Нам предстоит освоить терминологию, описывающую теорию и практику разделения властей. В первую очередь, следует сказать, что сами слова “горизонтально и “вертикально” требуют пояснения в применении к власти. Здесь слово “горизонтально” затуманивает проблему, ибо истинная власть движется лишь вертикально, затрагивая проблему личности и общества. Это соотношение всегда актуально. Личность должна быть уверена, что делегирование власти на выборах не будет узурпировано. Для России, наследницы экс-СССР, судьбоносная проблема единства и разделения властей особенно актуальна — общество помнит свою 70-летнюю историю и осознает, что разделение законодательной и исполнительной власти и есть тот момент, когда происходит узурпация самой власти и соответственно государства, оказывающегося заложником охлократии.

Экономическая и политическая власть

В экономике бурно развивается процесс разрыва традиционных хозяйственных связей, идет спад производства, начало которому было бездумно положено экспериментами 1985-1986 годов. Возрождаются и будут возрождаться взаимоприемлемые, взаимовыгодные, более эффективные для обеих сторон связи. Возможность, предоставленная документами СНГ для бывших республик, предоставленная Федеративным договором для субъектов Федерации России, самим решать собственные проблемы, меняет дело. Никто нигде не ратует за экономическую обособленность. Смена плановых связей рыночными — крутой поворот, и нет ничего удивительного в том, что многое застопорилось. Путь здесь видится один: создавать законы, обеспечивающие условия для формирования “климата производства”. Создавать условия нормальной работы тем, кто производит и доводит до реализации продукт. Самое уязвимое звено — социальная политика. Повышение ее эффективности требует укрепления центристских начал в политике и укрепления средних слоев общества как базы реформаторской деятельности. В таком подходе заложена стабильность общества. В послереволюционные годы большевики поддерживали усреднение путем распределения. Нам предстоит поддержать усреднение путем производства. Это труднее, это мучительнее, но именно на этом повороте меняется на деле концепция власти. Для новой, рыночной экономики потребовалась и новая форма политической организации общества. Но как и прежде, власть остается ключом к экономике. Для усреднения путем перераспределения нужен лишь аппарат для репрессий. Для поднятия уровня жизни населения требуется власть, защищающая и частную, и коллективную, и государственную, и иностранную собственность.

Опыт истории научил нас, что сосредоточение собственности под эгидой государственности ведет к формированию мощной материальной базы тоталитаризма. Только собственность выступает реальной властью — властью над производством. Вопрос о собственности — одна из сторон центральной проблемы, проблемы реальной власти, ибо отсюда порождается власть над производством, контроль за распределением и перераспределением. Сегодня мы осознаем, что торможение всех вопросов, связанных с собственностью, — это торможение демократических процессов, где усиление частной и коллективной собственности — собственности коллективов предприятий — выступает как укрепление демократии, и отсюда, как следствие — обращение к теории разделения властей.

Россия, не допустив в 1917 году диктатуру буржуазии, прошла все круги диктатуры пролетариата, которая олицетворяла собой охлократию, когда наверх поднимались самые низменные силы и топили в крови элитные слои интеллигенции, дворянства, купечества, рабочих, крестьянства. Сегодня наиболее важной является задача не допустить люмпенизации неимущих и малоимущих, не превратить их в противников реформ. Но с точки зрения формирования государства, надо особо выделить интеллигенцию. Значительная ее часть могла бы стать сейчас дрожжами и мотором естественной эволюции, барометром общества, по которому можно судить о наступающих переменах и прогнозировать эти перемены.

Сегодня становится понятным, что от образования новой государственности зависит жизнь не только нас самих, но и наших детей, и внуков. Разрушительные процессы достигли властных структур: распад СССР не мог не затронуть власть в России. Если в октябрьском (1917 г.) перевороте власть надо было брать, завоевывать и посредством ее деления создавать монолит партийной структуры, то сегодня налицо другой процесс: власть надо создавать, а не делить, создавать государственную власть России, руководствуясь теорией разделения властей, предполагающей взаимный контроль разных ветвей власти.

Налицо неоднозначные, разнонаправленные процессы разрушения плановой экономики. Появились признаки того, что неэффективная часть экономики уходит из жизни. Нагляднее всего нужная обществу продукция видна на лотках городских рынков. Наряду с этим отмечено возникновение криминально-монополистического рынка, отчуждение производителя от собственности. Идет обогащение узкого круга лиц, сгруппировавшихся на спекуляции. Возник криминально добытый и легализованный капитал, который носит перераспределительный, а не производственный характер. Спекулянт, знающий коридоры власти, стал ключевой фигурой в экономике. Немыслимые банковские процентные ставки, как гигантский пресс, буквально вдавливают производство в заводской асфальт. Такой процент может выдержать только сфера перераспределения. И мы это видим. На такой почве не может появиться конкурентная среда, следовательно, мы отдаляемся от рынка, а не приближаемся к нему. Закон стоимости, открытый Адамом Смитом, не может “работать”. Условия подводят нас не к рыночной системе, а к возможности введения “военного коммунизма”, — нет возможности появления "экономического человека". Во многом это следствие многосторонней и решительной деятельности непрофессионалов.

Парламентская власть своим законодательством должна поддерживать профессионалов: и крестьянина в совхозе, фермера, и рабочих — мастеров своего дела в государственном и частном производстве, и инженеров, и конструкторов, и управленцев, и предпринимателя — отечественного и иностранного — всех, кто вышел на уровень профессионала. Именно в такой поддержке видится существенный резерв той “средней” силы, опора на которую важна для формирования конституционно-демократического государства — Российской Федерации.

Хотелось бы обратить внимание на одну ячейку конкретной, скажем, экономической власти. Специалисты знают, что А.В. Чаянов, М.И. Туган-Барановский, Н.Д. Кондратьев и другие экономисты, отдавшие много сил кооперативному движению, создали в России систему, которая окрепла и которую не разрушили никакие катаклизмы тоталитарного режима, хотя она и приобрела многие бюрократические черты. Речь идет о Центросоюзе, который вряд ли стоит высмеивать, как это делается в последнее время, не зная ни о его деятельности, ни о подлинной роли на селе.

По подсчетам М.И. Туган-Барановского, в кооперативах перед революцией участвовало около 84 миллионов человек или половина населения России. Сейчас — 22 миллиона пайщиков. Если в 1916 году паевый фонд потребсоюза составлял 64 процента, то сегодня — лишь 2,6 процента от стоимости всех фондов. Все это стало печально-трагическим фактом лишь потому, что в уставах потребительских обществ действовало положение, по которому приращенная стоимость не прирастала пайщикам.

Чаяновское кооперативное движение с триумфом прошло по странам мира, обеспечивая движение товаров: город — село, село — город, у нас же оно заглохло. Продовольственную проблему сегодня без кооперативного движения не решить. Тенденция здесь намечена давно, ее необратимость очевидна. Весь вопрос в сценарии, программе, последовательности действия, сроках и привлекаемых силах. Предстоит продумать в уставах и закрепить механизмы действий, исполнения.

Роспотребсоюз — богатейшая организация с разветвленной сетью, обеспечивающей всю территорию России магазинами сельпо, складами. Что надо, чтобы 22 миллиона пайщиков оживили свою деятельность? Надо почувствовать себя кооператорами. Самим решать проблемы роста уставного капитала и своей доли в нем на основе переосмысленного Устава, возвращенного к формулировкам дореволюционного времени, чтобы приращенная стоимость прирастала и пайщикам: за труд надо платить.