Выбравшись в лес, юноша подметил, что стволы сосен были такими высокими, что на глаз сложно было определить, тянутся ли деревья из земли или из неба. Окруженный их недостижимыми кронами, он подкрепился взятыми в дорогу припасами и принялся за сбор спасительных ингредиентов. Сначала он набрал немного пуха и сунул в его мешок, где лежал уже найденный гриб-силовик. Потом он подошел к сосне, надрезал кору и набрал смолы, которую тут же смешал с пухом, смоченным грибным соком. После чего он слепил себе две затычки и засунул их в каждое из ушей. Руки он вымыл в найденном неподалеку ручье. Он нагнулся к источнику поближе и подметил, что не слышит шума, с которым вода пробивается наружу. Впрочем, остальных лесных звуков юноша тоже не улавливал. Для верности Гаузен поймал пчелу и прижал кулак к уху, пытаясь расслышать жужжание, пока она его не укусила, и он не раскрыл пальцы. Юноша вскрикнул от резкой боли, но своего крика в воздухе и, тем более, эха почти не заметил. Удовлетворившись этим, юноша отправился дальше.
В отсутствие слуха Гаузену стало сложнее ориентироваться в пространстве, потому он чаще обычного крутил головой. К счастью, он не заблудился и нашел Облачную гору там, где и рассчитывал. Медленно, но уверенно, с мешком и саблей за спиной, он начал карабкаться наверх.
- Хорошо слизняку, у него ни… Ух! – выдохнул Гаузен, цепляясь за очередной уступ. - Ни ух, ни ног, да и липкий до ужаса - ползти вверх легче.
Вспомнив что-то про внутреннее ухо, Гаузен решил лишний раз не раскрывать больше рта.
Наконец, добравшись до вершины, он оказался на просторном плато. На площадке были странные продолговатые валуны, в беспорядке разбросанные неподалеку друг от друга. Пройдя пару шагов, Гаузен почувствовал, как каменная площадка затряслась у него под ногами. Но это был не камнепад. Из-за гигантского валуна, который сам по себе мог сойти за скалу, неспешно переставляя лапы вышло огромное существо. С широкими боками и немного вытянутой мордой, высотой в человеческий рост от передних лап до макушки, чудовище лишь отдаленно походило на медведя. Все туловище, а также голова, нос и короткий хвост камедведя были усеяны мелкими серыми чешуйками, прочность которых еще предстояло испытать. Камедведь широко раскрыл пасть и Гаузен увидел, что чудище зарычало. Спустя мгновение юноша с облегчением почувствовал, что он по-прежнему способен двигаться и выхватил из-за спины саблю. Камедведь будто бы удивился тому, что Гаузен остался невредим, хотя его хищная морда кроме свирепости мало чего выражала. Тут камедведь, как будто играя в мяч, подкатил лапой камень в сторону Гаузена, но скорость и размер снаряда не говорили ни о какой дружелюбности. Юноша, едва успев отпрыгнуть в сторону, понял, что время акробатики кончилось и пора отправить камедведя в вечную спячку, а не то косолапый переломит его как спичку.
Гаузен подбежал к зверю не слишком близко, чтобы в случае удара успеть отскочить, но достаточно, чтобы дотянуться до него клинком. Юноша начал наносить удары по уродливой морде, метя в глаза. К несчастью, сабля, несмотря на хваленую сталь, не оставляла видимых повреждений. Камедведь сначала медленно попятился, по-видимому, ослепленный мерцанием клинка, но вскоре к нему вернулся былой напор, и он ударил Гаузена лапой. Юноша отшатнулся, и удар пришелся по лезвию. Сила удара была настолько велика, что клинок не выдержал и разломился, а рукоять вырвало из рук. Гаузен понял, что пути к отступлению нет. Если он попытается слезть с горы, то зверь догонит его и сцапает. Мельком он заметил небольшой вход в пещеру, куда хищнику было не пролезть, и отчаянно рванулся в сторону укрытия. Пока камедведь разворачивался, юноша успел нырнуть в пещеру, избежав когтей чудовища. Как он и надеялся, во вход пролезла только морда косолапой бестии. Раскрыв пасть, камедведь тщетно пытался схватить зубами юношу. Гаузен же успел скрыться в туннеле и, пробежав немного, вскоре оказался в скалистом расширении.
Оставшись один, юноша оглянулся. Вокруг было просторное помещение… и ничего больше! Никаких сокровищ, сундуков и гор золота.
- Быть может, это его берлога? – предположил Гаузен и тут же сердито оборвал и эту мысль. - Какая же это берлога, если сюда едва влазит его нос!
Гаузен увидел под ногами несколько монеток. Он нагнулся и собрал их в кулак, оглядываясь, не притаилась ли где еще кучка-другая. Но даже после недолгих поисков найденных монет все равно оказалось предательски мало.
- И это клад? И это сокровище? Да этих монет даже на самую заваляющую лошадь не хватит! Постой-ка, - спохватился юноша и судорожно пересчитал свою добычу.
- Два золотых, семь серебряных и двенадцать медных. Нет! Все равно не хватит! – окончательно расстроился Гаузен.
Будучи зажатым между монстром и скалой, юноше пришло в голову, что, ко всему прочему, эти скудные монеты вскоре могут оказаться платой за его жизнь. В отсутствии человеческого общества он сделал несколько глотков из фляги. Спустя некоторое время Гаузен впал в отчаяние:
- Треклятые Кунашвили! Они ничем не лучше хаслинов! Всунули мне негодную железяку! – неистовствовал Гаузен, совсем позабыв про клятву, которую он давал, принимая подарок.
Он вообразил, что валяющиеся вокруг камни - это на самом деле те люди, с которыми он вынужден был общаться в последние дни.
- Да у них там все мерзавцы без исключения - одна истеричка, другой негодяй, третий идиот. Иные просто притворяются добряками до поры до времени, а другие, когда к стенке припрут, начинают корчить из себя невинных овечек! Подобрел всем назло! Ага, счас!
И юноша проклял тот миг, когда доверился Книге Знаний, припомнив недобрыми словами и того, кто вычитал ему повод отправиться сюда.
- Будь ты проклят, чужеземец! Чтоб тебе четырежды провалиться, Ленон! Ты втянул меня в это, и вот я здесь один, обреченный на растерзание или голодную смерть!
Гаузен настолько вышел из себя, что успел позабыть, что его неприятности начались гораздо раньше встречи с Леноном. А вдруг его спутник намеренно увязался за ним в Велитию, потому что ему наскучило в своем мире? Или, хуже того, Ленон переместился вместе с Гаузеном, чтобы только и делать, что мешать ему во всех делах? Кто знает? Может, у костра они оба были шиворотнями! Надо было ему тоже в лоб монетой залепить! Что он там бормотал себе под нос? Избавить от лукавого? Лук? LUCK! Вспомнилось Гаузену незнакомое слово из еще более непонятного языка, чем тот, на котором он разговаривал в чужом мире. Ленон молился о том, чтобы избавить Гаузена от удачи!
- Захотел неудачника из меня сделать, приятель?! Да если бы ты был здесь, я бы тебе такого пинка залепил, что ты бы слетел с горы быстрее ветра! Это был твой замысел! Не зря ты так не хотел идти сюда! Да и то, что я могу справиться с камедведем - тоже сам придумал!
Отчасти из-за того, что Гаузен по-прежнему ничего не слышал, кроме собственных мыслей, его отчаяние стало переходить все пределы здравомыслия:
- Ну, ничего, ничего, Ленон, - обращался Гаузен к своему спутнику, будто бы тот наблюдал за ним через Книгу Знаний. - Ты меня сюда заманил, но один ты долго не протянешь. Пускай у тебя в руках книга - не видать тебе всемогущества! Такого слабака, как ты, либо звери съедят, либо люди зашибут! На те гроши, что я тебе дал, ты долго не проживешь. Кто знает, может быть, они фальшивые, и тебя упекут гнить в тюрягу! А в тюрьме чужеземцам даже хуже, чем флейтистам и прочим менестрелям.
- А вдруг он выживет! – начал возвращаться рассудок к Гаузену. - Вдруг он эти медяки пустит в оборот и станет богатым, как тот удачливый проходимец Филимон Зеленых. А потом он наймет армию, которую пустит мне на подмогу. А я пока буду питаться залетными птицами.
Гаузен посмотрел на свод пещеры и увидел в нем отверстие, через которое приветливо пробивался солнечный свет. На этом дружелюбность реального мира для юноши закончилась, похоронив забрезжившую надежду под новым приступом отчаяния.
- Тардиш! Почему ты меня оставил! Я ведь всегда относился к тебе хорошо. Да я с детства ни единого камушка не обидел, даже не пинал по ходу лишний раз! Неужели ты меня караешь за то, что я потревожил руины монастыря ордена Охранителей Книг? Сжалься надо мной! Я как-то не подумал, что когда каменные здания превращаются в обломки, то они снова переходят в твое владение!
