Он неторопливо поднялся на второй этаж и на секунду задержался перед дверью кабинета председателя. Нужно было собрать немного терпения, чтобы достойно перенести продолжение разговора с Кошарским.

Егор вошел и прикрыл за собой дверь.

В кабинете никого не было. Массивный стол и кресло с высоким подголовником пустовали.

— Господин Кошарский? — призыв Егора повис в тишине.

Подождав немного и не получив ответа, Егор в недоумении повернулся к выходу. Если у Кошарского за пару минут изменились планы, глупо разыскивать его и совестить. Проще уйти и не морочить себе голову…

Егор уже взялся за дверную ручку, как сзади послышался то ли шорох, то ли стон.

Егор обернулся и в недоумении обшарил комнату взглядом. Звук повторился.

Рука… Узкая худая ладонь со вздувшимися венами появилась из-под стола и бессильно шлепнулась на столешницу, поползла обратно, цепляясь за скользкую поверхность и оставляя широкий влажный след.

Егор обежал стол.

Кошарский лежал там, корячась в попытках подняться.

— Что с вами?! — Егор наклонился и попытался помочь председателю.

Снаяала ему показалось, что Кошарский невредим, и что дело, возможно, в подскочившем давлении или сердечной недостаточности. Но председатель тяжело мотнул головой и с трудом приподнял подбородок, и Егор от неожиданности едва не уронил отяжелевшее тело. Изо рта Кошарского вытекала узкая, но бойкая струйка крови. Рука, оставившая на столешнице кровавый след, все-таки бессильно упала в натекшую лужицу на полу.

Кошарский повращал глазами. Если он и видел Егора, то не узнавал. Его губы шевелились, но ничего было не слышно…

Егор лихорадочно соображал, что делать. Придерживая плечи Кошарского одной рукой, он потянулся к телефону, снял трубку, набрал ноль три…

Кошарский захрипел.

— Что? — Егор оглянулся на него.

— Стерва… — с трудом прошелестел Кошарский. Его губы продолжали шевелиться.

В трубке уже о чем-то настойчиво спрашивали. Егор в замешательстве бросил ее на стол и наклонился к Кошарскому.

Но председатель захлебнулся чем-то и обмяк. Егор поискал на его шее ту самую жилку, которая не так давно выдавала ритм сердечных сокращений почтенного председателя. Пульса не было.

— Че-е-ерт! — взвыл Егор. Опустив тело Кошарского на пол, он, не раздумывая долго, бросился в коридор.

Там было несколько светлее, чем в кабинете, и Егор сразу увидел, что он хоть и не с головы до ног, но все же выпачкан в чужой крови.

Теперь он в таком виде должен будет миновать вахтера. У Кошарского работали бдительные ребята. Тот, что дежурит внизу, непременно увяжет все факты, попвшиеся ему на глаза.

Ну что, Егорушка? Влип всеми четырьмя? Похоже на то.

В свете случившегося выходить из здания обыкновенным способом — через дверь, как все нормальные люди — Егору показалось непозволительной роскошью.

Помедлив немного, Егор открыл одно из окон и, забравшись на подоконник, глянул вниз. Крыша строения, притулившегося вплотную к стене здания Гильдии была всего метра на полтора пониже, и Егор спрыгнул, не задумываясь о том, не провалится ли он сквозь давно прохудившуюся жесть.

Оскальзываясь на замшелом скате, он подобрался к пожарной лестнице и без особого труда спустился вниз. Измазался, как черт, только и всего.

Оказавшись в каком-то страшном дворике, выходящем не на набережную, а на параллельную довольно людную улочку, Егор поспешил прочь.

Он вышел на улицу и побрел без цели, стараясь не привлекать к себе винмание и не задевать прохожих плечами. Голова отказывалась соображать. Словно блок какой-то включился. Обрывки мыслей вертелись в голове без всякого толка.

За неимением мало-мальски пригодного плана действий, Егору хотелось прежде, чем бросаться в очередной виток сомнительных похождений, убедиться, что за братом все это время будет хороший присмотр.

Похлопав себя по карманам, Егор нашел таксофонную карточку и пустился на поиски автомата. Звонить Осташову. Кто сможет устроить все дела лучше старого проверенного приятеля?..

Осиротевшие чудотворцы сегодня превзошли самих себя. Отчаянный спор по процедурным вопросам разгорелся еще когда по зданию рыскала оперативноследственная бригада. Прибывающим по тревоге чародеям позволили собраться с зале Совета, и они не преминули воспользоваться прекрасной возможностью поскорее уладить организационный вопрос. Конечно, все сразу решить им не удалось, но основные роли распределили сразу же. Марьяну поручено было писать протокол, на что он смиренно согласился. Еще при Кошарском Марьян привык не перечить большинству. Написание протокола было весьма унизительным поручением, но Марьян решил, что ему еще стоит кое в чем подыгрывать коллегам.

Временами ему становилось смертельно скучно, несколько раз хотелось просто уйти, но он терпел. В конце концов он и дольше терпел малоприятное ему общество, прежде чем понял, что может обойтись и без них. А кто там сменит Кошарского на боевом посту? Да хоть черт с рогами, Марьяну все было едино. Сворой кудесников должен был кто-то руководить. Ну а будет преемник лезть не в свое дело и брызгать слюной не по делу, как новопреставившийся… Что ж, возможно, преемник разделит участь своего предшественника.

В отличие от Березина, который заводился, едва ему показывали палец, и тут же стремился всем показать, что он выше всех писает на стенку, Марьян по натуре своей не был азартен. Мелкие помехи вызывали у него досаду, а значительные, или даже их угроза в перспективе, побуждали Марьяна к устранению помех, однако шумного ажиотажа вокруг себя Марьян не допускал.

Несмотря на утомление Марьян чувствовал себя превосходно. Конечно, не все еще улажено, но в целом пожаловаться было не на что. В отличие от вечно страдающих сильных мира сего, у которых чего только нет, но всегда чего-то не хватает, Марьян был счастлив, потому что на сегодняшний день ему хватало всего.

Во-первых, у Марьяна было доходное и практически безопасное дело: его первоклассный салон. Путем несложных комбинаций Марьян мог получить все, чего ни пожелал бы, причем практически не выходя из законных рамок…

Во-вторых, Марьяну только что удалось избавить друга от большой проблемы…

В принципе и Кошарский-то не был такой уж большой помехой. Его старческое брюзжание было не опаснее комариных укусов. Единственное, чем мог насолить покойный Джан, это прибегнуть к банальному физическому насилию, чтобы наказать своеволие Андрея.

А ради Андрея Марьян готов был горы свернуть. Конечно, безоговрочно идти на поводу у Вербина было опасно, но Марьян охотно тратил время на Андрея, направлял его эмоции в нужное русло по мере сил и оберегал от необдуманных шагов. Марьян хотел, чтобы Андрей был в безопасности и рядом.

Марьяну долго никто не был нужен, возможно потому, что он сам никому не был нужен. Сверстники смеялись над маленьким гаденышем, родители печалились при взгляде на первенца и вздыхали, гадая, в кого же уродилось такое недоразумение. Сестренка, совсем еще малышка, ударялась в слезы, если кто-то в шутку говорил, что она похожа на брата…

И Марьяну ничего не оставалось, как убраться из родных мест. Он страдал, он ненавидел себя и знал, что будет одинок везде, потому что ему не удавалось поладить даже с самим собой. Одиночество мучило Марьяна, и несколько раз отчаяние подводило его к краю.

В один из таких периодов, когда Марьян готов был что-нибудь учинить над собой, проснулся его дар, проснулся стремительно и неожиданно. Он вдруг заметил, что практически всегда наперед знает чужие аргументы в споре, что безошибочно может оценить человека и его отношение ко многим вещам, что из отрывочных фактов возникает в его голове сами собой полная картина происходивших событий… Мало того, оказалось, что он с легкостью разбирается в том, насколько конкретный человек внушаем и насколько далеко можно зайти, пытаясь внушить ему что-либо.

Уж что-что, а выводы Марьян делать умел. Оказалось, все что он пытался вытворять по наитию, удается. Вслед за осознанием собственных способностей пришли скромные поначалу идеи о его использовании. С коммерческой жилкой у Марьяна оказалось все слава Богу, и настал конец его беспросветному прозябанию в разворованной общаге, началась сытая жизнь на частной квартире в полном достатке.