— Импровизация чистой воды… — буркнул Родион. На лбу его выступила испарина, и он нервно провел ладонями по бокам, вытирая руки. — По-моему, выглядело неплохо, а главное к месту…

— Зачем надо было вести себя именно так? Приступ мании величия?

— Да хоть бы и так.

— Занимаешься всякими глупостями! — возмутился Егор. — Герой нашелся: заставил мужика описаться!..

— А тебе никак жаль его? — буркнул Родион и вдруг резко развернулся, сильным толчком припечатал Егора к холодной гладкой стене и зашипел с ненавистью: — Ну, вернись, пожалей!.. Я плачу тебе за то, чтобы ты никому не позволял меня лапать, а не за нравоучения! Что хочу, то и делаю, понял?!

— Понял, — подтвердил Егор.

— Неужели?! А то как-то туго до тебя все доходит, — Родион нехотя отпустил Егора и пошел вперед: — Не забывай о своих элементарных обязанностях. Особенно сейчас. Не хочу, чтобы они сразу стали в курсе всех моих слабостей…

— Будь спокоен, великий кудесник…

— Да уж… — покачал головой Родион. — Лопух ты у меня, Егорушка…

Он остановился на площадке второго этажа, пригладил пятерней растрепавшиеся волосы, вопросительно взглянул Егору в глаза:

— Ну что, отступать от намеченного не будем?

— Как скажешь, босс, — проворчал Егор, глотая обиду. — Ты же без моих нравоучений все решаешь.

Родион нервно покусал губы и проговорил примирительно:

— Ладно, не сердись, я знаю, что я сейчас невыносим. И… дай лапу!

Они поднялись по лестнице и рука об руку вступили в длинный коридор. По одну сторону тянулись окна, выходящие во внутренний дворик-колодец, по другую — несколько узких дверей. А в конце коридора темнела высокая двухстворчатая дверь, из-под которой виднелась полоска мягкого света.

Егор молча шел рядом с братом, держа его руку в своей. Безвольная, теплая и влажная ладонь Родиона постепенно стала прохладной и энергично напряглась.

Егор всей душой желал брату удачи.

Никто на свете, ни крутые специалисты, ни даже сам Родион не знал, что такое происходит с его организмом. Тем более не мог этого знать Егор. Но за много лет он научился безошибочно распознавать состояние брата.

Сейчас Родион страшно нервничал, его напряжение сквозило в каждом его резком слове, в каждом отчаянном жесте…

— Спокойно, босс. Страж будет начеку, — сказал Егор, когда они подошли к самой двери.

Родион коротко кивнул, отворил дверь и решительно вошел в зал.

Родион вошел и остановился, предоставив честному собранию внимательно изучить себя. Пусть посмотрят. Вряд ли кто-то из них впервые его видит и вряд ли они испытывают удовольствие от встречи, но пусть посмотрят, они этого сами добивались…

С десяток любопытствующих субъектов изучали вошедших настороженно и тщательно. Люди сидели в расположенных полукругом высоких креслах, расставленных вдоль низкого длинного столика, имеющего форму полукольца.

Огромная комната с непомерно высоким потолком, занавешенные темными бархатными гардинами окна, напольные неоновые светильники с яично-желтыми трубчатыми плафонами… Довольно приятный глазу интерьер, очень подходящий к репутации заведения.

Родион не знал точно, кто входит в Совет Гильдии. Перед ним сидели люди разных возрастов: две пожилые женщины, нелепо одетые и причесанные, два относительно молодых парня, несколько мужчин средних лет, почти все при крайне противных на вид бородках, ну в крайнем случае при бакенбардах… Каждый извращался на свой лад, лишь бы дать понять окружающим, что он не от мира сего.

Родион не помнил в имен присутствующих. К некоторым из этих имен и фамилии-то прибавлялись не всегда. Но все эти лица были Родиону знакомы.

Некоторых из них он изучал лишь по фотографиям и афишам, а кое к кому на публичные сеансы близнецы хаживали лично, и не раз.

В центральном кресле сидел худощавый дядечка лет пятидесяти с довольно моложавым подвижным лицом и цепким беззастенчивым взглядом. Егор знал его лучше остальных, потому что дядечка этого заслуживал. Это был сам Джан Кошарский, председатель Гильдии.

Лет десять назад это было лицо, сравнимое по популярности разве что с самыми колоритными политиками и всенародно любимыми юмористами. Кошарский был первым и долгое время единственным в городе, кто начал творить чудеса публично.

Он брался лечить несчастных, которые потеряли надежду, и статистика исцелений впечатляла даже закоренелых скептиков. Ничего особенного на его сеансах не происходило. Кошарский предварял свои чудодейственные заклинания долгими, проникновенными и пространными речами о взаимной терпимости и доверии, о непознанной силе духа и о том, что человеческая воля может управлять физическими процессами. Народ валом валил к нему за помощью. Нет слов, выглядел Кошарский просто и естественно, не приплетал к своим речам ни божественных проповедей, ни белой, ни черной магии. Его сеансы оставляли впечатление некой наукообразности и вроде бы никому не приносили вреда.

Но постепенно Джана Кошарского потеснили нежданные и незванные коллеги. На изголодавшиеся по волшебству и чудесам просторы отечества хлынули из дальних и ближних углов полчища тех, кто осознал, что колдовать и выгоднее, и безопаснее, чем, к примеру, торговать… Кто бы мог представить раньше, сколько их на самом деле, этих бойцов видимых и невидимых фронтов, представителей разномастных сил, провозвестников неведомых знаков грядущего!..

Спрос рождал предложение.

Праздники святого Йоргена стали отмечаться каждый Божий день, где попало и кем попало, причем в союзники себе новоиспеченные знахари кого только ни призывали: от Создателя до того, чье имя к ночи не поминается. Потребителей их услуг подобный разнобой не смущал. Настрадавшиеся люди посещали и тех, и этих, здраво рассудив, что не так уж важно, чьего имени испугавшись разбегутся застарелые болячки, а за грехи потом можно и свечку поставить на всякий случай…

Дамы и девицы таинственной потусторонней наружности раскидывали карты и крутили магические шары в попытках снять присохшие к потным лысинам венцы безбрачия. Усердные ворожеи и впрямь растрачивали свои драгоценные силы и получали за это недурственно. А вот клиенты не пытались подсчитать, что лечение дурно пахнущих гнилых зубов и приобретение новой щетки для обуви обошлись бы им дешевле трудов гадальщиц, а вот результат-то мог оказаться более эффективным для поиска спутника жизни. Но люди не очень-то любят предпринимать опосредованные шаги, хотят все сразу и с гарантией…

Юнцы с оторопело застывшим взглядом пытались научить окружающих житейским мудростям, тетеньки с пряничными лицами бойко торговали всесильными оберегами, а каждый, кто не стеснялся принародно шептать «крибле-крабле-бумс», мог по сходной цене обезвредить темные силы, обосновавшиеся в ванной комнате, обеспечить рекордный урожай брюквы на следующий год или определить по фотографии новорожденного, от чего суждено умереть его будущей теще…

Словом, беднягу Кошарского с его примитивными методами едва не задавили многогранные таланты его новоиспеченных конкурентов, но он вовремя сделал то, к чему прибегает всякий мудрый человек, потерявший спрос на плоды своего гения, но не желающий кануть в небытие. Кошарский ушел на административную работу, верно рассудив, что это лучше, чем совсем сойти со сцены. Теперь он властвовал уже не над простонародной своей клиентурой, а над себе подобными, контролируя их вслед за официальными органами. Хотя Гильдия имела статус общественного профессионального объединения, она имела определенный вес в глазах властей и эффективные, не всегда видимые глазу обывателя, рычаги влияния на тех, кто по наивности своей не желал вступить в ее ряды…

Сейчас в зале совета Родион видел перед собой представителей почти каждой из упомянутых областей многотрудной чародейско-целительской практики. Вдоволь насмотревшись на обращенные к нему лица, он спокойно и вежливо поздоровался:

— Добрый вечер, дамы и господа!