. Лоис привыкла втаптывать в грязь таких, как я. И будет делать ото до тех пор, пока я не стану такой же жалкой, как Минни. А может, и еще хуже.

— Конечно, если ты это допустишь.

— Я не в силах противостоять ей. Я, конечно, все же попытаюсь завтра поговорить с Джимми, хотя уверена, что это ничего не изменит.

— Как знать, может, и изменит. Я тоже с ним поговорю, возможно, и Энтони за нас вступится. Вдвоем мы постараемся напомнить ему, что хозяин в этом доме — прежде всего он, и если он желает поселить Ронни здесь, то никто не имеет права ему помешать.

— Ты плохо знаешь Лоис, — отозвалась Элли упавшим голосом. — Она сумеет его переубедить. Ей это всегда удается.

— И все-таки нужно попробовать.

Джулия не столько почувствовала, сколько догадалась, что Элли вся дрожит.

— Ничего из этого не выйдет, — зашептала она. — Лоне всегда добивается своего. Ты ведь знаешь старенькую миссис Марш?

— Она-то здесь при чем?

— Сейчас поймешь. Когда ее сын — такой толстый, знаешь? — наконец вернулся домой из Индии, она была на седьмом небе от счастья. Он хоть и на редкость глуп, но о матери всегда заботился как следует.

— Насчет его глупости ты явно преувеличиваешь, Элли. Он вовсе не плохой парень, этот Джо Марш.

Элли нетерпеливо дернула ее за руку:

— Не перебивай, пожалуйста! Так вот, он стал еще толще, еще глупее и женился на ужасной девице из Крэмптона. Жестокая, расчетливая — хуже не бывает, можешь мне поверить. Лоис взяла ее к себе швеей. Настоящая змея, честное слово. Ты бы послушала, что думает о ней Мэнни!

— Полагаю, этого мне не избежать.

— Так вот, эта мерзкая Глэдис с самого начала задумала избавиться от свекрови. И в конце концов ей эго удалось. Конечно, со своей больной ногой миссис Марш не могла надеяться получить постоянную работу, но она нашла себе занятие — сидела с малышами, пока юные мамаши бегали в кино. И у нее это отлично получалось. К тому же дом, в котором она жила с тех самых пор, как вышла замуж за отца Джо, принадлежит ей по закону. А эта бессердечная девица просто выгнала ее! Взяла и поместила ее в дом престарелых.

— Не понимаю, какое отношение ко всему этому имеет Лоис? — помолчав, спросила Джулия.

— Да ведь именно Лоис не просто внушила ей эту мысль, но и всячески ей содействовала! — с жаром воскликнула Элли. — Мэнни просто в ярости. Марши ведь приходятся ей дальней родней.

— А Джимми? Он об этом знает?

— Да Джимми и понятия не имеет, что там случилось на самом деле. Он наивно полагает, что миссис Марш отправили лечить ногу.

— Почему же ты ему не растолковала?

— Бесполезно. Ведь это не первый случай. Такое происходит постоянно, а Джимми ничего не замечает. Он на все смотрит глазами Лоис. Теперь ей понадобился коттедж старика Хадсона, — чтобы ее друзья могли проводить здесь уикенды. И можешь мне поверить: она его получит.

— Джимми не позволит.

— Она его убедит. Ты не знаешь Лоис, как ее знаю я. Она так все устроит, что Хадсон будет просто вынужден переселиться в Лондон, к своей овдовевшей невестке. А ты же понимаешь, это просто жестоко — Хадсону в городе долго не протянуть. Но Лоис наплевать. Она своего добьется, и коттедж таки достанется ее приятелям.

Элли умолкла. Джулия многое могла бы сказать ей в ответ, но благоразумно сдержалась. Элли не следовало расстраивать еще больше. Правда, ничего утешительного ей в голову так и не пришло. Поэтому Джулия молчала.

— То же самое будет и в случае с Ронни, вот увидишь! — через минуту вновь истерически заговорила Элли. — И мне, и тебе, и Энтони Джимми скажет «да». Но потом с ним поговорит Лоис, и он изменит решение. Она сумеет убедить его, что Ронни будет гораздо лучше в больнице или в приюте для инвалидов. Ведь точно так же она внушила ему, будто миссис Марш лучше в доме престарелых, а бедному старику Хадсону — в Лондоне у невестки, которой ни к чему дряхлый старик. Я бы еще могла как-то смириться, если бы она и в самом деле так думала. Но она же просто лицемерит, прикидывается, будто желает всем добра, а на самом деле всего лишь заботится о собственной выгоде!