— О-о… — простонала она, вставая с черного кожаного дивана.

— Давай, моя хорошая! — Гриша взял ее под локоть. — Давай ножками, раз-два, раз-два… хорошо идем, прям как взрослые…

Маша, вырвала локоть и рявкнула:

— Я сама! Я не инвалид!

— Узнаю мою девочку, — хмыкнул Гриша. — Только если мы будем так часто запихивать в нос всякую бяку, и правда станем инвалидом…

— Гриша! — крикнула она. — Прекращай сюсюкать и издеваться!

Гриша прекратил. Он вывел ее на улицу, усадил в такси и попросил водителя проводить девушку до квартиры.

Маша вспомнила своего мужа.

Того, из той жизни, который умер от гадкой, постыдной болезни. Гриша чем-то напоминал его. Муж поначалу тоже думал, что это у нее блажь, называл «моей девочкой», а потом стал возвращаться поздней ночью. От него пахло дешевыми духами… Из приличия — как она понимала приличия — Мария устраивала скандалы и увозила детей, но на самом-то деле ее устраивало, что муж не ночует дома и не лезет к ней с приставаниями. Не надо было откладывать в сторону книгу, чтобы подставить губы для поцелуев. Он сначала пытался ее возбудить, а потом плевал на пальцы и касался там, и еще надеялся «доставить ей удовольствие»… Уф! Его мать на похоронах сына заявила: «Ты его никогда не любила». Может, и правда не любила? Та, прежняя, Мария понимала любовь как уважение, ответственность, жертву… Права она была или нет?

Водитель остановил машину у подъезда. Ее новый дом. Огромную квартиру — четыре спальни плюс гостиная — она снимала вместе с тремя приятельницами. Уже на третьем этаже до нее донеслись музыка, шум, гам, и голоса тех, кто курил на лестнице. Маша вошла в открытую нараспашку дверь и ужаснулась. В общей гостиной было человек сто. На нее тут же бросились какие-то люди — все ее обнимали и что-то говорили. Наконец она увидела одну из соседок — молодую актрису, отхватившую большую роль в детективном сериале. Катя и была виновницей бедлама — она отмечала успех.

— Ма-а-а… нька! — промычала актриса, вскочила с кресла, но тут же упала. — Я така паная… Ой! Хош нюхнуть?

Маша отрицательно покачала головой.

— А курнуть? — настаивала соседка.

Маша снова отказалась.

— Тогда выпить! — Актриса схватила бутылку куантро. — «Белый негр»? То есть «черный русский»?

— Нет-нет, Катенька, я плохо себя чувствую, — отнекивалась Маша, еле сдерживая желание задушить ее. Ей ужасно хотелось спать, но заснуть в этом бардаке не удастся.

— Сюрприз! — Катя неожиданно вскочила из кресла и, уверенно держась на ногах, поволокла Машу на балкон.

Это была просторная терраса, на которой умещались диван, два кресла, стол и многочисленные горшки с цветами.

— Если не хочешь выпивки и наркотиков… Игорь! — завопила Катя на всю квартиру.

Штора, прикрывавшая балконную дверь, отъехала в сторону. В гостиную выбрался молодой человек. Он был… Конечно, он был слишком, неправдоподобно красив, но не слащаво, как в рекламе мужского дезодоранта, а необыкновенно, как Джонни Депп в «Мертвеце». И в глазах у него было что-то особенное — и грусть, и страсть, и как будто издевка, и внимание… Маша почувствовала, что слишком пристально и, кажется, раскрыв рот уставилась на него. Тут же застеснялась и истерично пискнула:

— Здрасте!

— Привет, — отозвался он.

— Это… — Катя так резко махнула рукой в его сторону, что накренилась и чуть не упала. Игорь удержал ее за локоть. — Маша… — Теперь она обвила рукой Машину шею и повисла на ней. — Самая моя лучшая подруга. А это… — Катя снова взмахнула и в этот раз начала падать вместе с Машей. Игорь снова их подхватил — его рука коснулась Машиного плеча, от чего вдруг стало жарко, как в бане, а сердце застучало как отбойный молоток. — Игорь — самый красивый мужчина на свете, — как ни в чем не бывало продолжала Катя. — Я даже подумываю закрыть Дениса в туалете, — последние две недели Денис был ее парнем, — и соблазнить его. Ну хотя бы попытаться… — Тут они ей надоели, и она побежала к новым гостям.

Секунд пять они стояли и смотрели друг на друга.

— У меня шикарный план, — произнес наконец Игорь. — Берем выпивку, сигареты, закуски, выбираемся отсюда и кутим в подъезде, как студенты. Здесь слишком шумно.

Они выскользнули из квартиры, поднялись на последний этаж, разложили на подоконнике закуску и целый час спорили о том, что такое счастье.

— Счастье — это когда ты делаешь только то, что не противоречит твоей совести, — убеждала его Маша.

— Ну… А если совести нету? — улыбнулся Игорь. — Я думаю, счастье — это когда твои друзья, близкие, люди, с которыми тебя связывают деловые отношения, думают о тебе так: «Несмотря на множество недостатков, он добрый и хороший, отзывчивый человек».

— Это ты себя имеешь в виду? — спросила Маша.

— Совсем нет. — Он достал зазвонивший мобильный. — Как раз наоборот. Извини… — Он включил трубку. — Да.

— Прямо сейчас? Я ее заряжал, поэтому и не отвечал. Сколько? Ага… Ладно. Сбрось адрес по sms. Давай, спасибо. Прости, — он обратился к Маше, — мне срочно надо ехать — договариваться с заказчиком о съемке. Они меня целый день искали. Можно я запишу твой телефон?

Когда он уехал, Маша пошла в ванную. Она долго и придирчиво разглядывала пухлые, чувственные губы, идеальный нос, голубые глаза, легкую впадинку под скулами, гладкую кожу, пышные белокурые волосы, высокую грудь.

— Позвонит, — решила она и тут заметила плакат, висевший на двери.

Она, в дурацком кружевном белье с розочками, стоит на четвереньках. «Войди в меня!» — приглашала яркая надпись, а внизу плаката располагались телефоны интернет-провайдера «МИСС».

— Не позвонит, — огорчилась она и, сняв одежду, встала под душ. — Надо менять квартиру, — заметила она, опрокинув с полки ярко-розовый фаллоимитатор.

26 апреля, 0.46

Игорь медленно ехал по Садовому в васильково-синей «тойоте-селике». Его бередили предчувствия — от этого спешного вызова он ждал чего-то особенного, сам не зная почему. Он ждал мгновения — самого увлекательного, когда он нажмет на звонок, а с той стороны двери его спросят: «Кто?», звенят ключи, скрипнет ручка и…

Игорю нравилась его жизнь. Многие могли бы ему позавидовать, другие — осудить, но ему не было дела ни до тех, пи до других. Он был доволен. У него была удобная, красивая «тойота», маленькая студия в мансарде — 22 метра, гардероб с одеждой от любимых модельеров, масса знакомых…

Но больше всего ему нравилось возвращаться домой, забираться на подиум у окна (возвышение доставало до подоконника и служило спальней), укутываться в плед и смотреть на улицу. И вот так он лежал и знал, что завтра проснется, помоется гелем «Кензо», наденет спортивную форму «Найк», сгоняет в спорткомплекс «Планета спорта», пообедает морковным пюре и вареной курицей в сливочном соусе — в диетическом ресторане при спортзале, заедет в магазин, купит повое белье, или рубашку, или духи, или кольцо, вернется домой, переоденется, созвонится с кем-нибудь, отправится в кафе, в ресторан, в гости… потом — кино, танцы, ночь с какой-нибудь женщиной…

Он любил делать женщин счастливыми. Иногда ему казалось, будто в этом его высшее назначение. Он любил слушать, как они хвастаются, жалуются, командуют или просят, — и он никогда не смотрел на часы и не требовал дополнительной платы, если женщина увлекалась. Игорь сравнивал себя с пластическим хирургом: он преображал женщин и дарил им новых себя — уверенных и довольных.

26 апреля, 14.00

— Я вам звонила на мобильный и домой, а вас не было..

О! — запнулась секретарша.

Ее начальница, старший менеджер рекламного агентства «Сити-смарт» Наталья Кострова, мало того что опоздала на четыре часа без уважительной причины, так еще и пришла в гаком виде, что у Иры глаза на лоб вылезли.

Вместо элегантного костюма от Донны Каран на Наташе было белое облегающее платье по колено. Талию обвивал пояс из желтого металла со всякими побрякушками. Грудь чудом удерживалась в чересчур откровенном декольте. На шее, запястьях и пальцах сверкало несметное количество золотых цепочек, браслетов и колечек. Можно было подумать, будто Наташа ограбила ювелирную лавку. Выглядела она, конечно, роскошно, но зачем, спрашивается, заставлять людей ходить летом в чулках и в этих мучительных двубортных костюмах, если сама-то…