— Ну, будет тебе. Чего разревелась-то?

— Ты простишь меня, дуру малахольную?

— Конечно, конечно прощаю. — поглаживая ее тихо произнес муж. Хотя сам едва сдержал тяжелый вздох. Ему и самому с ней не хотелось расходится. И он и сам не понимал, что на него такое там нашло. Словно красная пелена перед глазами. Никогда бы не подумал, что его это так сильно может зацепить…

[1] На самом деле и с британской, и с американской. Но последнее «светить» пока не стали из-за политической конъюнктуры.

Что за мир нас окружает? Сколько же умалишенных вокруг… а ведь как с ними весело!

Фаина Раневская

Глава 1

1927 год, июнь, 9. Москва

Фрунзе проводил до приемного отделения делегацию Украинской ССР, максимально тепло с ними распрощавшись. Хотя было видно — эта теплота наиграна. С обоих сторон.

И на то были веские причины. ОЧЕНЬ веские. Потому как Михаил Васильевич с самого начала своего обновления в конце 1925 года придерживался совершенно неприемлемой для них философии экономического развития СССР.

Суть ее сводилась к тому, чтобы в если не все, то почти все стратегически важные предприятия должны размещаться в так называемом «хартленде[1]». То есть, в глубине страны. А пограничные регионы — те самые национальные республики — развивать по остаточному принципу. С расположением там малозначительных предприятий, не завязанных на цепочки выпуска вооружений. Например, фабрики по изготовлению зубных щеток или консервные заводы. Сосредотачиваясь там исключительно на сырьевых объектах и лечебно-оздоровительном комплексе. Ну и на логистике, необходимой для как можно более быстрого развертывания воинских соединений и их снабжения.

За счет чего он планировал сформировать своеобразную жировую прослойку. Этакое «предполье», удар по которому мог быть неприятен, но на боеспособности СССР не сказывался.

Именно по этой причине он «зарезал» проект создания не только большой ГЭС на Днепре, но и металлургических предприятий. Пропустив только планы создания горно-обогатительных комбинатов в тех краях, работавших на угольных ТЭС. Продукцию же их переработки должно было везти на заводы уже в глубине Союза, где и использовать для выплавки металлов.

И так было буквально во всем.

Что с каждым днем все сильнее и сильнее раздражало украинскую партийную организацию. Настолько, что начался даже шантаж — дескать — УССР отделится, если это не удовлетворят их желания.

Устный шантаж. Не более. Потому что они очень бдительно следили за развертыванием частей постоянной готовности. И не питали иллюзий — в случае — если они дернутся, им просто сломают лицо и силой оставят в Союзе. Причем совершенно не ясно на каких условиях. Так что дальше раздраженной болтовни и криков дело не доходило. Ровно до того момента, как Фрунзе заключил контракт с германской компанией Blohm & Voss. Их терпение подошло к концу. И они отправились большой делегацией к нему договариваться. Ведь вместо модернизации Николаевских верфей Михаил Васильевич продавил создания большого современного судостроительного предприятия в Новороссийске. Ориентированного как на постройку новых кораблей, так и на их ремонт. В том числе с сухим доком, позволяющим вместить «дуры» до 250 метров длинной. Так сказать — на вырост.

Николаеву же и Одессе отводилась в новой парадигме совсем иная роль. Они должно были стать крупными центрами рыболовства, рыбной переработки и профильного судоремонта. Ну и, само собой, развиваться как торговые порты, ориентированные на работу с развиваемыми Фрунзе контейнерами. Кстати, не только они. Контейнеры продолжали с жестким и упорным волюнтаризмом вводится в целом по Союзу.

Параллельно строился трубопровод из Баку в Батуми для организации масштабного экспорта нефти. Он и в оригинальной истории начал возводиться в 1927 году, а тут — уже в 1926 и с куда большим размахом и энтузиазмом. Также, с закупкой труб в Германии[2].

Это была вторая линия.

Первую построили еще в царские времена и ее катастрофически не хватало. Михаил Васильевич, решая большие вопросы, связанные с промышленным развитием СССР, нуждался в наполнении бюджета. Валютой. Чтобы закупать различное оборудование. Поэтому упорно искал разные варианты. Тут и, фактически, ограбление Коминтерна. Ведь Дзержинский охотно выделял конфискованные деньги на финансирование промышленных проектов. И оптимизация внутренних производств с целью снижения издержек и выделения дополнительных ресурсов на внешние закупки. И вывод финансирования ряда внутренних строительных проектов на разного рода фиатные деньги, предназначенные для употребления только в границах СССР. И начало нарастающего реэкспорты сырья из Ирана по Каспийско-Волжской транспортной магистрали. И вот такими экспортными проектами. В перспективе, конечно, очень вкусным делом виделась торговля дешевым оружием. Но пока приходилось делать ставку на нефть и древесину, вывоз которых нарастал по настоянию наркома по военным и морским делам. И не только вывоз, но и добыча.

Михаил Васильевич прекрасно знал геополитический расклад по нефти на 20-30-е годы. Помнил еще с того времени, когда изучал индустриализацию Союза. И общей парадигмой там было то, что цена все эти годы держалась в районе 1 доллара за баррель[3]. Плюс-минус. В начале 30-х немного просела, но все равно — находилась в этом диапазоне. Да и потом, оставалась до 60-х в диапазоне «чуть за 1 доллар». А это уже позволяло планировать некий бизнес-план. Достаточно, кстати, удобный для подсчета. 1 миллион тонн нефти — это 7,3 миллиона баррелей, то есть, долларов. Или чуть за 14 миллионов рублей в курсах 1926-ого года.[4]

Добыча нефти развивалась достаточно бурно.

В 1924 — 7,1 миллионов тонн, а в 1926 — 10,3. Причем это — восстановительный рост. А потом должен был начаться настоящий. И, насколько Фрунзе знал, к тому же 1934 году СССР пробьет отметку добычи в 24 миллиона тонн. И это при том, что эту отрасль особенно и не развивали. Скорее не мешали. Так как нефтедобыча в те годы в Бакинском районе была крайне простой и дешевой.

При всем при этом экспорт был ничтожен.

В 1926 году он составил только 0,16 миллионов тонн нефти и 1,9 миллионов тонн нефтепродуктов. И такой перекос был связан с тем, что нефтепровод Баку-Батуми был керосиновым. И собственно керосин по нему и вывозили.

Михаил Васильевич планировал в корне и в самые сжатые сроки перестроить эту отрасль. Планируя выйти к 1929 году на экспорт в 10 миллионов тонн нефти или нефтяных продуктов. Ориентируясь на поставки в Европу. Что и влекло за собой совершенно иную конфигурацию развития Черноморского побережья. Даже безотносительно продвигаемой им общей стратегии. Что еще сильнее ударило по УССР.

И украинская компартия решила пойти ва-банк.

Ну… настолько это было возможно.

Прибыла с большим количеством подарков и посулов. И все для того — чтобы Фрунзе прекратил уже их дискриминировать. Одаривали его всяким привычным в таких делах. Оружием красивым и прочими сувенирными безделицами. Коня привезли. Породистого. Просто загляденье. Псов ему под стать. Ну и так далее. Нарком даже с ходу не мог оценить сколько стоят все эти подарки. Один миллион? Два? Три? Ну так они и дальше шли, намекая даже на большие суммы, которые тот сможет получить в частном порядке. Например, сообщив также, что его книга «Сказки на ночь» поступила во все книжные магазины УССР и активно продается. Так-то нечего. Но ему «подмигнули», указав, что объемы продаж будут завышены и, как следствие, он получит куда больший гонорар, чем рассчитывал…

Нарком в своей прошлой жизни никогда с таким не сталкивался. Да, иногда приходилось брать, чтобы не провоцировать на более резкие шаги. Но ТАКОГО…

Причем в делегацию, кроме действительно нужных и важных людей во главе с Чубарем включили приличную группу «активисток». Очень красивых. На любой вкус и цвет. С явным намеком на «сотрудничество». Ведь нарком женился на молодой, красивой женщине, старше которой он был более чем на десять лет. То есть, в определенных кругах считался большим ценителем женской красоты и юности. Вот и решили, прощупать почву. Чтобы через любовницу получить какой-никакой, а рычаг влияния.