Разговор, как я понял из слов Кобеца, да не только его, был следующим:
— Вчера было заседание коллегии Министерства. Проводил заседание министр Грачев. Вдруг позвонил Президент. Разговор слышали все присутствующие.
Ельцин: — Павел Сергеевич, армия, надеюсь, поддержит своего главнокомандующего. Вам ведь тоже надоели эти Съезды Верховный Совет — не дают работать, вредят государству. С этим я решил покончить. Указ подписан.
Грачев: — Борис Николаевич, у меня коллегия. Я посоветуюсь, попрошу поддержки. Я пока ничего не могу сообщить. Что скажет коллегия...
Ельцин: — Коллегия скажет то же самое, Вы понимаете, нет другого выхода, кроме как поддержать своего Президента и главнокомандующего. Что же, выходит, я один должен постоянно заботиться о вашей коллегии, а когда нужно помочь мне, вы ссылаетесь на коллегию. Вам надо четко поддержать своего главнокомандующего.
Грачев: — Я вас всегда поддерживал и поддерживаю. Но надо переговорить с членами коллегии...
Ельцин: — Переговорите и через 10 минут позвоните мне и скажите, что поддерживаете своего главнокомандующего...
После этого он бросил трубку, а Грачев, бледный, мгновенно вспотевший, обвел глазами присутствующих (около 30 человек — все руководство Минобороны, Генерального штаба, командующие округами). Нависла тяжелая тишина. Вдруг министр взорвался:
— Ну что молчите, слышали разговор с Президентом? Желающих говорить не находится?..
Все молчат...
— Так что мне сказать Ельцину, что коллегия выполнит приказ своего Президента, главнокомандующего?
Голос: — Смотря какой приказ. Армия не может выполнить антиконституционный приказ. Это записано в Законе об обороне...
Грачев: — Президент ведь не приказывает расстрелять Верховный Совет.
Голос: — А что приказывает Ельцин? Что он намеревается делать конкретно?
Грачев: — Этим займется Ерин. Нам надо твердо заявить о поддержке Ельцина и не допустить эксцессов в войсках. У Руцкого и Хасбулатова немало сторонников, они могут вывести воинские подразделения на защиту Верховного Совета.
Голос: — Это невозможно. Конституция, законы запрещают армии быть втянутыми в политические споры. Пусть Ельцин, наконец, договорится с Хасбулатовым — ведь не Хасбулатов же говорил об артподготовке в августе и штурме в сентябре.
Голос: — Господа генералы, надо поддержать нашего главнокомандующего. Зачем нам этот “болтающий парламент?” Разве они не позорят нас обвинениями в коррупции — хоть генеральский мундир не носи. Сколько скандалов они там, вместе с Руцким затеяли по нашей группе войск. Болтуны!
Голос: — Болтуны или не болтуны, но нарушать Конституцию опасно. Вы знаете, как протестует народ. Если на улицу по призыву Верховного совета выйдет миллион человек, конец Ельцину и всем, его поддерживающим. Мы не можем рисковать армией.
Грачев: — Никакого риска нет. Мы не будем вводить войска в Москву. Мы только поддержим Ельцина как главнокомандующего.
Голос: — Сегодня поддержим. А завтра, в соответствии с этой “поддержкой”, Ельцин потребует расстрелять Верховный Совет... Тогда что?
Грачев вскакивает...
Прошел час в таких спорах. Грачева поддержали два члена коллегии. Другие упорствовали, понимали, что здесь пахнет заговором, изменой, нарушением Конституции. Грачев стал наседать.
Опять позвонил Ельцин: — Ну что, Павел Сергеевич, решили поддержать своего Президента?
Грачев: — Обсуждаем, Борис Николаевич, думаем.
Ельцин: — Не утруждайте себя лишними “думами”. Президент думает за вас всех. Принимайте решение, какое я вам сказал.
Грачев: — Борис Николаевич, мы обсуждаем. Дело в том, что есть закон, запрещающий армии... Я же не могу штурмовать Верховный Совет!
Ельцин: — Я лучше вас знаю законы. Я не о законах говорю, как вы там не понимаете? Речь идет об очень важном государственном деле. И мне нужна ваша поддержка. Согласны вы поддержать меня, вашего Президента и главнокомандующего или не согласны?
Грачев: — Борис Николаевич, разрешите вам перезвонить через некоторое время...
Ельцин бросает трубку...
Грачев растерян... Опять нависла тишина...
Голос: — Единственный выход — объявить о нейтралитете. Мы не будем ни на той, ни на другой стороне. Политики заварили кашу, а теперь хотят нас использовать. Вспомните Узбекистан, Тбилиси, Прибалтику, “август 1991 года”... А потом обвинят армию, как бывало уже не раз. Забыли?..
Голоса: — Правильно!
Остановились на том, что армия будет нейтральна в конфликте “Президент- Законодатель”.
Опять звонил Ельцин. Грачев дрожащей рукой, бледный, схватил трубку: — Слушаю, Борис Николаевич.
Ельцин: — Это я вас слушаю, Павел Сергеевич.
Грачев: — Мы тут посовещались... Борис Николаевич!.. Армия займет нейтральную позицию.
Пауза. Разговор прервался.
Все встали, разошлись, не глядя друг на друга. Тяжело...
После разговора с Кобецом я начал искать Грачева. Сообщили, что он у Президента. Звоню Президенту. Поднимает трубку Илюшин. Прошу соединить меня с Ельциным.
— Сейчас узнаю, Руслан Имранович.
Через минуту: — У него, Руслан Имранович, Грачев.
Я говорю, что Грачев мне не помешает, попросите его задержаться, я выезжаю к Ельцину.
— Сейчас передам Борису Николаевичу, Руслан Имранович!
Через минуту: — Руслан Имранович, у Ельцина важная встреча, запланированная. Просил передать, что он сам позвонит относительно встречи.
— Тогда скажите Грачеву, чтобы приехал ко мне в Верховный Совет.
— Обязательно передам.
Не приехал. Опять звоню Илюшину. Говорит, что передал Грачеву мою просьбу, когда он выходил от Ельцина.
Звоню начальнику Генерального штаба Колесникову М.Н. Застал его на месте. Приглашаю к себе. Отвечает: “Буду через 30 минут”.
Через 30 минут заходят Михаил Колесников и Константин Кобец. Здороваемся, приглашаю их за маленький столик. Прошу рассказать, что за решение “о нейтралитете” принято коллегией Министерства обороны и какими обстоятельствами оно вызвано.
Колесников сперва колебался, пытался утверждать, что и заседания-то коллегии не было. Но быстро узнал, что мне известны даже детали заседания (и не только от Кобеца), и в целом повторил то, что было сообщено Кобецом.
Я попросил Колесникова, со ссылкой на закон об обороне, где написано, что “руководство Вооруженными силами осуществляет Верховный Совет, Президент...”, написать докладную записку относительно решения коллегии Минобороны “О нейтралитете” — что за решение, чем оно вызвано. Колесников колеблется, затем соглашается. Генералы уходят. Через минут 15 Колесников возвращается. Делает дополнения к тому, что им было сказано. Выражает искреннюю тревогу по поводу возможного развития событий.
Я отвечаю: “Не допустить возможность государственного переворота — это вполне по силам руководству Вооруженных Сил. Если бы коллегия, вместо решения “о нейтралитете” предупредила бы Ельцина о том, что армия — на стороне Закона и Конституции, на стороне народа, что она будет верна присяге — Ельцин ни за что на свете не решился бы на что-нибудь серьезное. Еще не поздно, Михаил Николаевич, от вас зависит — быть в России гражданской войне или не быть. Передайте это членам коллегии. Может быть, мне приехать сейчас к вам?
— Нет, Руслан Имранович, я сам переговорю со всеми, в том числе с Грачевым. У руководства армии были нормальные отношения с Верховным Советом, а нас натравливают... Зачем это?
— Вот и поговорите с коллегами — кому и зачем все это надо. Вы покроете себя позором, если поддержите авантюру Ельцина. Разве нам мало переворотов? Развал Союза — результат всех этих видимых и невидимых переворотов. Не поощряйте Ельцина. Он готов половину России уничтожить ради сохранения власти. Вы что, ослепли все? Я надеюсь на ваше благоразумие и верность Конституции. Молчит. Уходит. Затем возвращается и, к моему удивлению, говорит: “Армия, Руслан Имранович, хорошо восприняла бы назначение генерала Ачалова министром обороны”.
Больше Колесникова я не видел, а по телефону созвониться в трагические дни мне с ним не удалось... На второй день дважды я пытался переговорить с Ельциным — мне сообщили, что его в Кремле нет. Трижды звонил Черномырдину, ответ тот же — на Старой площади его нет. Звоню Колесникову — нет. Звоню Кокошину — нет...
