Но неизбежная.

Ибо все, здесь присутствующие, прекрасно понимали — их карьере конец. Кто-то учиться не мог в силу скудных умственных способностей. Кто-то не хотел, считал ниже своего достоинства. А кто-то стеснялся на фоне монолитной реакции товарищей.

Тухачевский вновь раздраженно потер лицо.

— Нужно срочно что-то делать.

— А что ты сделаешь? К Михаил Васильевичу не подойти. — скривившись спросил Якир. — Мои люди как-то понаблюдали за ним. Он изо дня в день ведет себя так, словно ожидает нападения. И бдительности не теряет. А его охрана — не псы, но волки. Голодные, злые, борзые. Только сунься — растерзают. Чем Феликс и воспользовался. Коминтерн то вон как раздавили. Даже пискнуть не успел. А основной ударной силой там именно СОН и выступила.

— Боится …! — воскликнул Егоров.

— Тише, — потирая виски буркнул Тухачевский. — Криком делу не поможешь.

— А что тише? Или мы его, или он нас. — не унимался Егоров. — Сначала из армии выпрет, а потом с помощью своего дружка тихо подчистит.

— Не нагнетай. Зачем ему нас убивать?

— Потому что оставлять в живых — опасно. Мы ведь станем мстить. Он что, дурак, так рисковать? Любой из нас после того, как будет выброшен из армии, будет представлять для него угрозу. С револьвером, винтовкой… да даже с ножом.

— Ты, дружок, не видел его охрану, — нервно хохотнул Якир.

— А что охрана? Он ведь ходит в театр, кино и прочие общественные места. Вышел в туалет. А там кто-то из нас его ждет.

— По прошлом году пробовали.

— Он силен. Но нас много. Не один так другой. В конце концов — можно и в театре во время сеанса пристрелить. Подкравшись. Нет. Я решительно убежден — Фрунзе станет от нас избавляться.

— А чего медлит? — устало спросил Тухачевский. — После того, как они с Феликсом разорили Коминтерн, арестовав Литвинова. Кто их остановит?

— Эта тварь хочет соблюсти нормы приличия. Чистеньким из этого дерьма выйти.

— Не нагнетай…

Дебаты шли не шатко не валко.

Они то скатывались в нервные перепалки. То в попытки смоделировать удачное покушение. Да такое, чтобы потом самим как-то оправдаться.

Понятно — Фрунзе их враг. И Сталин их сейчас активно поддерживал. Но ни у кого из присутствующих не было сомнений относительно амбиций самого генерального секретаря. Для чего ему требовалось получить контроль над армией и органами. Что подразумевало довольно простой вывод — они не нужны. У них всех есть амбиции, и они вроде не дураки. А значит, что? Правильно. Сталин их станет затирать, а потом и постарается от них избавиться как от слишком самостоятельных, опасных фигурантов.

Так что они чувствовали себя как между Сциллой и Харибдой.

С одной стороны, на них неумолимо надвигался паровой каток Фрунзе с выглядывавшего из-за его спины Дзержинского. С другой — Сталин, подкрепленный довольно крепким пластом партийной номенклатуры. При любом раскладе они получались лишними. В лучшем случае — одноразовым инструментом. Этаким презервативом. Что толкало их к мыслям о том, чтобы не просто устранить Фрунзе, но и совершить полномасштабный военный переворот. Дабы «сбросить власть прогнившего ЦК» и утвердить «настоящую народную власть» с собой во главе.

Как? Так очевидно же. Обвинить во всем Сталина и его сторонников. И вывести «на улицу» те самые воинские части, которые постоянной готовности. То есть, самые боеспособные и преданные Фрунзе. Их ведь несложно будет раскачать на месть. Тем более в Москве до сих пор продолжали ходить упорные слухи, что именно Сталин пытался убить Фрунзе на операционном столе. Почва для таких маневров более чем готова. Оставалось только придумать — как это все реализовать…

В тоже самое время в Лондоне шла напряженная дискуссия близкого характера. Политическое руководство Антанты пугало нарастающее сотрудничество Веймарской Германии с Союзом. В первую очередь, конечно, Лондон и Париж.

— Эти концессии опасны.

— Слишком опасны.

— Да какие это концессии? Этот румын просто договаривается с немцами о переносе заводов на свою территорию. Чтобы те начали работать, выпуская военную продукцию. Для Германии. А он станет получать дивиденды.

— Так уж и он?

— Понятное что не только он.

— Кстати, а кто за ним стоит?

— Пока не ясно. Там слишком крутой узел противоречий и взаимных интересов. Словно клубок змей, готовых вцепиться в глотку друг другу… с нежной улыбкой и ласковым взглядом.

— Змеи разве так делают?

— О да! Эти еще и не такое делают.

— Мы должны что-то предпринять.

— Объявить войну Союзу или Германии?

— Зачем сразу такие крайности? Союз очень неоднороден. Давайте попробуем надавить на него.

— Почему на Союз?

— А что мы предъявим Германии? Букву договора они выполняют.

— Значит смогут выполнить еще.

— Мы и так перегибаем. Германия бурлит. Чуть пережмешь — и бед не оберешься. Или кто-то из нас хочет новых боев где-нибудь под Верденом?

— У немцев нет ни солдат, ни оружия.

— У них масса старых солдат, жаждущих реванша. А оружие им охотно поставят янки. Или даже эти безумные советы. У нас же люди еще не отошли от прошлой войны. Так что, по существу, мы в этой ситуации можем давить только на Союз, требуя от немцев только соблюдения пунктов договора. Не более. Да и то, не сильно строго. Иначе сами подтолкнем их к союзу с Союзом, как бы смешно это не звучало.

— Это так смешно, что прямо обхохочешься…

— До смертельных колик.

— Вот-вот…

Пока заговорщики мечтали о том, как поедут повышать строевую подготовку медведей в Якутии, а англичане с французами задумывали очередную гадость, Михаил Васильевич Фрунзе был вынужден изнывать на очередном рабочем совещании. Унылом, но очередной и крайне важном…

Старые эсминцы типа «Новик» требовалось переделать в сторожевые корабли. Кроме новой силовой установки, над которой уже трудился большой творческий коллектив, план подразумевал установку новой системы вооружения. Изначально Фрунзе хотел «впихнуть» на них 130-мм пушки. Но прикидки показали — они влезали только в варианте турельного размещения, что не лучший вариант. В теории можно было поставить и в легких башнях[1], но в этом случае пришлось бы довольно серьезно переделывать корпус.

Поэтому он пошел другим путем.

Купил у немцев зенитную морскую установку 8.8 cm/75 (3.46") SK C/25[2] и вместо 88-мм ствола наложил на нее 102-мм[3]. Самый обычный и стандартный. Получил по сути универсальное орудие с досылателем и какой-никакой, а механизацией. Да, дульная энергия 102-мм орудия была вдвое выше германской зенитки. Но запас прочность установки имелся приличный и вполне позволял это сделать. И немцы в будущем примерно так и поступили, о чем Михаил Васильевич вспомнил и решил проверить. И все удалось…

Упаковал установку в легкую башню.

И вуаля.

Получил по сути универсальную 102-мм пушку. Четыре штуки. Осталось только придумать как из нее стрелять по самолетам и будет совсем праздник. Без радиовзрывателей это выглядело достаточно хтонической и в изрядной степени малополезным занятием.

Причем первые 20 установок поставили немцы. А дальше уже решили крутиться сами, опираясь на переданную документацию и активную помощь. Орудия, кстати, тоже не стали выкидывать.

По легкому зенитному вооружению ставка была сделана на 13-мм тяжелые пулеметы и 20-мм автоматические. Те самые, которые сейчас разрабатывали на базе пушки Becker. То есть, это были версии Oerlikon’а с ленточным питанием. Не бог весть что, тем более что 20х70 выстрел был откровенно слаб для зенитных нужд. Но и это — хлеб. Тем более, что Михаил Васильевич собирался их «воткнуть» столько, сколько получиться. А потом, после появления возможности, заменить на дуэт из 20-мм «автомата» под более мощный выстрел и 40-мм орудия в духе «Бофорса». И также — под завязку.

Торпедные аппараты заменялись на одну счетверенную под германские 533-мм торпеды. Способную стрелять на оба борта. Плюс монтировались удобные салазки для сброса глубинных бомб.