— Моему пребыванию здесь наступил конец.

— Так. Теперь вернемся немного назад. Каковы были ваши обязанности в доме перед женитьбой мистера Леттера?

— На это довольно трудно ответить. Я вела хозяйство. До той поры, пока миссис Стрит и мисс Джулия не покинули дом, чтобы служить в военном госпитале, я смотрела за девочками. После смерти миссис Вейн это было необходимо.

— Собственно, вы заняли место миссис Вейн.

— Ее никто не мог заменить, — впервые оживившись, проговорила мисс Мерсер. — Я просто старалась делать, что было в моих силах.

— Можно ли утверждать, что вы находились на положении близкой родственницы? Ведь именно вы, в конце концов, вели дом и заботились о детях.

— Думаю, что да, можно.

— Но вам платили жалованье?

Щеки ее опять вспыхнули, но тут же побледнели снова.

— Да.

— У вас были какие-то свои средства?

— Нет.

— Вы не собирались поступать на службу?

Она покачала головой.

— Сколько вы получали?

— Со времени смерти миссис Вейн шестьдесят фунтов.

Старший инспектор и Фрэнк Эбботт переглянулись. Шестьдесят фунтов в год! И это в военное время, когда и цены и зарплата подскочили до небес!

— Это очень мало, — вслух сказал Лэм. — Вам не приходило в голову потребовать прибавки?

— Что вы! Конечно нет.

Если бы посторонний наблюдатель в этот момент обратил внимание на мисс Силвер, то он, без сомнения, заметил бы ее негодующе сжатые губы и сердитый взгляд. И в самом деле: она с трудом сдерживала себя, чтобы не вмешаться. Она весьма уважительно относилась к старшему инспектору Лэму, но иногда ее неприятно поражало в нем отсутствие простого такта. Как-никак, мисс Мерсер была интеллигентной женщиной, а не рыночной торговкой. С интеллигентными, воспитанными людьми не разговаривают в подобном тоне. Как сказано в псалме Давида, она сдержала свой язык, но было ей горько и больно.

Лэм же, как ни в чем не бывало, продолжал свой допрос в прежнем тоне.

— Значит, у вас нет никаких сбережений?

— Нет.

— Вы не ожидали, что в вашей жизни могут произойти перемены?

— Перемен не ждешь, они сами приходят, — ответила она устало.

— Да. И это приводит нас к тому моменту, с которого мы начали разговор. Кто решил изменить положение вещей — вы сами или миссис Леттер?

— Миссис Леттер. Это не стало для меня неожиданностью.

— Ясно. Однако у мистера Леттера создалось впечатление, будто вы сами этого хотите. Кто ему это внушил? Миссис Леттер?

— Да.

— Вы не попытались его разуверить?

Она покачала головой.

— Ведь он был расстроен, что вы собрались уехать? Он же сам просил вас остаться, а вы позволили ему считать, что уезжаете добровольно. Почему?

— Так было бы спокойнее. Я все равно не смогла бы остаться, если миссис Леттер этого не желала. Я не хотела, что бы из-за меня происходили столкновения в семье.

— Хорошо. Вы не хотели стать причиной ссоры, так? Теперь скажите: они часто ссорились?

— Нет.

— Но вы подумали, что из-за вас может произойти скандал?

— Я не хотела никому причинять неприятностей.

Лэм подался вперед всем телом.

— Теперь о том, что произошло в понедельник поздно вечером. Вы, конечно, знаете об этом: когда в доме есть такие особы, как Глэдис Марш, не узнать невозможно. Вам известно, что мистер Леттер застал свою жену в спальне мистера Энтони. Скажите, когда и от кого вы об этом узнали?

Минни Мерсер тоже наклонилась вперед, сцепив руки так, что побелели пальцы.

— Мистер Леттер рассказал мне об этом сам. Я услышала, как по коридору ходят, выглянула и увидела его. Я поняла, что что-то произошло. Он обернулся, тоже увидел меня и тут же рассказал обо всем.

— Как он выглядел?

— Ошеломленным… — голос ее на мгновение прервался, и затем она продолжала: — Я помогла ему дойти до его спальни, потом спустилась вниз, приготовила горячий чай и заставила его выпить чашку. — И Минни, смотря на Лэма, с печальной прямотой добавила: — Он не был рассержен. Он был просто… просто убит.

— Как долго вы с ним пробыли?

— Не очень долго. Я надеялась, что ему удастся уснуть.

— Хорошо. Теперь поговорим о вторнике. Вы говорили с ним во вторник?

— Он почти весь день провел вне дома.

— Однако к вечеру вернулся. О чем вы говорили с ним около семи, когда он пришел к вам, чтобы взять снотворное?

Она широко раскрыла глаза и тихо сказала:

— Я дала ему две таблетки аспирина. Он так и не спал в предыдущую ночь.

— Нам это известно. Итак, он пришел к вам около семи. Что же между вами произошло?

В ее утомленных глазах мелькнула тень пережитого страдания. Чувствовалось, что допрос дается ей нелегко.

— Он вошел. Он провел на ногах весь день. Он был очень-очень угнетен. Просил меня дать снотворное, — чуть слышно проговорила она.

— Дальше?

— У меня есть, то есть был, пока его не забрали, аптечный шкафчик!..

— Да-да?

— Ко мне все обращаются, когда нужно какое-нибудь лекарство. Поэтому и мистер Леттер пришел ко мне. Я дала ему две таблетки аспирина.

— Но ведь это далеко не все, что тогда произошло? — Лэм обратился к Фрэнку: — Вы можете зачитать вашу запись разговора с Глэдис Марш?

— Да, сэр.

Минни с усилием вздохнула.

Ровным, без выражения голосом Фрэнк стал зачитывать показания Глэдис. Минни вынуждена была слушать, она не могла заткнуть уши, и ей надо было знать, что именно подслушала Марш из их разговора, Ей казалось, будто ее публично раздевают. Комнату словно вдруг застлало прозрачным плывущим туманом. Голос Эбботта, казалось, доносился откуда-то издалека. Потом он прекратился, и Минни поняли, что к пей снова обращается инспектор Лэм.

— Все, что здесь записано, верно?

— Кажется, да. — С удивлением услышала она свой собственный голос.

— В основном все было именно так? Он подошел к аптечке, вынул бутылочку с таблетками морфия, а вы сказали, что их брать не надо, что они опасны?

— Да.

— И он сказал: «Мне все равно: лишь бы уснуть, а там можно и не просыпаться»?

— Да.

— Скажите, мисс Мерсер, что вы сделали с этим пузырьком?

— Поставила обратно в шкафчик.

— Он стоял на своем обычном месте, когда мистер Леттер его оттуда доставал?

— Он повернулся ко мне уже с пузырьком в руках.

— Миссис Марш упомянула, будто вы сказали что-то по поводу того, что пузырек должен был находиться не там, откуда его взял мистер Леттер.

Сначала она с недоумением взглянула на Лэма, но потом ответила:

— Не помню, что именно я тогда сказала. Наверное, я решила, что мистер Леттер взял его из переднего ряда, а он не должен был там стоять.

— Как к вам попал морфий?

— Мой отец был врачом. Когда я переселилась сюда, то забрала с собой аптечку. Там был и морфий.

— Вам известно, что он опасен для жизни?

— Да.

— И тем не менее вы держали таблетки в незапертом шкафу, где ими мог воспользоваться каждый?

— Шкафчик всегда был под ключом.

— Но он не был заперт, когда к нему подошел мистер Леттер?

— Да, не был. Я как раз доставала крем для миссис Стрит.

— Где вы хранили ключ?

— На своей общей связке.

— А где вы ее держите?

— В коробке с носовыми платками, в ящике туалета.

— И, разумеется, все в доме знали, где она хранится.

— Никто в доме не станет рыться у меня в ящиках, — сказала она твердо.

— Ну, это еще не факт. Значит, вам не известно, где стоял пузырек, когда его брал мистер Леттер. Однако вы можете сказать, где он у вас обычно стоял?

— Да. В коробке, в заднем ряду у самой стенки.

— Уверены в этом?

— Абсолютно уверена.

— Значит, туда вы его и поместили, когда отобрали у мистера Леттера?

— Не сразу.

— Как это понимать?

Она поколебалась, явно припоминая.

— Думаю, я хотела дать что-то мистеру Леттеру как можно быстрее и решила, наверное, что расставлю все по местам потом. Кажется, я поставила бутылочку в переднем ряду.