— Да сказали же тебе, Васин, нет у нас таких лесов. Работой с тем, что есть. Ты вон фантастику пишешь, и фантазия, нужно признаться, у тебя развита. Может быть, в следующий раз ты захочешь про Луну снять. Так что же, нам ракету для тебя построить нужно будет?! Поэтому раз нет подходящего пейзажа, то нет, — в принципе вполне логично и обоснованно, произнёс Минаев.

Так-то оно так, только мне нужно было от них другое и в конечном итоге они меня не подвели.

— Гм, — через минуту размышлений, задумчиво протянул Кравцов, — а есть ведь, товарищи, хорошая страна, где присутствуют не только наши друзья — я имею ввиду друзья нашей страны, но и пейзаж, который требуется для будущей картины. Не догадались о какой стране я говорю? Хорошо, не буду Вас томить. Я имею в виду — остров Свободы.

Признаться, я этого очень ждал и корил своих коллег за тупость, потому что эта страна, в которой я и намеревался снимать, сейчас, как и последние десятилетия, у советских граждан, что называется — у многих на устах. Про неё слагают мифы и поют песни. Товарищ Брежнев и члены правительства совершили в ту страну визит в 1974-м году. Её же лидер лично прилетал к нам несколько раз, в том числе и совсем недавно — в 1976-м году.

Но первая реакция у мидовца была крайне странной. При слове «свобода» у Лебедева сжались желваки, и он аж побелел лицом, но когда до него дошло сказанное, то глаза его словно вспыхнули озарением, и он прошептал: — Куба.

— Куба? — переспросил плохо расслышавший Минаев.

— Куба? — удивился американец.

— Куба? — облегченно выдохнул я, но тут же убрал подальше свои радостные эмоции и, не показав вида, сразу же отверг: — Не подходит! Куба далеко.

— Как это нет? По-моему, очень даже да! — произнёс мидовец и посмотрел на гэбэшника: — Товарищ Кравцов, вы предложили, поэтому считаете, что это возможно?

— Я ничего не предлагал, — сразу же дал заднюю комитетчик. — Я лишь упомянул, что там находятся наши друзья.

— Да прекратите вы вести этот не нужный разговор. Он не имеет смысла. Я же уже сказал — далеко это! — продолжал играть недовольство пионер. — Мне вообще дальше Подмосковья ехать лень, а тут вы собираетесь обсуждать вообще другой конец географии.

— Так зачем ты нам голову морочишь со своими джунглями? — удивился Минаев.

— Ну это я так… думал, может у нас где-то рядом есть…

— Васин, ты школу что ль полностью прогулял? У вас география была? Вам объясняли какие тропики, тьфу ты, то есть какие климатические пояса и зоны есть в СССР? — в негодовании помотал головой Лебедев. — Имей в виду, ты, Васин, своими знаниями позоришь нас перед иностранцами!

— Простите, — буркнул Васин, в душе радуясь изо всех сил, и, нахмурившись, как только можно, напомнил: — Но всё равно далеко! Так что не подходит!

— Может и далеко, — махнул рукой мидовец, — но это ближе и лучше, чем всякие Гаити. Так что считай, что Куба не далеко, а рядом.

И в этот момент мировое мироздание тут же получило очередной апперкот.

— Как, как Вы сказали, товарищ Лебедев? Куба далека? Куба рядом! — моментально зацепившись за эту фразу стал развивать необходимый вектор для обсуждения.

— Я сказал: «не далеко, а рядом…» — недовольно произнёс тот, задумался, а потом вновь чертыхнулся. — Что ты, понимаешь, меня сбиваешь. Я сказал, что да — Куба далеко, но лучше места не найти. Уши надо по утрам мыть, Васин!

— Да не про это я, — отмахнулся пионер, быстро достал из сумки тетрадь, и стал там делать записи, громко напевая: — Куба далека? Куба далека? Куба рядом! Куба рядом!

Народ молча и удивлённо уставился на меня.

Я же показушно работал по всем каноном жанра, стал изображать из себя непризнанного гения и продолжил творить историю. Немного помурлыкал себе под нос, картинно задумался, чирикнул несколько нот. Затем опять задумался. Пожевал зубами кончик ручки, вытащил её изо рта и покрутил в пальцах. Опять накарябал ноты и текст, а затем положил тетрадь на колени и барабаня по креслу во всеуслышание запел припев, который «я» только что «придумал», не обращая внимание на то, что в той реальности эту прекрасную композицию исполнил в 1978-м году ВИА «Пламя».

Небо надо мной, небо надо мной — как сомбреро, как сомбреро!

Берег золотой, берег золотой — Варадеро, Варадеро!

Куба далека, Куба далека, Куба — рядом!

Это говорим, это говорим — Мы!

(с) Автор стихов Лев Ошанин

https://www.youtube.com/watch?v=0r3TJADO0B8 — Это говорим мы — ВИА «Пламя»

— Н-да, — высказался за всех Кравцов и несколько нервозно хохотнул.

— Саша, это ты, когда придумал? Сейчас? — косясь на мидовца, ошеломлённо произнёс Минаев.

— Естественно, — легко соврал я.

— Удивительно! — восхитился Тейлор, когда ему на ухо полностью перевели текст.

— Крайне удивительно, — буркнул Лебедев, забрал у меня рисунки с шастающим по джунглям пришельцем и, рассматривая их, произнёс: — Об этом, конечно, товарищи, говорить преждевременно, но мы со своей стороны представим наверх именно эту страну, как место для проведения съёмок, — оторвался от бумаг и, посмотрев на американца, спросил. — У вас какой-то вопрос?

— Да не то чтобы вопрос, — пожал плечами Тейлор, — просто дело в том, что моя страна против Кубы ввела эмбарго. И могут быть определённые сложности с показом фильма на территории США.

— Мы это знаем, и мы это учтём, — вновь погрузился в рисунки Лебедев. — Однако вновь напоминаю: у нас ещё не утверждён даже сценарий, поэтому о месте проведения съёмок и вообще о съёмках говорить преждевременно!

К вечеру доехали до гостинице где и разместились в двухместных номерах. Соседом у меня был Савелий, который очень переживал о моём будущем выступлении. Нужно сказать, что это тоже меня крайне волновало, ведь именно от этого зависела не только моя музыкальная карьера и карьера ребят, но, как бы пафосно это не звучало, от этого выступления зависел и престиж страны на международной арене. Однако смысла в переживаниях не было никакого.

— Чему быть, того не миновать, — меланхолично пояснил я другу и посоветовал выкинуть всё из головы, ибо: — Утро вечера мудренее.

А вечером наша делегация централизованно поужинала в столовой гостиницы, после чего все отправились по своим комнатам и легли спать. Завтра нас ждал серьёзный день.

* * *

После обеда, всем составом на автобусах отправились в архитектурный комплекс дворцовых зданий Цвингер. Как нам рассказали представители местной городской администрации, что были приписаны к нашей группе, этот комплекс был построен в тысяча семисотых годах в стиле южно-германского барокко. Схему же комплекса можно было описать так: футбольное поле, по периметру окружённое рядами готических зданий.

Нужно сказать, что организаторы меня несколько удивили. Как мне пояснил Тейлор, в виду большого ажиотажа и невозможности вместить всех желающих внутри зала во дворце, встречающей стороной было принято решение организовать концертную площадку во дворе дворцового комплекса.

— И ты думаешь, после этого сюда влезут все, кто хочет попасть на концерт? — скептически оценил я размеры сквера.

— Все, конечно же, нет. Проданы две тысячи билетов. Но всё равно этого оказалось мало. Люди хотят попасть на шоу всеми путями. Да что я говорю, ты же сам видел какая толпа уже собралась за воротами. А ведь до начала концерта ещё четыре часа. Боюсь, что их будет намного больше и у местной полиции будут серьёзные проблемы с обеспечением правопорядка, — посетовал тот и в задумчивости произнёс: — Интересно, что будет на втором концерте…

— Ну да, зрителей действительно дофига, — подтвердил я, вспоминая как наши автобусы более получаса прорывались сквозь окружившую дворец толпу. — Кстати, а в Лейпциге что за площадка?

— Большой кинотеатр, — как бы невзначай, произнёс американец, посмотрев вдаль.

— И насколько большой? — подозрительно поинтересовался пионер, заложив руки за спину.