Он и его люди молча расположились на сене. В их движениях чувствовалась усталость и напряжение — что-то явно пошло не так.

— Следите! — бросил Велькнут, закрывая глаза. — Если что, кричите.

Я бесшумно подошел к нему — седовласый намеренно устроился отдельно от остальных, словно хотел держать дистанцию.

— Что случилось? — спросил я, понизив голос.

— Ничего! — огрызнулся он, не открывая глаз, но я чувствовал, как напряглось его тело.

— Ты своим людям можешь врать… Мне не надо, — моя рука привычно легла на рукоять меча. В тусклом свете блеснула сталь, когда я лишь немного вытащил клинок из ножен.

— Что ты хочешь услышать? — он приоткрыл один глаз, в котором читалась смесь раздражения и усталости. — Я заплатил за эту стоянку почти тысячу золотых, а должно быть максимум двести!

— Почему они повысили цены? — продолжил я допрос.

— Из-за девки! — его голос снизился до шепота, пропитанного горечью. — Целка она. Знаешь, сколько такая может стоить?

— И сколько же? — поинтересовался я, чувствуя, как внутри поднимается темная ярость.

— Двадцать тысяч! — Велькнут сглотнул. — За право первой ночи. И потом ее снова можно продать уже тысяч за пять… Дура твоя позволила себя осмотреть местной подстилке. Конечно, дуре хочется, чтобы не только ее драли с утра до вечера. На пенсию, так сказать, уйти рассчитывает.

— Тогда пошли отсюда! — я начал подниматься, но следующие его слова остановили меня.

— Нет… — Он посмотрел на меня с неожиданной серьезностью. — Ветер поднялся. Оборотней будет больше, и не выдержат твои люди нашей погоды.

— Почему у тебя руки в крови? — я быстро сменил тему, хотя уже догадывался каков будет ответ.

— Пришлось убить двоих, самых непонятливых. Он почему-то решили, что могут пойти против меня, — Велькнут накрылся сеном, словно пытаясь спрятаться от разговора. — Глава деревни все уладил и взял деньги… Отвали! Дай отдохнуть.

Я остался сидеть, изредка бросая взгляды на спящую Лилию. Ей лучше не знать о своей «рыночной стоимости». Мои инстинкты кричали о необходимости немедленно уходить, но снаружи действительно разыгралась настоящая буря.

Ветер завывал в щелях дома, создавая жуткую симфонию звуков. То низкий утробный рык, то высокий пронзительный вой — словно сама природа пыталась нас напугать.

Цапля машинально дергался при каждом особенно громком завывании, его рука начинала нервно поглаживать рукоять ножа. Рурик, напротив, сохранял внешнее спокойствие — он сидел у двери, положив алебарду на колени, но я видел, как напряжены его плечи. Лилия металась по комнате, словно загнанный зверь, не находя себе места.

Я решил проверить ошейники — дернул свой, пытаясь понять механизм действия. Металл держался крепко, без намека на слабину. Попытался призвать магию — она рассеивалась, не успев покинуть тело, словно вода, которую впитывал морской песок. Но с элементом все работало иначе — он свободно тек по каналам.

Я активировал меч одним только элементом — клинок засветился слабее обычного, но даже этой силы хватило бы, чтобы преподать урок всем местным похотливым ублюдкам.

Закрыв глаза, я сосредоточился на окружающих запахах. И тут же пожалел об этом — вонь оборотней становилась все сильнее. Их было много, очень много. Десятки, если не сотни тварей приближались к деревне, словно приливная волна смерти.

Хуже всего было то, что я больше не мог принять ту форму, что была у меня после того, как кровь Виктории впиталась в мое тело. Драгоценный ресурс был полностью израсходован, как и одна из двух карт «жизни». В другой ситуации я бы сильнее переживал о потере таких ценных инструментов, но сейчас меня беспокоило другое.

Внутри росло темное, неконтролируемое желание убивать. Не слепая ярость, нет — холодная, расчетливая жажда крови, требующая утоления. Я сдерживал её потоками элемента, но она становилась все сильнее, словно живое существо, пытающееся вырваться на свободу, и как долго я смогу ее контролировать было под вопросом.

Все указывало на тело Аларика. Что-то было в нем, какая-то тайна, которую я пока не мог разгадать…

Ветер усиливался, принося с собой новые запахи крови и смерти. В тусклом свете я видел напряженные лица своих спутников. Они тоже чувствовали приближение опасности, хоть и не так остро, как я. Нам предстояла долгая ночь.

Дежурства сменяли друг друга. После нас поднялись люди Велькнута. Я заметил, как Айварс бросает жадные взгляды на Лилию, но это вполне обычное дело для мужчины, долго лишенного женского общества. В его глазах горел голод, но он держал себя в руках, и этого было достаточно.

Удивительно, но мне даже удалось немного поспать. Элемент, которым я накачал своих людей, сделал свое дело — они отдохнули на славу.

С первыми лучами солнца ветер стих. Внезапно, как по команде. Пока собирались в дорогу, я незаметно распределил добытые у «стервятников» деньги между всеми своими — не стоило держать такую сумму в одном месте.

Но когда мы открыли дверь, нас встретила вся деревня. От мужиков несло перегаром и кровью, в руках поблескивало оружие.

— Отдавай! — выкрикнул один из них, покачиваясь.

Люди Велькнута обнажили клинки. Наше оружие уже было наготове.

— Где Берг? — прорычал Велькнут.

— Ха! — оскалился новый главарь. — Он мертв! Старый и слабый, он не понимает, что нам нужны новые дети в деревне или мы все тут сгинем… Или нас поработят другие.

Я выдохнул. Видимо, по-хорошему тут не получится. Что ж, не я так решил…

Мое тело двинулось само собой — один молниеносный выпад, и голова говорившего отделилась от тела. Не останавливаясь, я развернулся, и второй удар отправил еще одну голову в полет.

Рурик действовал как отлаженный механизм смерти. Его алебарда описывала широкие дуги, разрезая воздух с жутким свистом. Один удар — и древко проломило череп нападавшего. Разворот — и лезвие располосовало живот другому. Старик двигался с невероятной грацией, каждое движение было выверено годами практики.

Цапля, в отличие от Рурика, был воплощением хаотичной эффективности. Он скользил между врагами как змея, его короткий клинок находил уязвимые места с пугающей точностью. Удар в шею, разрез подколенного сухожилия, нож в печень — каждое движение приносило смерть или калечило.

Велькнут и его люди тоже показали, почему их услуги стоят так дорого. Седовласый орудовал мечом, словно дирижер оркестром смерти. Каждый взмах оставлял за собой шлейф крови. Айварс прикрывал его спину, работая парными клинками с такой скоростью, что они казались размытым серебристым облаком. Барди был на подхвате, но делал свое дело с хладнокровной яростью.

Деревенские, несмотря на численное преимущество, явно не ожидали такого отпора. Их пьяная удаль разбивалась о холодную эффективность профессиональных убийц.

А я… я чувствовал, как темное существо внутри меня ликует. Каждый удар, каждая смерть приносили ему удовольствие. Мой меч пел песнь смерти, рассекая плоть и кости… Элемент, пусть и ослабленный ошейником, придавал ударам дополнительную силу.

Это был не бой — это была бойня. И где-то глубоко внутри я понимал, что наслаждаюсь каждым ее мгновением.

Потом мы стояли среди искромсанных тел, переводя дыхание после скоротечной бойни. Вся деревня полегла, кроме молодой женщины, которая, прижимая к себе детей, тихо плакала в стороне. Я протер окровавленное лезвие пучком сена и сунул меч в ножны, когда воздух вдруг прорезал свист.

Глухой удар, хлопок — звуки, которые не успел распознать мозг.

— А? — вырвалось у меня, когда я обернулся.

Картина, открывшаяся моим глазам, казалась нереальной: Барди, как ни в чем не бывало, вытирал свой меч об одежду Велькнута. Седовласый, с перерезанным горлом, пытался что-то сказать, но из раны хлестала кровь, заливая снег алым. Его пальцы бессильно царапали шею, словно пытались удержать утекающую жизнь. А еще через мгновение он рухнул, и снег жадно впитал его кровь.

Рука моя вновь метнулась к рукояти меча, но я не успел. Острая боль пронзила спину — удар был точным и профессиональным. Ноги подкосились, и я упал лицом в снег.