Гаузен, стараясь запомнить увиденное и услышанное, не заметил, как шепотом повторил последние слова. Взгляд Гаузена скользнул по лицу Лин, но она не заметила этого, так как, подув на листок, чтобы чернила засохли, сложила набросок и спрятала его между страниц.

- Страницы не запачкаешь? – предупредил Гаузен девушку.

- Не чернила, а темные дела пятнают страницы истории, - ответила Лин. Похоже, что она все еще находилась в задумчиво-мечтательном настроении.

- В монастыре мне рассказывали много чего поучительного, - поделился Гаузен. - Но та скучная ерунда не идет ни в какое сравнение с этой замечательной историей. Если бы мне раньше рассказывали такие истории, то я, наверное, сейчас бы лучше относился к окружающим, - грустно добавил про себя юноша.

- На этом история не закончилась, - разъяснила девушка. - Демиану предстояло основать орден, а для этого понадобилось приложить немало усилий. Но перед этим он отправился в новые странствия, чтобы собирать и делиться добрыми знаниями. На своем пути он совершил немало хороших поступков. Но он все еще стыдился своего прошлого. Он боялся, что к нему не будут прислушиваться, по-прежнему принимая за циркача, поэтому он обмотал лицо тканью. Когда же его просили показаться, он отвечал так: Зачем мне открывать вам мое лицо, когда я могу открыть вам свое сердце? Но однажды одна маленькая девочка поднесла ему воды, но он не мог принять это подношение, несмотря на то, что ему очень хотелось пить. В этот момент он понял, что скрывать свое истинное лицо так же неправильно, как и отказываться от благодарности, и он снял повязку… И никогда больше не надевал ее.

Тут девочка увидела, что лицо Демиана покрыто шрамами, и испугалась.

- Что с твоим лицом? – спросила девочка, но в ее голосе звучало не отвращение, а жалость.

- Раньше мне казалось, что я хозяин своего сердца, и могу подарить его кому угодно. И некоторые прекрасные девушки брали его, не спрашивая, и вместо того, чтобы разделить его, они ставили его на полку, и постепенно оно начинало покрываться черной коркой пыли. Они не забирали мое сердце себе, но и не отдавали обратно. Потом приходили другие, но мне уже нечего было им предложить. И они называли меня злым и жестоким, но мне нечего было возразить им. Ведь сердце, вырванное из груди, превращалось в кровоточащий кусок мяса, а сам я – в бесчувственного мертвеца. Но ведь сердце человека создано, чтобы перегонять кровь, а не истекать ею?

Я не мог объяснить им того, что мое сердце больше не принадлежит мне, равно как и того, что не могу его кому-то подарить, потому что оно полно страха и отчаяния. Я просто не мог говорить плохих вещей о тех, кто забрал его у меня. Кто был так дорог мне, несмотря ни на что. И у меня не хватало смелости попросить свое сердце обратно или предложить что-то взамен.

А потом мое сердце рано или поздно падало с полки вниз и разбивалось на мелкие части. И я смотрел на них, пытаясь разобрать собственное отражение. И я видел в этих осколках сотни ртов и тысячи глаз. И я понимал, что это чудовище и есть на самом деле я. А потом налетел ветер и разметал осколки моего сердца по всему миру. И я не могу собрать их до сих пор.

На моем сердце столько шрамов, - признался Демиан, - что на нем не осталось живого места, и они стали выступать наружу. Но больше я не строю иллюзий. Я сам себе палач и главная причина собственных страданий. И я благодарен, что ты облегчила их мне.

Напившись, он вернул девочке кувшин, но она и не думала отходить от него. Он решил, что она хочет ему что-то сказать, и наклонился к ней поближе, и тогда она поцеловала его… Хотела бы я быть на месте той девочки, - прошептала Лин, прервав историю.

«Хотел бы я быть на месте Демиана, если бы ты была на месте той девочки» - подумал Гаузен и произнес:

- Повезло же ему.

- Вообще-то не очень, - не согласилась девушка. - За этот поцелуй его бросили в тюрьму.

- Неужели у них там такие строгие законы? – возмутился Гаузен.

- Нет, просто она оказалась дочерью царя Хаслинии, - пояснила Лин. - Безродным чужеземцам было запрещено не то, что прикасаться – разговаривать с нею. Но она помогла ему выбраться из тюрьмы и спастись от казни. Его ждало еще много подобных приключений, прежде чем он основал орден Всемзнания.

- Думаю, он старался не зря, - подытожил Гаузен, про себя подумав: «Ведь не заложи он его, мы бы с тобой никогда не встретились».

- А эта книга – та самая, что получил в подарок Демиан? – вдруг спросил Гаузен.

- Кто знает? - неопределенно пожала плечами девушка. - Все может быть. А почему ты спрашиваешь?

- Если эта та самаякнига, то с ее помощью можно узнать, как излечить Салочку, - предложил Гаузен.

- А ты действительно хотел бы помочь ей? – переспросила девушка.

- Ну, как же, жаль все-таки, - замялся юноша. - Такое несчастье и на всю жизнь.

На самом деле у Гаузена не укладывалось в голове, что такие болезни вообще могут существовать. Он привычно относился к нормальным «человеческим» заболеваниям, вроде простуды, но эта просто-таки ломала у него все представления об устройстве мира.

- Наш орден длительное время покупает товары у Галатеи, так что мне давно известно о несчастье Салочки. Я перерыла все возможные источники в библиотеке и опросила всех прислужников и мастеров. Но мне не удалось найти хоть какого-то решения. А если в этой книге и есть ответ на этот вопрос, то даже если бы я, несмотря на запрет, заглянула в нее, еще неизвестно, удалось ли бы мне найти правильное решение. Я ведь всего лишь ученица… - печально докончила девушка. – Но я обязательно попрошу их разобраться, если книга подлинная.

Тут Гаузен, который вообще в последнее время спал не очень много, не выдержал и зевнул.

- Я все-таки утомила тебя своими рассказами? - встревожилась девушка. - Уже темно, порауже укладываться…

- Я просто широко открыл рот… - пояснил Гаузен. - Открыл, чтобы сказать… А почему бы нам не выйти наверх и подышать свежим воздухом? А заодно и полюбоваться на звезды.

- Можно, - согласилась девушка. - Днем-то их все равно не увидишь.

Лин и Гаузен поднялись на палубу и стали смотреть на ночное небо. Гаузену хотелось сказать что-то красивое про звезды и очаровать девушку, но ничего путного в голову не приходило.

- А ведь иногда они и на голову могут упасть, - наконец, решился юноша, не придумав ничего получше.

- С чего ты взял? – удивленно посмотрела на него девушка.

- Ну вот, теперь она думает, что я ушибленный звездой на голову, - расстроился Гаузен и попытался оправдаться:

- Мне рассказала тетушка Галатея, что причиной болезни Салочки стало подобное падение. А виноват во всем бог Тардиш, который кидался с небес смертоносными камнями.

- Есть и другие версии этой истории, - даже не повернувшись, возразила девушка. Она вдруг начала разглядывать звезды настолько пристально, что совсем нельзя было подумать, что она ими любуется.

- Легенды не врут! - не поверил Гаузен.

- Может быть, и не врут, но преувеличивают частенько, - не сдавалась Лин. Но их спор прервала птица, вылетевшая из капитанской рубки куда-то вдаль. Эта птица показалась очень знакомой юноше. Хотя было темно, но ему почудилось, что у нее не хватает перьев на хвосте, отчего птица немного вихляла в воздухе. К лапе пернатого было что-то привязано.

- Когтервач! – изумленно прошептал Гаузен.

Когтервачем звал Лекант своего ручного ястреба. Он брал его на охоту, а когда было нечем писать, принц вырывал у него перья.

Еще у Леканта был пес по кличке Брюхогрей, который очень любит дремать у камина. Придворная чернь даже сложила песенку на эту тему:

У Леканта тьма друзей,

Когтервач да Брюхогрей.

Впрочем, однажды Брюхогрей исчез. Трудно понять, сбежал он, потерялся или был украден, хотя кому бы мог понадобиться старый толстый пес? Но принц, во всем чуя измену, заочно приговорил четырехлапого блохоносца к смерти. Чтоб другим неповадно было. Вот так у Леканта из любимцев остался один только ястреб. Юноша вспомнил, что пернатый спутник принца всегда мог найти дорогу в замок, поэтому Лекант использовал птицу как почтальона. Просто отдавал кому-то ястреба в клетке, а потом, когда срочно нужно было отправить письмо, Когтервача выпускали, и он возвращался обратно к принцу.